Последняя тайна профессора - Николай Иванович Леонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Лева! И ты об этом молчал? – Александр укоризненно покачал головой. – Месть ученому за его публикации – это даже не мотив, а мотивище! А про выставочный зал на Синьковской я слышал. Есть такой! Ну что, махнем туда?
– Давайте съездим! – поддержал Гуров. – Только сначала я позвоню. Надо объявить в областной и федеральный розыск Ешмалова. И еще необходимо заглянуть в свою почту – Инна должна была прислать ссылку на статью академика о «современном искусстве».
– Нагружу-ка и я своих! – пробормотал Александр и, созвонившись со своим ведомством, поставил «контору» в известность о предполагаемой причастности Ешмалова к убийству Семигорова и необходимости его найти.
Тем временем, войдя с телефона в почту, Лев нашел файл, присланный Инной Семигоровой. Перейдя по ссылке, он открыл статью академика. Пробежав ее взглядом, Гуров перешел к комментариям. Это и в самом деле было нечто. Некий дегенерат с ником «Страус Пю», не стесняясь в выражениях, бранил «окаменевших динозавров», которые якобы, видя не дальше собственного носа, смеют порицать искусство, которому принадлежит будущее. Впрочем, ему самому был адресован ответ участницы дискуссии с ником «Комиссарша Вера», которая охарактеризовала «Страуса» как еще с младенчества хронически ушибленного головой.
«…Только полный имбецил может восхвалять то, что противоречит Мировой Гармонии, великому, вселенскому Золотому Сечению. Вынь свою тупую башку из песка и хоть немного ее подлечи!» – заключила «Комиссарша Вера».
Почти сразу же попался и комментарий, автор которого, назвавшийся «Васей Гейдрихом», открыто угрожал академику физической расправой. Как обещал явно раскипятившийся Гейдрих, при первой же встрече с академиком он выколет ему глаза и отрубит руки, чтобы тот больше уже никогда не смел своим «нечистым» взглядом касаться «шедевров, принадлежащих Вселенной» и чтобы не мог писать своих «лживых, критиканских статеек».
Гуров вкратце пересказал своим коллегам содержание прочитанного. И если Вольнов был несколько удивлен услышанным (что же это за озлобленные дегенераты из числа поклонников этого самого «современного искусства»?!), то Крячко вскипел, как перегретый чайник.
– Ну, не козлы ли эти «культур-халтурщики»?!! – вопросил он сам себя. – Лева, давай отправим эту ссылку нашим информационщикам, и пусть они немедленно найдут всех этих уродов! Пусть их, так сказать, материализуют! Ну, чтобы всю эту шушеру можно было хотя бы оштрафовать.
– Уже! – откликнулся Гуров и пояснил: – Минут через десять кое-какие результаты мне должны сбросить.
– А почему только оштрафовать? Их вполне можно привлечь и по серьезной статье УК… – деловито добавил Александр.
– Надо бы и нам это дело взять на контроль… Да, согласен, что сталинский вариант тотального надзора за людьми и репрессирование за каждое, даже случайное слово – это, конечно, жуткий перебор. Но есть и другая крайность – когда можно все, что и кому захочется. Когда нет никаких тормозов и ответственности, когда можно кому угодно хамить, кого угодно оскорблять, унижать… Это тоже, я бы сказал, настоящий беспредел. И я не знаю, чем нынешний либеральный террор лучше тогдашнего, тоталитарного?
– Это факт! – Лев закрыл страницу на дисплее смартфона. – У нас всегда так – из огня, да в полымя. Мы – страна крайностей. Ну что, здесь мы закончили? Едем на Синьковскую, знакомиться с «современным искусством»?
– По-ехали! – Крячко залихватски махнул рукой.
– Посмотрим, посмо-о-отрим… – Вольнов рассмеялся. – Заранее предвкушаю колоссальное «удовольствие» от знакомства с этой коллекцией дури и нелепиц!
Он оказался прав. Пройдя на выставку под видом обычных посетителей (билеты оказались не слишком дорогими – всего-то в пределах «пятихатки»), трио оперов начало ознакомление с ее «шедеврами». Первое, что им бросилось в глаза, – в выставочном зале было крайне малолюдно. Лишь кое-где виднелись фигуры зрителей, созерцающих те или иные образцы «современного искусства». В паре шагов от входа в зал приятели увидели перед собой жигулевский «движок» (самый заурядный, явно уже выработавший свой моторесурс). Двигатель был покрыт обычной технической грязью и маслом, а на его клапанной крышке высилась бутафорская царская корона. Покоилось это «чудо искусства» на металлической подставке, «украшенной» четырьмя бедренными человеческими костями. Поименовано оно было малопонятным словом «Жиго-зой».
– И как это следует понимать? – склонив голову набок и морщась, поинтересовался Станислав.
– Ну, у них же в ходу сплошные аллюзии, аллегории, сублимации и всякие там инсталляции… – смеясь, отмахнулся Вольнов. – Видимо, автор имел в виду то, что время властвования в России «Жигулей» можно сравнить лишь с целой геологической эпохой, наподобие мезозоя. Парни, вы лучше обратите внимание на цену экспоната: пять тысяч долларов! Обалдеть!
– Х-ха! Удивил! – Стас ткнул пальцем в экспонат, который представлял собой деревянное колесо от телеги, с прикованным к нему за рога двумя ржавыми амбарными замками черепом барана. – Вот, обратите внимание на этот идиотский бред, поименованный «Бар-тер», то есть «Бараний терминатор». Сорок тысяч баксов! Теперь я понимаю, из-за чего «культур-халтурщики» так злились на Семигорова. На кону – десятки тысяч баксов, а он своей критикой лишал их покупателей из числа богатеньких буратин с деревянными головами.
– Вот именно! – иронично обронил Александр, глядя на один из ближайших к ним «шедевров» – надувную секс-куклу, увешанную фаллоимитаторами. – Какой только дурак за этот бред сумасшедшего готов отдавать свои кровные?
– Кровные, то есть заработанные своим потом и кровью, за такую хреноту никто не отдаст! – с сарказмом рассмеялся Гуров. – На это дерьмо тратят лишь бабки, доставшиеся на халяву. То есть заработанные на биржевых спекуляциях, украденные из бюджета, полученные в виде взяток… По мне – так я бы и даром, и даже с приплатой не взял бы отсюда домой хоть гвоздь. Тут ощущение-то, как будто попал в какой-то склеп с развороченными гробами!
В этот момент откуда-то сбоку к операм вьюном приблизился «фигурной» женственной походочкой некий смазливенький «шнырек», в серебристо-сером костюме стиля «унисекс».
– Господа, я к вашим услугам! – вкрадчиво заговорил он с наиприятнейшей, приветливой улыбочкой, хотя в его глазах брезжила неприязнь. – Вы к нам впервые? Хотите просто ознакомиться с экспозицией или вас интересует что-то конкретное?
– А вы кто? Типа смотрителя? – прищурился Станислав.
– Моя должность – куратор выставки. Моя задача давать посетителям все необходимые пояснения. В частности, о художественной ценности экспонатов, о том, что именно они отображают… Ну и, понятное дело, о денежном эквиваленте экспонатов.
– Мы, наверное, сначала ознакомимся в общем и целом… – оглядевшись по сторонам, с многозначительно-важным
