Свободный Волк - Марина Казанцева

Едва занялся рассвет, их выгнали на площадь перед бараком. Множество народа. Здесь были и крестьяне в синих рабочих комбинезонах, потерявшие свое имущество и попавшие в долги. Были служащие. Было много приезжих в самых разных нарядах, от блестящих камзолов до грязных маек. В Терте не было ни нищих, ни попрошаек, ни бродяг. Система отстойников исправно поглощала все, что мало-мальски выпадало за допустимые пределы состоятельности. За три дня пребывания в бараке Стайс выслушал немало признаний. В обычной жизни любой гражданин Терты избегает жалоб на свои проблемы, чтобы не попасть под внимание фискальных органов. Но, попав в барак, он теряет все свои права и утрачивает похвальную привычку к скрытности. Знакомства здесь недолги — обычно мельница общественного отстойника работает быстро. Тратить средства на кормежку неработающих масс слишком дорогое удовольствие, поэтому следственный отдел работает быстро и эффективно. На второй же день их всех вызвали к дознавателям. Каждый попал в маленькую изолированную камеру. За небьющимся стеклом сидел человек и задавал вопросы. Наличие документов ускоряло дело.

— Тысяча галеманов штрафа. Платить будешь? Деньги есть?

— Нет.

— Поручитель есть?

— Нет.

И Стайс немедленно был отправлен в другой барак. Вскоре за ним последовал и Мосик. Потом прибыла Гвен, и последней явилась Мона. В новом бараке их встретили многие из прежних знакомых, снова началась дележка мест.

— Почему ты не сказала, что у тебя есть поручитель?! — накинулась на Мону Гвен. — Ты вытащила бы Мосика.

— Я со Стайсом! — ответил Мосик.

— А я с Мосиком! — последовал ответ от Моны.

— Тьфу, дура! — с досадой плюнул тот. — Шла бы к папе!

— Идиотка! — бросила ей Гвен. — Пойдешь в бордель, как я.

На следующее утро Стайс увидел Гвендалин с коротко обрезанными волосами. На досках нар лежали пряди длинных черных волос. Она обкромсала себя и стала похожа на подростка.

Попасть в бордель считалось среди заключенных женщин большой удачей. Брали только молодых и привлекательных, поэтому отказ Гвен пойти на новую работу вызвал у чиновника раздражение, и он быстро зачислил ее в группу, готовящуюся к отправке на рудники.

— Меня отправляют на ферму! — со слезами кинулась Мона к Мосику.

— Господин конвоир! — крикнул Мосик охране. — У меня есть сведения, что у этой дамы имеется богатый поручитель! И был немедленно препровожден в канцелярию вместе с «дамой». Оттуда он вернулся довольный, словно кот, объевшийся сметаны.

— Кажется, девочка пристроена надолго! — с заговорщицким видом сообщил он Стайсу. Они втроем отправлялись на рудники, в Безумные Земли Себарии.

Их грузили вместе с многими другими заключенными в транспортный самолет. Кроме Гвен, женщин в партии рабочих не было. Каждого перед отправкой заковывали в ножные и ручные оковы и прицепляли к общей связке. Никакой спецовки им выдано не было — все шли в том, что на них было в момент задержания. Отстойник брал на себя расходы по содержанию и транспортировке заключенных, а спецодежда не относилась к области его интересов. Отстойник был таким же экономическим предприятием, как и добыча руды.

Стайс внимательно схватывал все, что могло бы помочь уяснить настоящий уровень технологии Терты. Его интересовало наличие электроники и ее характер.

Заключённых перевезли в закрытых грузовиках на аэродром. Его удивило то, что проверки на наличие скрытых в одежде устройств не последовало: Стайс опасался, что передатчик, вшитый в плечо, выдаст себя при прохождении через металлоискатель. Транспортная машина терков оказалась довольно примитивной. Сколько он ни смотрел, пока не обнаружил нигде солидных технологий.

Грузовик подкатили к самому люку грузоприемника, и заключенные выходили строем, нанизанные парами, словно жуки на спицу, на длинную металлическую цепь.

В самолете заключенные уселись по местам. Цепь, соединяющую всех в одну группу, не сняли — она легла в проходе между двумя рядами кресел.

Стайс посмотрел на Гвендалин. Девушка казалась бледной, но спокойной. И Стайс вдруг подумал с тревогой, что она, пожалуй, будет подвергаться домогательствам со стороны охраны, да и на месте ей не гарантировано спокойствие. Ему казалось, что это он виноват в том, что Гвен втянулась в эту совершенно лишнюю для нее одиссею. За прошедшие два месяца со дня их знакомства ему казалось, что они путешествуют вместе гораздо дольше. За все это время он не пытался как-то к ней приблизиться, не желая обременять себя связью, ему не нужной. Играть же с Гвендалин в легкие отношения ему казалось странным. Не та она.

Странно, что и девушка не пыталась сблизиться с ним. Хотя, если подумать, какая ей необходимость тащиться с ними через все невзгоды, выпадающие на долю двух бродяг? Гвен все время выдерживала нейтралитет. Она казалась другом, равноправным членом их компании. Даже Мосик ни разу не поднимал вопроса о ее отставке. Иногда Стайсу казалось, что она сама что-то ищет. Хотя, может, эта жизненная непределенность и является основным мотивом для многих жителей малых стран. Их всех искусственно загнали в такие же отстойники, как тот, в котором они пробыли почти неделю.

Общество, в котором они жили, было неизбежно деформировано во всех своих проявлениях, отсюда возникало неестественно пренебрежительное отношение к жизни. Недаром его удивило, насколько легко Мосик, а потом и Гвен втянулись в поиск давно пропавшего торговца. Какое им-то дело до Ярса Стамайера?! А, тем не менее, в разных городах и странах, то и дело возникает разговор на эту тему. Про Летучего Барса сочиняются и пересказываются легенды. Его то начинают лихорадочно искать, то снова забывают о нем. Похоже, эта тема имеет какой-то болезненный интерес для жителей Ихобберы. Словно, он сказочный герой, который однажды проснется от своего долгого сна, выйдет из земли, заслоняя собой солнце, и размолотит все цепи, все затворы на планете. Накажет всех злодеев, освободит всех угнетенных.

— Смотреть вперед! — коротко прорычал Стайсу охранник. И он оторвался от тайны глаз Гвендалин.

Машина с громким гулом начала разбег. Турбины тянули воздух, пережигая топливо. В грузовом отсеке, где грузом, понятно, были заключенные, располагалось около трехсот человек. Все прикованы не только к цепи, но и к креслам. Мятеж на борту исключен: всё было хорошо продумано и практично исполнено. Никто не просился в туалет — те, кто не успели сделать это на земле, должны ходить под себя. Тот, кто испытывал проблемы со здоровьем, решал их сам. Никаких таблеток от головной боли. Их предупредили, что в обязанности охраны не входит беседа с заключенными. За разговоры полагалась пуля в лоб. Причин задавать вопросы в принципе быть не должно. Смерть в кресле списывалась на неизбежные убытки.

Стайс посмотрел на четверых рослых охранников в серой форме и бронежилетах, сидящих за металлической решеткой, отделяющей грузовой отсек от остальных помещений самолета. Сзади, как он заметил, еще одна такая же решетка, и за ней тоже люди в серых комбинезонах. Их лица покрыты красноватым загаром, щеки ввалившиеся, но больными они не выглядят, просто такой тип. И похожи друг на друга, словно братья. Похожими их делало одинаковое выражение лиц, словно вросшее в их щеки, крутые подбородки, нависшие лбы и небольшие глаза, ушедшие под брови. Бронежилеты со множеством накладных карманов придавали им солидности, делая и без того не слабую грудную клетку просто необъятной. Каски приплющивали покатые лбы. Оружие в руках, закованных в бронеперчатки, казалось совсем игрушечным. Ни один охранник не смотрел в глаза заключенным, их взгляд пронизывал сидящих, как пустое место. Нельзя отрицать: они были весьма внушительны и даже эффектны. «Да ведь парни рисуются!» — догадался Стайс.

И тут же, словно в ответ на его догадку, сидящий с автоматом охранник ввинтил взгляд прямо Стайсу в глаза. Его зрачки сузились и стали вертикальными. Радужка расширилась и пожелтела. Он приподнял губу, и обомлевший Стайс увидел клыки. Сидящий рядом человек едва слышно заскулил.

Тут Стайс увидел то, что все время упускал из виду: все охранники были шестипалы! «Иббы!» — пронеслось в его мозгу. — «Менталы!»

У охранника погасли глаза. Он с едва заметным удовлетворением отвел взгляд от Стайса и стал глядеть, как и все его собратья — сквозь заключённых.

Стайс рассеянным взглядом смотрел себе в колени. Он собрался и поспешно выстраивал, как мог, как его учили, ментальную защиту. Он вычищал свой мозг от всех мыслей. Он погасил с помощью программы адаптации эмоциональный уровень сознания. Он впадал в ментальный анабиоз. Он гриб. Он пень. Он пустое место. Он почти ничто.

Через несколько часов полета самолет пошел на снижение. Стайс определил это по ощущениям в ушах. Мозг отметил это автоматически. Больше никаких мыслей он позволить себе не мог. Он сидел и ждал, что будет. Никто не двигался.