Последняя тайна профессора - Николай Иванович Леонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Едва он произнес «грохнуло», как в тот же миг шагах в пяти от них с громким стуком на пол рухнуло вытесанное из столба подобие древнего языческого идола, обозначенное этикеткой как «Я-рыло». Падая, истукан разбил вылепленного из глины Чебурашку с телом крокодила Гены.
Вмиг побледневший Роман трясущимися губами кое-как произнес:
– Ч-ч-то это б-б-было? Это в‐вы? – Он со страхом взглянул на Вольнова.
– Нет, это не я! Это кто-то из ваших монтажников использовал для установки этого «Я-рыла» ненадежный кронштейн. И, вообще, очень небрежно выполнил работу по установке. Вот и все!
В этот момент к ним подбежали оба охранника, которые тоже были изрядно переполошены.
– Что случилось? Что тут произошло? – вразнобой затараторили они.
– Наверное, плохой кронштейн… – хлопая глазами, пояснил Шишкинец. – А может, полтергейст…
– Господа! – донесся со стороны чей-то голос. – Здравствуйте! Рад вас приветствовать. Прошу ко мне! Это… Парни, хватит кудахтать! Наведите-ка порядок…
Оглянувшись, опера увидели толстячка с большим круглым животом. Проследовав за ним в кабинет, визитеры первым делом поинтересовались, не знаком ли ему такой человек – Вадим Ешмалов, на что получили категорично отрицательный ответ.
– Вадим Ешмалов? Нет-нет, впервые слышу! – заявил он.
На показанном ему фото он также не опознал человека, снятого фотокамерой.
– Господа! – Янычарин изобразил руками широкий жест. – Я допускаю, что вы можете мне не поверить. Это и понятно – если этот человек, фотографию которого вы продемонстрировали мне, совершил какое-то серьезное правонарушение, то всякий, кто даже его знает, скорее всего, сказал бы то же самое: не видел, не знаю. Но я его действительно не видел ни разу в жизни. А потому, хоть сейчас готов пройти проверку на полиграфе.
Незаметно переглянувшись меж собой, опера молчаливо согласились – не врет.
– Хорошо, поверим вам без полиграфа… – холодновато произнес Гуров. – Но тогда скажите вот о чем… Давали ли вы поручение своим сотрудникам, каким-либо поклонникам… Э-э-э… «Современного искусства», каким-то еще людям, как на платной, так и безвозмездной основе, оскорблять в интернете академика Семигорова, который, насколько нам известно, такой тип «искусства» не жаловал?
– А, простите, я могу спросить, в связи с чем возник столь пристальный интерес силовых структур, в том числе и ФСБ, к авторам деяний, которые больше чем на хулиганство не тянут и наказуемы штрафом, пусть даже и крупным?
– Все очень просто: три дня назад академик Семигоров скоропостижно скончался. У него обширный инфаркт миокарда не совсем понятной этиологии. Не исключено, определенную роль в усугублении тяжести этого события могла сыграть психологическая атака сторонников этого «творчества». – Лев широким жестом повел рукой и вновь изучающе посмотрел на Янычарина.
На этот раз директор салона замялся.
– Мне очень жаль… – наконец глухо выдавил он. – Клянусь! Мне и в самом деле очень жаль! Ну что я могу сказать? Да, в кругу своих сотрудников я, случалось, давал академику… М-м-м… Не вполне позитивные оценки. Ну так нас тоже поймите: у меня из-за его статей столько выгодных сделок сорвалось! Но призывать кого-либо к тому, чтобы ученого публично оскорбляли и тем более на него покушались – такого не было! – Янычарин помотал рукой из стороны в сторону.
В этот момент запиликал телефон Гурова. Звонил старший опергруппы стажеров Вербянин. Он сообщил, что усилиями информационщиков были установлены личности негодяев, хамивших и угрожавших Семигорову.
– …Мы выехали по их домашним адресам и установили, что эти хамы – их всего оказалось пять человек, меж собой никак не связанные обычные отморозки. Каждый из этих граждан скрывался сразу под несколькими «никами», что создавало ощущение их многочисленности – ну, это обычный прием интернет-троллей.
– А что они представляют сами по себе как биологические особи? – уточнил Лев.
– Лев Иванович, это даже не шпана. Это слизняки, трусливые до такой степени, что двое из них при нашем появлении опорожнились в собственные штаны. Трое троллей – сопляки, которым около шестнадцати-семнадцати лет. Они хамили и угрожали академику из «чистой любви к искусству». Ну, они-то слышали, что «современное искусство» – чисто западный, так сказать, феномен. Вот и возомнили себя некими пассионариями и демиургами, отстаивающими «истинно общечеловеческие ценности», на которые покушаются «недалекие отечественные ретрограды». Еще двое – старые маразматики, которым далеко за семьдесят. Причем один из них – со справкой из психдиспансера. Эти, я так понял, просто дико завидовали своему сверстнику, который, в отличие от них, смог достичь в жизни чего-то очень значимого.
– Молодцы, ребята! Выражаю вам благодарность за отлично выполненную работу! – объявил Гуров.
Ответив по форме, как подобает при объявлении благодарности, Вербянин продолжил:
– Лев Иванович, по всем этим эпизодам мы составили протоколы. Скорее всего, сопливые хамы будут оштрафованы по решению суда.
– Ну, уже это неплохо!
– А с пенсионерами так… Одного прихватил сердечный приступ – вызвали ему «Скорую», он уж и плакал, и каялся, когда узнал, что Семигоров умер. А сын того, что со справкой, при нас разбил ноутбук своего папаши и пообещал, что у того теперь не будет даже телефона с интернетом.
Закончив разговор, Гуров взглянул в сторону Янычарина, внимательно наблюдавшего за ним, и негромко обронил:
– Повезло вам, гражданин Янычарин. На вас никто из интернет-хулиганов не указал. Но на будущее вам все же советовал бы быть сдержаннее в своих действиях и оценках. Все, до свидания.
– Слава богу! – облегченно вздохнул тот и размашисто перекрестился.
– Борис Эмильевич, вы верите в Бога? – шагнув следом за Гуровым к выходу из кабинета, иронично поинтересовался Вольнов.
– О-о-ой! Тут во что угодно поверишь! – утирая взмокший лоб, откликнулся Янычарин.
Пройдя вдоль экспонатов галереи бессмыслицы, кича и откровенного уродства, опера вышли на улицу. С наслаждением вдохнув свежий, прохладный ветерок, так не похожий на смрадновато-спертую атмосферу выставочного центра, Лев оглянулся и покрутил головой.
– Ну и дурдо-о-ом! Нет, что ни говори, но при Союзе не зря существовали худсоветы, не зря властвовала цензура. Так называемое «свободное самовыражение художника» в данном случае – никак не рождение каких-либо реальных шедевров, а шаг к полной деградации и идиотизации того, что называется искусством. Смотришь на этот декаданс и хочется плеваться!
– Лева! Слава
