Эль-Ниньо - Всеволод Бернштейн

На пути нам часто попадались свежесрубленные ветки. Хорхе впереди шагал без остановки и не оглядываясь. За последние сутки он шел по этому маршруту уже в третий раз. Первый раз ему с Манкевичем было гораздо тяжелее, дорогу приходилось прорубать в зарослях, зато дождь сутки назад был не такой сильный. Ветер гнал со стороны океана новые тучи. Раньше они цеплялись только за вершины, теперь горы почти полностью были скрыты свинцово-серой пеленой, которая сползала все ниже и ниже.

Лес доходил до скалистых подножий, а кое-где языками поднимался высоко вверх по лощинам и распадкам. Судя по старым завалам в лощинах, время от времени эти языки срывались вниз. Укрыться от таких срывов было негде — если понесет, то до самого океана.

К шести часам вечера мы вышли к водопаду. Перед нами с высоты многоэтажного дома низвергался поток коричневой воды. В воде мелькали ветки и обломки стволов поваленных деревьев.

— Куда теперь? — спросили мы Хорхе.

Он указал рукой на разлом в скале на высоте метров десяти от подножья. К разлому вел карниз, который едва угадывался на гладко-матовой, как корабельный борт, поверхности скалы. Карниз был длинным, он уходил влево метров на сто, туда, где на скалу наползал зеленый язык растительности.

— Сеньор Манкевич и Анна там? — уточнил я.

Индеец шмыгнул плоским носом и кивнул.

— Какого черта они туда залезли? — удивился Ваня.

— Может, от дождя спрятались, — предположил я. — Хорхе, ты можешь сходить за ними? Скажи, Костя и Ваня пришли. Костя и Ваня! Мы здесь подождем. Понимаешь?

Индеец понял. Он отрицательно помотал головой. Пальцем показал на меня, на Ваню, на себя, а потом на разлом.

— Говорит, всем вместе надо идти, — догадался Ваня. — А почему? Почему всем вместе, Хорхе?

Индеец снова показал на меня, Ваню, себя и разлом, выглядело, как детская считалочка.

— Что делать будем? — спросил меня Ваня.

— Полезли, — вздохнул я.

Карниз был узким, местами едва можно было поставить ступню. Двигаться приходилось, раскинув в стороны руки и прильнув всем телом к мокрой скале. После каждого шага, прижавшись к стенке щекой, я скашивал глаз вниз и высматривал, куда поставить ногу в следующий раз. Иногда казалось, что скала качается, как траулер. Ноги дрожали в коленках, зубы стучали, во рту появился металлический привкус. Изо всех сил я старался не думать о высоте, но это было невозможно. О чем думать? Об Анне. Она прошла по этому карнизу передо мной, тоже прижималась щекой к скале…

— Долго еще будешь со скалой обниматься! — крикнул мне Ваня. Они с Хорхе уже дожидались меня на площадке перед разломом. Площадка была довольно широкой, в разлом вел пологий спуск, а дальше — темнота.

— Эй! — крикнул Ваня в разлом. — Есть тут кто? Из-за грохота водопада даже я его едва слышал. Хорхе достал из своего рюкзака веревку, размотал ее и велел нам обвязаться. Первым в связке был я, затем Иван, индеец шел последним. Мы тронулись вниз. Под ногами шуршали мелкие камушки. Чем дальше мы продвигались вглубь разлома, тем явственнее становился этот звук, а грохот водопада, наоборот, стихал, постепенно превращаясь в монотонный гул. Стало темно, я включил фонарик. Рахитичное пятно электрического света прыгало в такт шагам по каменным стенам и растворялось впереди во мраке.

— Эй! — снова крикнул Ваня. Звук заглох в темноте и глухом грохоте. Уклон под ногами становился все круче, ноги начинали скользить по осыпавшимся камушкам. Это было даже забавно, делаешь один шаг, а соскальзываешь на два. Веревка натягивалась, и сверху доносилось ворчание Вани «куда ты так разогнался!?». Земля под ногами пошла круто вниз, камушки тронулись целым пластом, как снежная лавина. Я успел развернуться и упал на живот, лихорадочно шаря руками, за что бы зацепиться. Но вокруг были только камни, которые скользили вниз вместе со мной.

— Держись! — крикнул я Ване.

Мягкое скольжение становилось все быстрее, уклон все круче, я летел в галечном вихре. В какой-то момент я почувствовал, что уже не скольжу, а падаю куда-то в абсолютной темноте. «Снег!» — успел я выкрикнуть спасительное слово и приземлился на кучу гальки. «Сработало!» — подумал я, и в следующую секунду мне на голову обрушился Иван. Кажется, я даже на мгновение потерял сознание, но тут же очнулся и начал, лихорадочно работая руками, сползать с кучи — падения сверху Хорхе я мог бы не пережить. Однако Хорхе не прилетел. Несколько секунд я сидел в полной темноте и тишине, нарушаемой лишь далеким грохотом водопада. Справа от меня раздался щелчок, и в лицо ударил луч фонарика.

— Костя? — услышал я удивленный голос Анны. — Что ты тут делаешь?

— Вас спасаем, — ответил за меня кок. — Эй, Хорхе! — крикнул он наверх. — Спускай веревку! Хорхе! — Иван распутал нашу страховку. — Порвалась! — он показал мне оборванный конец.

— Не порвалась, а перерезана, — раздался невозмутимый голос. Манкевич выдвинулся из темноты, как привидение.

— Как перерезана? Кем?

— Хорхе, — ответил Манкевич. — Напрасно вы его зовете. Он не ответит. Вчера его брат Хесус точно так же перерезал нашу веревку.

— Зачем? Что это значит?

— Это значит, что мы в ловушке, — сказал поляк. — Как ваши лангусты. Непонятно только, зачем они вас сюда затащили.

— Никто нас не затащил, мы сами пришли. А теперь надо скорее выбираться отсюда, в горах опасно, сель может сойти. И потом Дед там, надо траулер снимать…

— Опять снимать? — усмехнулся Манкевич. — Вы же его, как это… уронили…

— Да ерунда это, в порядке траулер.

— А, — протянул Манкевич. — Тогда это все объясняет.

— Что объясняет?

— Леон решил все-таки забрать ваш траулер, вот он и убрал вас подальше. С одним механиком ему проще справиться, чем с вами троими. Вы и вправду сами вызвались нас искать? Какой подарок Леону!

— Траулер хотел забрать не Леон, а полицейский, сеньор Камачо, — напомнил Ваня.

— Они заодно. Тут все заодно. Хорхе и Хесус — люди Леона, а нам дал их Камачо, сказал, что это лучшие проводники. Вот эти проводники и завели нас сюда. И все-таки, — Манкевич замялся, — зачем вы пошли за нами?

Видно, что короткое Ванино объяснение его не устроило.

— Там снаружи дождь уже вторые сутки, — сказал я. — Вы ушли, никого не предупредили, индеец сказал, в горы пошли, в горах нельзя в такую погоду. Может сель сойти, опасно. Надо скорее выбираться отсюда!

— Выбираться — это легко говорить, — пробормотал Манкевич.

Пещера и вправду напоминала ловушку для лангустов. Долгий пологий уклон от входа, потом резкий обрыв. Плюс сыпучая галька, устоять на которой невозможно. Обрыв был высокий, метров пять, от тяжелых увечий при падении нас спасло только то, что внизу была куча осыпавшейся гальки. Мы оказались на пятачке размером с небольшую комнату, с трех сторон нас окружали отвесные стены, они сходились вверху наподобие свода, очень высоко, луч фонарика не доставал туда. Под ногами была вода, немного, по щиколотку.

— Мда, попали! — произнес Ваня. Он попросил фонарик у Манкевича, обошел пещеру по периметру, ощупывая стены, в некоторых местах даже стучал кулаком и прислушивался. — Глухо, — заключил он, усаживаясь на кучу рядом с Манкевичем. Возвращая фонарик, он как бы в шутку посветил поляку в лицо. — А вас-то сюда как занесло, а?

Недовольный Манкевич заслонился рукой от света и почти вырвал фонарик из рук Вани.

— Занесло? Это я не понимаю!

— Мы пришли сюда вас спасать, — объяснил Ваня. — А вот вы зачем сюда пришли, можно полюбопытствовать?

— Я никого не просил меня спасать! — с раздражением произнес Манкевич.

— Спасают тут вообще-то не вас, — Ваня подмигнул мне. — Прекрати! — одернул я его.

— А что такого? — не унимался Ваня. — Просто интересуюсь. У людей экспедиция, люди живут интересной жизнью. Эльдорадо ищут. Вы ведь Эльдорадо ищете? — он снова повернулся к Манкевичу. — Раз вы еще и книги про это пишете, значит, это не секрет. Или секрет? Если секрет, так и скажите, я не буду ничего спрашивать.

Манкевич понял, что от Вани так просто не отделаешься. — Это не секрет, — сказал он так, как разговаривают с детьми. — Обещаю вам все подробно рассказать, как только мы выберемся отсюда.

— И вправду, Ваня, — сказал я. — Давай потом.

— Зачем же потом?! — воскликнул Иван. — Почему не сейчас? Коротко, в двух словах…

— В двух словах нельзя, — сказал Манкевич. — Нужно много рассказать. Эльдорадо — это очень старая легенда, пятьсот лет прошло…

— Может, не пятьсот, а поменьше? — неожиданно перебил его Ваня. — Может, пятьдесят лет? У меня вот тут бумажечка завалялась, — Ваня достал из кармана и протянул Манкевичу сложенный листок.

Поляк направил на листок луч фонарика и развернул его. Я заметил на верху машинописной страницы фашистского орла и свастику.