Против ветра! Русские против янки - Владимир Коваленко

Несколько часов — и она станет живым воплощением родного штата. Дух захватывает, как перед первым выходом в свет. Тогда все оказалось вовсе не так страшно… и не так восхитительно, как казалось из детства. Люди вокруг остались те же, лишь отношение изменилось. Общество стало внимательней и строже. Наверное, и теперь будет именно так.

Топот.

— Мисс Берта, это к вам.

А к кому еще может быть в этом доме посыльный с телеграфа? Да не городского, а заводской конторы?

— Мисс ла Уэрта… Я не виноват! Мне говорят, неотложно.

Просила — не беспокоить. Разве небо упадет на землю, а гром небесный поразит всех янки… Или, наоборот, враги войдут на улицы. Но вот — мальчишка стоит, сжимая в руках бланк. И он, конечно, не виноват. Зато те, кого она оставила на хозяйстве, получат головомойку.

Помнится, после гибели отца некоторые рвались в исполнительные директора. А как доходит до дела, так сколько ни инструктируй — и часу не обойтись без «мисс Ла».

Глаза привычно пробегают текст — с конца. Начало можно не читать, там могут быть одни эмоции, которых — спасибо Люси Пикенс — она боится пуще гремучей змеи в постели. Главное во всякой телеграмме — подпись. Под этой стоит: «Дж. Дж. Джонс». В памяти всплывает кургузый клетчатый пиджак, бесформенная шляпа, которую владелец отчего-то зовет стетсоном, дешевая сигара в уголке рта. Человек, который до войны прогорал три раза, из авантюризма. Во время — два, из патриотизма. В первый раз — от того, что обмундировал и вооружил батальон. Второй — построив обувную фабрику точно накануне падения Виксбурга. Янки захватили Миссисипи, и завод оказался без сырья: бычьи шкуры остались гнить в Техасе. На новое дело не нашлось ни цента. И что? В город приходит русская эскадра. И вот мистер Джонс меняет стетсон на морскую фуражку. Теперь он — лучший из толкачей «Александра Невского»!

Что такое толкач? Когда крейсер берет приз, он не может отправить его в Чарлстон — да и в любой другой порт Конфедерации. Блокада. Это крейсер может вырваться на свободу, а если в погребах есть снаряды с медными поясками — так помоги, Господи, тем, кто дерзнет загородить ему дорогу! Но тихоходный и безоружный транспорт будет перехвачен и снова вернется к врагу. А потому всякий приз ждет отмель вдали от порта. Скрип днища по песку или скрежет по камням — в самый прилив. Чтоб намертво. Чтоб — не снять. И в то самое мгновение, когда корабль, содрогнувшись, встает окончательно, заканчиваются полномочия призового экипажа и начинается работа толкача. Человека, который должен реализовать груз.

Он должен разгрузить корабль и снять с него все ценное раньше, чем янки сделают это невозможным. А потом продать. Награда — пятая часть стоимости добычи за вычетом накладных расходов. Много? А вы представьте: вы стоите на галечном пляже, мокрый до пояса. Один. За спиной у вас — похожая на дохлого кита туша, которая завоняет порохом блокадной эскадры, если ее не разделать за несколько часов, да осознание того, что в случае провала второй попытки вам не предоставят. Джонсу — может быть, он продал десять кораблей, а кроме доверенности капитана на право спасения и распоряжения грузом, у него в карманах тугой кошель и револьвер Ле Мата. Так что толкач готов разбрасываться золотом и свинцом — в расчете на быстрый и богатый урожай.

Место? Любимое алексеевское: участок берега между Чарлстоном и Саванной. Здесь железная дорога идет практически параллельно берегу. Недостаток тоже есть: под боком Порт-Роял, угольная база северян. Но этот толкач — лучший. Так что шансы вытащить груз раньше, чем явится патрульный корабль, — хорошие. Главное, не упустить. В прошлый раз руду упустили. Правда, всего тысячу тонн, и железной.

Вот и до шапки дело дошло. Берта с трудом подавила вскрик. «Копии: Атланта, Огаста, Сельма, Ричмонд…» Ну, да. Толкач заинтересован в том, чтобы продать добычу подороже. Вот только меряться будут не только и не столько деньгами. В прошлый раз дело дошло до стрельбы. Правда — дуэльной. Инженер, которого послала Берта, всего лишь второй лейтенант. Из Огасты явился целый капитан, пусть и сухопутный. И отобрал груз как старший по званию. В ходе спора о грузе использовались выражения, которые мисс Ла пересказывать не стали. Достаточно было упомянуть, что после подобных выражений дуэль между джентльменами стала неизбежной. Увы, морской артиллерист проиграл, и очень некрасиво: срикошетившая от некстати подвернувшегося валуна пуля рассекла бедняге место немного пониже спины. Ничего страшного, только за чертежной доской ему неделю-другую не сидеть, да и наклоняться будет весьма болезненно.

Первая мысль — попросить брата. С трудом оторвавшиеся от чудесной — или ужасной? — бумаги глаза в надежде обратились к открывающему вид на гавань окну. Увы, короткий взгляд разрушил недостойное намерение перевалить работу на родные плечи. «Пальметто Стэйт» напоминает о своем существовании лишь столбами дыма на горизонте. Кого-то прикрывает. Проводы, встреча, минная постановка — какая разница? Пусть теперь в порту обитает четыре броненосца, а не один, как год назад, после гибели «Чикоры» — работы прибавилось. С тех пор как «Тредегар Айрон» принялась поставлять паровые машины и винты, верфи Чарлстона спускают каждую неделю по два небольших крейсера-прорывателя. Правительство Конфедерации не подписывало глупых европейских договоров о разоружении торговых судов. Так что всякий торговец теперь немного капер. Даже мистер Сторм озаботился установкой пары четырехдюймовок. Мало ли в море безоружных кораблей?

Но у маленьких корабликов обычно и добыча невелика. Другое дело — русский броненосный крейсер. Но даже «Александр Невский» меньше своей нынешней добычи. Британский пароход. Шесть тысяч тонн! А груз… Такой груз, что у девушки из хорошей семьи руки потеют!

Значит, и теперь молодчик из Огасты явится. И что, подобно Линкольну, перебирать командующих в поисках средства от страшного капитана, как янки — от Седого Лиса Ли? Но у северян всегда находится еще одна армия, а у нее нет второго медного корабля! Значит, ошибиться нельзя.

Правило, известное всякой юной леди, которая со временем станет хозяйкой. Желаешь, чтоб работа была выполнена хорошо и наверняка? Берись сама. Все остальное выйдет худо и неверно. Хорошо. Распоряжения арендовать пару платформ, пассажирский вагон и — шесть, не меньше! — вагонов для лошадей можно отдать уже сейчас. Но — кого отправить с поездом?

Уступить медь Огасте — вложить камень в протянутую руку. Сможет она смотреть в глаза Алексееву? «Веди своих людей на верную смерть — из-за того, что мне хотелось почестей». И не просто вложить камень, а еще и решить — который. Бессильное ядро или опасный снаряд прусской системы?

Но… что будет твориться после ее отказа? Берта на мгновение представила, как лучшие семьи города наскоро — до церемонии осталось часов пять — грызутся, выпихивая вперед дочерей. Как главным критерием становится возможность влезть в платье, которое она, Берта, уже никогда не наденет… Нет. Такого тоже допустить нельзя.

Из-под пера выскакивает торопливая, неряшливая строчка.

Записка. Той, которая способна разрешить и не такое. В руку посыльного — тяжелая монета.

— Это же бак!

Он не сказал — настоящий. Но довоенное серебро не узнать трудно.

— Твой. Но беги со всех ног.

Спустя несколько минут Люси Холкомб Пикенс получит записку:

«Не могу — медь. Прости, если можешь. Берта».

И это все о глупых мечтах, признании и славе!

Если дочь требует костюм для верховой езды, посылает на вокзал распоряжение подготовить вагоны и не забыть прибавить к поезду на Саванну второй локомотив — и какой-то вовсе секретный пакет коменданту, мать заметит. Попробует остановить. Как бумага — пулю, и масло — огонь.

— Но ма-а, если бы Тому Джексону представилась возможность разбить врага — неужели он не отложил бы награждение? А то и отменил. Как ты думаешь, если бы на третий день Геттисберга его пригласили на награждение в Ричмонд — что бы он выбрал? Вот и я думаю, что он повернулся бы спиной ко всей Конфедерации, а лицом — ко Кладбищенскому холму и пушкам янки. И вообще, может, без этой меди «Пальметто Стэйт» потопят!

Истинная правда. Но почему она сначала подумала о русском и только потом, подбирая аргумент для матери, вспомнила о брате? Заниматься самокопаниями — некогда. Нужно собираться. Тем более, кроме матери есть еще Джимс. То есть Джеймс Уэстон, конечно, — но свое имя дворецкий коверкает старательней, чем имена белых джентльменов. Куда более серьезное препятствие! Тень отца, как и она. Пусть желчная, косноязычная и темнокожая.

— Молодая хозяйка, вы что, одна в дорогу собрались?

Мать — просто хозяйка. Главная, когда нет мужчин. Но через неделю после того, как стало ясно — братья контору не примут, а завод в руках Берты ведет себя смирно, как хорошо объезженный конь, за очередным семейным ужином Джимс возник за спиной девушки. Точно так же, как годами стоял за плечом отца — что дома, что в гостях, не доверяя службу никакому лакею. Что он скажет — известно наперед. Потому ответ получает еще до вопроса.