Аль Капоне: Порядок вне закона - Екатерина Владимировна Глаголева

несколько ударов. Рефери был вынужден сам отвести Демпси в угол, и Танни выиграл на этом лишних пять секунд: фактически пролежав на полу 14 секунд, он поднялся на ноги, когда вернувшийся рефери досчитал до девяти. Демпси попытался вырубить Танни до конца раунда, но ему это не удалось. В восьмом раунде в нокдаун отправился уже Демпси; отсчёт времени начали сразу, не отправив его соперника в угол, однако Джек поднялся уже на счёт «раз». И всё же два финальных раунда выиграл Танни, сохранив за собой титул чемпиона мира в тяжёлом весе по единогласному решению судей. Впрочем, болельщики были с этим решением не согласны, Аль Капоне тоже. Джек Демпси после этого поражения ушёл из спорта.

Но вечеринка в отеле «Метрополь» состоялась. На ней действительно были все, включая знаменитую журнальную сплетницу из журнала «Хёрст» Луэллу Парсонс и спортивного обозревателя Ринга Ларднера. Как потом вспоминала подруга Лаки Лучано, знаменитая нью-йоркская «мадам» Полли Адлер[30], вечеринка продлилась «добрую неделю, шампанское и прочая выпивка лились Ниагарским водопадом... Среди гостей были юристы, политики и гангстеры со всей страны, пользовавшиеся его щедрым гостеприимством». По окончании вечеринки Фрэнки Йель вернулся в Нью-Йорк.

В Чикаго было всё спокойно целых восемь недель. Но в конце ноября Капоне узнал, что «нордсайдеры» не отказались от планов по его устранению. Новый игорный синдикат решил объединиться с «вестсайдерами» и выступить против Капоне широким фронтом: Айелло предоставлял деньги и бойцов, Джордж Моран, используя свои политические связи, обеспечивал прикрытие сверху, а переметнувшийся к нему Джек Зута разрабатывал стратегию. Последний, кстати, всегда утверждал, что деньги и мозги перевесят физическую силу. («Нордсайдеры» считали его трусом и презирали за это, однако не могли не признать, что котелок у него варит не хуже, чем у Джейка Гузика). Ну что ж, посмотрим, у кого больше первого, второго и третьего.

В полицию позвонил неизвестный и сообщил несколько адресов, по которым проживают наёмные убийцы. Полиция произвела облаву и арестовала киллера из Милуоки Анджело Ла Мантио и четверых бойцов Джо Айелло. Ла Мантио сознался, что Айелло нанял его для убийства Капоне и Ломбардо: автоматчики должны были устроить засаду напротив дома Ломбардо и магазина сигар, в который захаживал Аль. В итоге Айелло тоже арестовали и привезли в участок на Южной Кларк-стрит. Узнав об этом, Капоне отправил туда две дюжины бойцов: занять позицию поблизости от участка и ждать, когда Айелло выпустят. Ребята отправились на дело, не пряча оружие и не скрывая своих намерений. К участку тотчас слетелись журналисты и фотографы — посмотреть, как Айелло будут убивать. Устав ждать снаружи, Фрэнк Перри, Сэм Маркус и Луис Кампанья (Маленький Нью-Йорк) зашли в участок, где их сразу арестовали и посадили в камеру по соседству с Айелло. «Ты покойник, приятель, — сообщил ему Кампанья. — До конца улицы своими ногами не дойдёшь». Айелло стал умолять о пощаде, пообещал продать всё, что у него есть, и уехать из Чикаго вместе с семьёй, но Кампанья и слушать ничего не хотел: «Ты первый начал, грязная крыса!» Сжалились над Айелло блюстители закона (кто-то из них понял разговор на сицилийском диалекте): Джо сопроводил домой полицейский эскорт. Но на суд он явиться не смог: по заявлению его адвоката, у него случился нервный срыв. Айелло с братьями уехал в Трентон, штат Нью-Джерси, и там, успокоившись, продолжил плести свои козни.

Напуганный Зута спрятался в штате Огайо, бросив свои активы, находившиеся в «прифронтовой полосе» — севернее Тейлор-стрит. Эти заведения, а также собственность союзника Морана, Билли Скидмора, подверглись «бомбардировке». Зута лишился двоих людей; ударный отряд Капоне, усиленный бойцами из банды Вэлли, захватил его бордели и игорные дома в Вест-Сайде, поставив во главе округа ранее смещённых Майка Хейтлера и Джо Дженаро. Правда, некоторые игорные дома вскоре закрыла полиция...

Бёрнем

В монархической Франции человек неблагородного происхождения, приобретший земли с замком, становился не бароном или графом, а владельцем баронства или графства. Есть вещи, которые за деньги не купишь: «голубая кровь», репутация, славное имя... Американская политическая элита 1920-х годов немногим отличалась от италоамериканской мафии. В 1923 году в Гари, штат Индиана, должен был состояться громкий процесс над двумя десятками городских чиновников-коррупционеров, включая мэра, прокурора и шефа полиции, которые занимались бутлегерством не хуже гангстеров: конфискованное спиртное не выливали в сточную канаву, а реализовывали. Главным свидетелем обвинения выступал Каспаро Монти — «князёк» местной сицилийской диаспоры; он самоуверенно отказался от защиты, которую ему предложил федеральный прокурор, и за день до суда был застрелен на улице двумя неизвестными... И всё же политики и гангстеры принадлежали к разным социальным кастам: первые могли загородиться щитом закона или неприкосновенности, вторые — нет. (Роберт Джонсон, отсидев срок в тюрьме Атланты, в 1930 году был снова избран мэром Гари). Из первой группы можно было перейти во вторую, из второй в первую — никогда. Джим Колозимо убедился в этом на собственном горьком опыте.

Заискивая перед Капоне, чиновники и бизнесмены всё равно относились к нему как к человеку низшего сорта, этакому «мещанину во дворянстве». Конечно, в чём-то они были правы: Аль повторял ошибки всех нуворишей, выставляя своё богатство напоказ, вульгарно одеваясь и в буквальном смысле слова соря деньгами. Поэтому его стремление проникнуть в высшее общество порой смешило. Например, Аль любил оперу, особенно Верди, умел читать ноты, ходил на спектакли, а после них одаривал понравившихся ему певцов; у него дома была коллекция пластинок с записями Энрико Карузо и других великих исполнителей. Но в оперу он являлся с ордой вооружённых телохранителей (во время одного из театральных сезонов забронировал места в зале для тридцати восьми человек); двое из них во время спектакля стояли за кулисами, по обе стороны сцены, нервируя артистов. А зачем он купил концертный рояль и поставил его в гостиной своего дома на Прери-авеню? Играть на нём было некому: Мэтти и Мафальда учиться не желали, Сонни взял несколько уроков, но он не слышал левым ухом — какая уж тут музыка. Сам Аль, довольно хорошо певший оперные арии и мечтавший аккомпанировать себе на рояле, слишком редко бывал дома, чтобы освоить столь сложный инструмент; в итоге он подыгрывал себе на мандолине.

Возможно, он чувствовал себя в своей