Расслоение. Историческая хроника народной жизни в двух книгах и шести частях 1947—1965 - Владимир Владыкин

– А мне там делать нечего! – резко сказал Хрущёв. – Ты только подумай: заявимся, и что хозяин скажет: «Заговорщики, негодяи, оклеветали моего преемника! Я так и знал, что так и будет…» А я считаю, он его выбрал, потому что не стало Жданова. Почему выбрал не тебя? Все думали, что его преемником быть тебе! А с другой стороны, может статься, он нас проверял: как мы себя поведём? Я его глаза видел: ядовитые! Чуть сквозь землю не провалился… Доводов хоть и много, а может, не поверить! Любимец ведь! Чёрт бы его побрал! Ни один экономист не был им отмечен премией, это тебе о чём-то говорит?

– Оказывается, ты ещё и трус. Сам меня настроил, а теперь в кусты бежать?

– Берия и Игнатьев, ты представляешь себе такую связку, когда уберём Абакумова? У него Берия был, Лазарь Моисеевич тебе говорил, как он его принял? Не поверил!..

Маленков хитро, на манеру Хрущёва, усмехнулся, а тот недоверчиво смотрел на того, щуря недовольно, с подозрительностью глаза.

– Ну что? Какие доказательства у тебя на руках? Ох, вижу, вижу! – погрозил он шутливо пальцем, – Маленков исподлобья посмотрел, как это делал Берия, но промолчал.

Они напоследок беседы условились на дальнейшие действия и поменьше встречаться, чтобы об их встречах не донесли хозяину. Берия потом рассказывал, как Сталин после вечеринки, как-то нахмурился, и, точно забывшись, что находится среди своего окружения, проговорил тихо: «Никому не верю и себе не верю, пропащий я человек!»

Хрущёв из всей четвёртки действительно обладал прозорливой хваткой, умея предвидеть наперёд ход событий, умея просчитывать ходы, как шахматист, чем Маленков не отличался. Берия же считался расчётливым, тонким стратегом; это он предложил сменить охрану в кремле и на даче, убрать секретаря Поскрёбышева, сестру-хозяйку. Но своим конечным планом с Маленковым и Хрущёвым, а тем более с Булганиным не обмолвился ни разу, а лишь говорил, что он ни за кого не ручается, а только верит себе. Берия, чтобы ни делал, все свои действия подчинял защите себя, своего окружения. Но когда Абакумов слетел, он чуть было и сам не поплатился, сумев, однако, выкрутиться, обвинив своего бывшего зама по госбезопасности в связях с Молотовым и молодёжными сионистскими организациями.

– Жора, что ты натворил! – первое, что проговорил Берия, когда встретился с Маленковым.

– Ты мне предъявляешь обвинение? – вскричал Георгий Максимилианович.– Это я должен тебя… Ты с Абакумовым тормозил дело врачей! Мне хозяин говорил постоянно, что с Вознесенским круто поступили, вы его погубили. Кто ему будет планы составлять? Я сам видел папку, он на ней написал крупно: «Не верю!» Пришлось ему твою фальшивку о пропавших секретных документах подсунуть. Тогда опять он засомневался. И тебя в один узел с Абакумовым связал одним поясом. Так что теперь держись, Лаврентий! – усмехнулся сквозь напряжённую строгость Маленков. И Берия заметил, как у Георгия побелели крылья носа, как заблестели холодно глаза, отчего Лаврентий Павлович побледнел.

– Документы были не выкрадены, а проданы этим негодяем! – закричал исступлённо Берия. – А с Абакумовым ты меня не смешивай! Хочешь потопить? Не выйдет!

– Он же твой человек. Я его не приводил. Ты же его из Ростова вытащил? Покровительствовал ему как палач и бабник. Вы же с ним вместе привозили женщин…

– Да ну что ты городишь, какие женщины? Это Виктора из-за шлюх сослали в 1934 году. А я был в Грузии. Так что не надо путать божий дар с яичницей. И осторожней на поворотах. Что это с тобой? Мы же друзья, или забыл, как я тебе помогал вычищать авгиевы конюшни?

– Ладно, не кипятись! Но ты разве не понимаешь, что Абакумов для нас может стать камнем преткновения? Его надо было упрятать. Игнатьева поставим. Кстати, Абакумов пытался обелить Вознесенского. Оба чистоплюи, щеголи! Он мне раз говорит: «Не простит нам хозяин за Николая…».

Берия почесал затылок, блеснули стёкла пенсне, потупил задумчиво взор, поджав губы, махнул резко рукой.

– Жора, убедил! Но ты тоже хорош, пугать меня вздумал? Я когда кого-нибудь боялся? И мы не должны друг друга… под монастырь подводить. Запомни: хозяин всех нас держит под подозрением, он умеет терпеть, собирать компромат. Когда-нибудь у него в голове зайдут шарики за ролики и он всё припомнит. Он это умеет делать хорошо!

– Я его держу вот здесь! – Маленков сжал кулак. – Он мне пока верит.

– Да мне тоже верит. Но всё время долго буравит меня своими крапчатыми глазами. Ты знаешь, что я увидел в них?

– Что, безумие?

– Нет… жёлтый огонь! Всё в нём кипит. Мне это не нравится. Надо что-то предпринять срочно. И потом эта его баба… опять с ним. А то уже можно было бы… кончать, не то он нас кончит. Никита мне уже говорил. А сам пальцем не пошевелит, только со своей Ниной по театрам разъезжает. И Коля Булганин с ними…

– Брось сплетни слушать! Пусть развлекается. Никита всегда вовремя руки умоет. Почему подполковник М.Д.Рюмин в обход нас хозяину донос подсунул на… своего начальника? – подобострастно спросил Маленков.

– Ты у кого интересуешься? У меня? Ох, и хитёр Петрушка! Рюмину кто-то должность посулил. Вот он и расстарался. За эти годы он быстро пошёл в гору. Помню, был лейтенант, его вместо Абакумова поставят! – Берия хитро глянул на Маленкова.

– Доносчику первый кнут! Нам нужней Семён. И ты его аттестуешь Кобе как надо, по всей форме.

– А чем Рюмин не подходит?

– Не прикидывайся, Лавр, всё ты понимаешь. А Рюмина… я бы сам к стене. Опасны такие угодливые подчинённые.

В связи с арестом Абакумова Сталин тогда вызывал Берию.

– Лаврентий, мы тебе верили, – Сталин сделал паузу, взглядом кольнул того и медленно продолжал: – Верили, что ты не с Абакумовым, а нам говорят, что ты ему подсказывал, как надо вести дело врачей. Не вести, а тормозить и забалтывать. Што ты на это скажешь нам?

– Товарищ Сталин, я никогда не слушаю, не читаю клевету. Зачем мне Абакумов? Я как узнал, что он пытал подследственных, хотел его выгнать. Но меня самого перевели на другую работу по моей просьбе. Так писали газеты. Зачем пособничать головорезу. Он к тому же руководил СМЕРШем. Я о нём совсем другое слышал, что он меня подсиживал. Вот, дескать, и сел на твоё место…

– А не Семён ли Круглов тебя сменил, – напомнил Сталин. – Быстро ты что-то память растерял! У Абакумова, мне сказали, были связи с еврейским комитетом. Были женщины-еврейки, которых опекал… И у тебя была некая… – Сталин посмотрел в глаза Берии, которые сохраняли ровный блеск пенсне, он даже в лице не переменился…

– Зачем под меня копают? – пожал он плечами, разводя руки в стороны. – А я скажу – боятся, что есть данные недоброжелателей. Всех знаю! И вам охранник Власик привёл врачей, например, Виноградова, поставлял плохие лекарства. Вам сказали, что Истомина у Власика была, это же я вам сказал. А лекарства, говорила, проверяла. А Поскрёбышев… зачем к нему зачастили послы недружественных нам стран? Власик раздаривал рыбные деликатесы. Это я вам тоже уже говорил. А вы их всё равно при себе держали…

– Ты за себя отвечай, Лаврентий! А мы с ними разберёмся, – повысил тон Сталин, но было видно, что это вождю давалось уже с трудом. Он рукой взялся за грудь ближе к шее.

– Товарищ Сталин, что с вами? – неподдельно повысил тон Берия и невольно подался к нему. Но Сталин рукой показал, чтобы тот не двигался и стоял на месте…

– Ничего… сейчас пройдёт, мы перетрудились… ну… хорошо, ступай себе, Лаврентий, – сказал Сталин.

Недомогание вождя спасло Берию. На следующий день Сталин уже не вспоминал этот разговор, словно его не состоялось. И напрасно. Но, видно, память ускользала, не сосредотачивала на том, что его беспокоило, то есть возня вокруг него ближайшего окружения, срабатывала защитная реакция организма на воздействия неприятных ему соратников. И вместе с тем он охотно передоверял им свои дела. А он даже не догадывался, что им того было и надо, то есть оттеснять его от управления страной. Выходило, что Сталин терял память почти ежечасно. Вид его лица был несвежим; за последние два года он сильно сдал. После того, как он бросил курить, первое время не расставался с холодной трубкой; иногда даже нюхал любимый табак «Герцеговина Флора», ароматный запах которого вызывал у него на время приступы тоски. Когда был относительно здоров, полон жизненных сил и деятельной энергии, тогда он помнил всех приходивших на приём по имени и отчеству, знал об их успехах и промахах, знал также их личную жизнь…

Однако после последней встречи со Сталиным Берия стал углублённо задумчивым и даже несколько рассеянным. Но в отличие от одряхлевшего Сталина Берия находился в прекрасной форме, обладая удивительной способностью исполнять почти одновременно разные обязанности. Он по-прежнему курировал силовые ведомства и продолжал вмешиваться в науку и промышленные оборонные предприятия.