Хроники российской Саньясы (Из жизни Российских мистиков - Мастеров и Учеников 1960-х - 1990-х) - Владислав Лебедько

Но, самое интересное, что если рассказать людям разгадку этого фокуса, то уже становится неинтересно и скучно. А уберите разгадку и получится круто: - "Вот это да! Вот это чернуха! Где такого дурика еще найдешь? Какофила, маньяка...".

Поэтому, из десятых уст получаешь иногда такое, что начинаешь вспоминать, - что же ты отмочил, а потом понимаешь, что да, без какой-то дополнительной информации действительно создается впечатление, что Иванов какой-то маньяк.

К примеру, у меня была такая ситуация. Когда я занимался журналистикой, мне, как журналисту, было интересно, - смогу ли я написать пятьдесят страниц на любую тему. И мне предложили знакомые, шутки ради, написать пятьдесят страниц восхваления Гитлера. И я написал. Такое восхваление! Причем, для этого понадобилось сатори. Даже современные фашисты, те, кто действительно это исповедует, не додумались бы до такой чернухи. Вот, например, одна из моих фраз: - "Ни в коем случае нельзя обожествлять фюрера, так как фюрер выше Бога!", - как, а![смеется). Дальше, в той же работе: - "Доказательство того, что фюрер выше Бога: еврейский Бог утверждал, что конец света будет в двухтысячном году; но вот пришел фюрер и отменил указ еврейского Бога. Поэтому - евреи не люди, а фюрер отменил указ еврейского Бога и мир спасен, и тысячелетний рейх объявлен! Фюрер подарил нам еще тысячу лет! Поэтому -Хайль Гитлер!", - и так далее.

И вот, я написал пятьдесят страниц такой чернухи. Естественно, если это расценить, не подумав, то можно решить, что я жуткий фашист и антисемит. А я просто смотрел уровень своего профессионализма - смогу ли я развить любую тему так, что будет видно, что я такой поклонник и фанатик этой темы, что дальше некуда. Я с этой задачей справился. И вот, иногда, в качестве хохмы, я это показываю друзьям, - читателя аж трясет. Взять этот текст, распечатать, подписать -Анатолий Иванов, и пустить в народ: - вы понимаете за кого меня примет человек, все это прочитавший? Особенно, если он -врач-психиатр! (Смеется). Поэтому, - какие только разговоры про меня не ходят.

А все это я к чему: я показываю вам пример, - как можно войти в состояние и создать реальный результат, например, пятьдесят страниц такого восхваления фюрера, что восхваление Христа у проповедника покажется по сравнению с ним жалким лепетом. Вот это и есть сатори! А состояние направляется на результат, - если я в журналистике профессионал, то могу одинаково блестяще писать на любую тему. Вот, как Ломоносову, например, было сказано: - написать оду царю. Он, будучи профессионалом, написал очень сильную оду.

Еще один случай, уже из другой "оперы". Дело было в походе. Мы идем с девушкой на байдарке. Девушка не умеет плавать. Идем мы по речке Шуя -это серьезная вещь. Я там раньше не был. Смотрю, - люди обносят какое-то место. Обычно обносят зверское место, потому что иначе - смерть, - байдарочники действительно часто гибнут. Они обносят километра за два до порогов и километра два - после. Я прикидываю: - четыре километра тащить все на себе. Не хочется! И я думаю: - "А дойду-ка я до самой гряды, там причалю к берегу, обнесу эту гряду, - полкилометра, а дальше снова спущусь на воду. Чего они все перестраховываются?" И я иду дальше. Девчонке ничего не сказал. И когда я подхожу к тому месту, где действительно пора причаливать, то вижу, что к берегу не причалить. Моих сил недостаточно. Эта вода может ломать бревна, крутить электростанции... Мне здесь не справиться. Я не рассчитал свои силы. Это смерть, - вот она впереди, -вон торчащие камни, водопад, - он падает на острые камни. Это - два трупа. Все это я прекрасно понимаю. В это время у меня возникает что-то - включается какое-то сверхвнимание. И я замечаю маленькую щель между камнями, где может пройти байдарка, и замечаю место впереди, под водопадом, куда может упасть байдарка. Но дальше, через двадцать сантиметров идет камень, - а это все на скорости. И я вижу, что от этого камня можно оттолкнуться. И вот, я разгоняю еще дополнительную скорость, - прыжок с водопада, - мы летим на тот камень, но я успеваю от него отвернуть... Это невозможно, понимаете? Мы проходим мимо! И, когда обалдевшая толпа, все это видевшая, подходит ко мне, когда мы уже причалили, - нас-то уже считали трупами, - я им говорю: - "Да элементарно! Я все время здесь хожу, а что?", - Я же не стану им рассказывать, что меня по глупости туда втянуло. Они меня зауважали - типа крутой! Было два варианта - иначе зауважали бы за то, что погиб. Но, за плечами у меня к тому времени было двадцать лет опыта, как байдарочника. То есть, сиди вместо меня человек, не имеющий никакого опыта, - вряд ли ему что-либо помогло. Скала с именами погибших возле этого порога красноречиво об этом говорит.

Вот вам пример сатори. Потому что задача была неразрешимая. Порог -могила.

Относительно всех этих состояний - сатори, самадхи, - наиболее опытные, образованные специалисты, например Судзуки, ссылаясь на кого-то из древних, писали, что настоящее самадхи и сатори возникают не на коврике. Самадхи на коврике, в медитации, - это еще не истинное самадхи. Настоящее самадхи проявляется в повседневной жизни, реализуется и имеет четкий объективный результат.

Глава 9

No20 (Владимир Донченко)

...И вот я в Киеве, у легендарного "Номера Двадцать", известного "деми-стификатора мистики", автора многочисленных самиздатовских текстов, которыми, с середины семидесятых годов, зачитывалось множество Искателей во всех регионах страны.

Киев, 26.01.1999.

Влад: - Почему вы решили встать на Путь?

N220: - Я не решил, так вышло. Особенность моего Пути состояла в том, что начался он непроизвольно. Оккультная литература, в которой упоминалось о Пути, попадала мне в руки и до того, но ничего ценного, кроме забавных словосочетаний, я в ней не находил. Я был насмешником, циником и весельчаком. А потом я на какое-то время был вырван из обычной своей среды обитания и... кое-что переживал. И когда затем в руки ко мне попали комментарии Рамачараки к "Свету на пути" Мабель Коллинз, я прочел там о себе - о том, что я переживал. Это было очень точное описание. Но, что было для меня самым важным и определило дальнейший путь, - мой опыт описывался не теми словами, которыми бы я описывал его сам. Вместе с тем не узнать его было невозможно: это был опыт тех же переживаний, описанный другим человеком. И это стало для меня ключевым открытием: непосредственный опыт может описываться по-разному. Я раз и навсегда усвоил, что интеллектуальные конструкции представляют собой не более (и не менее) чем средство организации и передачи опыта. Звучит вроде бы самоочевидно. На самом деле, однако, это довольно редкое постижение, - во всяком случае, я немногих духарей встречал, которые бы действительно понимали роль и место мысли. В большинстве своем они были жертвами каких-то ментальных фиксаций концепций, с которыми непроизвольно отождествляли свой опыт, - или страдали "детской болезнью левизны в дзен-буд-дизме", отрицая значение мысли вообще.

А потом я стал развивать успех.

В: - Успех?

No20: - Ну да. Для меня было несомненным, что я без всякой посторонней помощи сделал первые шаги по какому-то пути, который, оказывается, известен и описан.

В: - У вас был учитель?

No20: - Внешнего учителя не было, учитель был внутренний.

В: - Что это за внутренний учитель?

No20: - Я прочел о нем у того же Рамачараки. Какие-то стороны моего опыта описывались там в терминах "внутреннего учителя". Речь идет о возможности получать из глубины души неведомое тебе ранее знание, причем получать его в законченной, едва ли не афористичной форме. С таким учителем у меня были серьезные отношения, и все мои тексты были написаны с его помощью. Но благодаря изначальному постижению разницы между опытом и его концептуализацией, у меня это не приняло форму контактерства, вещания от имени потусторонней сущности.

В: - А как это у вас происходило?

No20: - Впадая в другую крайность - крайность объективизма, - можно сказать, что это был опыт сознательно-культивирующего отношения к интуиции. Говорят о бытовой интуиции, научной интуиции и т.п. Суть в том, что интуиция может давать ответы на любые действительно значимые для тебя вопросы. Для меня тогда самыми главным вопросом был вопрос о смысле жизни. Внешние, даваемые другими ответы я не ощущал таковыми, для меня это были просто слова. Гораздо интереснее было задавать этот вопрос самому себе: я не находил на него в себе не то что ответа, - никакого отклика вообще. Я ощущал лишь мягкое, гасящее звук молчание. Молчание это представлялось мне даже забавным: как же так, - задаешь вопрос, ну хоть бы эхо какое услышать! Полная тишина. Несмотря на это, от вопрошания я не отказывался. Равно как не отворачивался и от факта его безответности. Я ясно ощущал, как вопросы мои уходят куда-то в глубину; меня не покидало чувство, что там что-то есть. Я был открыт миру, принимал живое участие в молодежных тусовках, впитывал подобно губке жизненный опыт. Но все это происходило в присутствии и на фоне внутреннего молчания, - я все время краем уха прислушивался к нему. И, по-видимому, когда подошел срок, там, в глубине, все, что нужно, интегрировалось, и совершенно неожиданно для меня вышло на поверхность. Это случилось ночью, коща я ехал в поезде на третьей полке общего вагона. В мое сознание вошло слово. Смысл жизни оказался простым, как сибирский валенок.