Пассажир из Франкфурта - Агата Кристи

– Мы узнали об этом от вашего старого друга, профессор Шорхэм. Не от адмирала Бланта, он почти ничего не смог вспомнить, но от другого человека, с которым вы когда-то об этом говорили. От леди Матильды Клекхитон.

Мисс Ньюман снова повернулась к нему, наблюдая за движением губ. Она слегка улыбнулась:

– Ему казалось, что Матильда давным-давно умерла.

– Она еще очень даже жива. Именно она хотела, чтобы мы узнали об этом открытии профессора Шорхэма.

– Профессор Шорхэм вкратце расскажет вам о том, что вас интересует. Хотя он должен вас предупредить, что эти сведения будут для вас бесполезны. Все бумаги, формулы, расчеты и доказательства уничтожены. Но поскольку единственный способ ответить на ваши вопросы – это объяснить смысл проекта «Бенво», я могу вам довольно внятно объяснить, в чем он заключается. Вы знаете, для чего и зачем нужен газ, который использует полиция для разгона беснующихся толп, бурных демонстраций и так далее? Он вызывает приступ рыданий, жгучие слезы и воспаление гайморовых пазух.

– И это что-то в том же роде?

– Нет, ни в коем случае, но цель может быть той же самой. Ученым пришло в голову, что можно изменить не только основные человеческие реакции и чувства, но и свойства интеллекта. Можно изменить характер человека. Давно известны свойства афродизиаков: они вызывают сексуальное желание. Есть разные лекарства, газы, операции на железах, и они могут воздействовать на интеллект, усилить энергию, как после операции на щитовидной железе, и профессор Шорхэм хочет вам сказать, что существует возможность и существует способ изменить взгляды человека и, соответственно, его реакцию на людей и на жизнь в целом. Он может быть одержим жаждой насилия, быть патологически злобным, но под влиянием «Бенво» превратится совсем в другого человека. Он становится – для этого, по-моему, есть только одно слово, которое и заключено в названии проекта, – благожелательным. Он хочет приносить людям пользу. Он излучает доброту. Он ужасно боится причинить боль или страдания другим людям. «Бенво» может охватить большую территорию, воздействовать на сотни, тысячи людей, если его изготовить в достаточно больших количествах и разумно распределить.

– Как долго он действует? – поинтересовался полковник Манроу. – Сутки или дольше?

– Вы не понимаете, – ответила мисс Ньюман. – Он действует постоянно.

– Постоянно? То есть вы изменяете нрав человека, изменяете какой-то компонент, физический, конечно, компонент его существа, что приводит к коренному изменению его характера. Так эта перемена необратима? Вы не можете вернуть человека в прежнее состояние?

– Да. Вначале это открытие представляло скорее медицинский интерес, но профессор Шорхэм решил, что его можно использовать во время войны, массовых выступлений, мятежей, революций и анархии. Он не думал о нем как о чисто научном изобретении. Само по себе это средство не делает человека счастливым, а лишь порождает в нем огромное желание, чтобы другие были счастливы. Это ощущение, он говорит, испытывает в своей жизни каждый: страстное желание сделать кого-то, одного или многих, довольными, счастливыми и здоровыми. А поскольку люди способны испытывать и испытывают такое желание, значит, как мы оба думаем, в организме человека существует какой-то компонент, который за это желание «отвечает», и, если однажды «включить» этот компонент, он будет работать всегда.

– Поразительно, – произнес мистер Робинсон скорее задумчиво, чем восторженно. – Поразительно. Надо же, какое открытие… Какое средство можно запустить в действие, если… Но зачем?

Голова, покоящаяся на спинке кресла, медленно повернулась к мистеру Робинсону. Мисс Ньюман сказала:

– Он говорит, что вы поняли раньше остальных.

– Но ведь это же решает проблему, – сказал Джеймс Клик. – Это то, что нужно! Просто чудесно.

Его лицо выражало восторг.

Мисс Ньюман покачала головой:

– Проект «Бенво» не продается и не дарится. Он закрыт.

– Так вы говорите нам «нет»? – недоверчиво спросил полковник Манроу.

– Да. Профессор Шорхэм говорит «нет». Он решил, что этот проект против…

Она замолчала и обернулась к человеку в кресле. Он сделал странные движения головой и рукой и издал несколько гортанных звуков. Подождав, она продолжила:

– Он говорит, что испугался, памятуя об открытиях, которые наука даровала миру в эпоху ее триумфа. Чудо-лекарства, которые не всегда оказывались чудотворными; пенициллин, спасавший жизни и уносивший их; пересадка сердец, развеявшая иллюзии… Он жил во времена расщепления атомного ядра, появления нового смертоносного оружия. Он помнит трагедии радиоактивного заражения, загрязнение природы в результате новых промышленных открытий. Он боится того, что может натворить наука, если ее использовать в неблаговидных целях.

– Но в данном случае это же полезное средство! Оно полезно всем! – вскричал Манроу.

– Так было и с многими другими открытиями, которые всегда приветствовались как великое благо для человечества, как великое чудо. А потом выявлялись побочные эффекты и, что еще хуже, выяснялось, что иногда эти средства приносят не пользу, а несчастье. Поэтому он решил отказаться от завершения проекта. Он говорит… – Она стала читать по губам, а он кивнул в знак одобрения. – «Я удовлетворен проделанной работой, тем, что я совершил это открытие. Но я решил не доводить проект до практического использования. Его необходимо уничтожить. Поэтому он уничтожен. Так что мой ответ вам – „нет“. Не существует благожелательности, готовой к употреблению. Когда-то она имела шанс появиться, но теперь все формулы, все ноу-хау, мои записи и расчеты необходимых процедур погибли, превратились в пепел: я уничтожил дитя своего разума».

Роберт Шорхэм с трудом прохрипел:

– Я уничтожил дитя своего разума, и никто в мире не знает, как я пришел к своему открытию. Мне помогал один человек, но он умер от туберкулеза через год после того, как мы добились успеха. Вам придется уйти ни с чем. Я не могу вам помочь.

– Но ваши знания могли бы спасти мир!

Из кресла донесся странный звук. Это был смех, смех калеки.

– «Спасти мир!» Что за фраза! Именно этим и занимается ваша молодежь, как ей кажется! Они идут напролом, надеясь путем насилия и ненависти спасти мир. Но они не знают как! Им придется решить это самим, по велению собственного сердца и ума! Мы не можем предложить искусственный путь спасения мира. Нет. Искусственное великодушие? Искусственная доброта? Ничего подобного. Это не настоящее. Это ничего не даст. Это противно природе, самой сущности жизни… – И он медленно добавил: – Противно Богу. – Два последних слова прозвучали неожиданно отчетливо. Он оглядел своих слушателей; казалось, он молит их о понимании, но в то же время не надеется на него. – Я имел право уничтожить свое создание…

– Очень в этом сомневаюсь, – заявил мистер Робинсон. – Добытое наукой знание нельзя уничтожить.

– У вас есть право на собственное мнение, но непреложность факта вам придется признать.

– Нет, – с нажимом произнес мистер Робинсон.

Лиза Ньюман резко повернулась к нему:

– Что значит «нет»?

Ее глаза горели гневом. Красивая женщина, подумал мистер Робинсон. Женщина, которая, может быть, всю жизнь любила Роберта Шорхэма. Любила его, помогала ему в работе, а теперь жила рядом, помогая ему своим умом, даря ему чистейшую преданность без тени сожаления.

– Есть вещи, которые начинаешь понимать с возрастом, – сказал мистер Робинсон. – Не думаю, что я проживу долго. Прежде всего, я слишком много вешу… – Вздохнув, он оглядел себя. – Но я знаю некоторые вещи. Я прав, Шорхэм. И вам тоже придется признать, что я прав. Вы – честный человек. Вы не уничтожили бы свою работу. Вы просто не смогли бы заставить себя это сделать. Она где-то надежно спрятана и хранится под замком, может быть, даже не в этом доме. Думаю, хотя это только догадка, что ваши бумаги хранятся в каком-нибудь сейфе или в банке. И она тоже об этом знает. Вы ей доверяете. Она – единственный в мире человек, которому вы доверяете.

Шорхэм произнес, на этот раз почти отчетливо:

– Кто вы такой? Кто вы, черт возьми, такой?!

– Просто человек, который знает все о деньгах и о том, что с ними связано. О людях, их характерах, их повадках. Если бы вы захотели, то могли бы продолжить работу, которую прервали. Я не говорю, что вы могли бы заново проделать всю работу с нуля, но я думаю, что она, готовая, где-то лежит. Вы разъяснили нам свои взгляды, – продолжил мистер Робинсон. – Возможно, вы правы. Благо для человечества – вещь коварная. Бедный старый Беверидж, он хотел избавить людей от бедности, от страха, от чего бы там ни было, он думал, что создает рай на земле. Но рая не получилось, и вряд ли ваш «Бенво», или как там вы его называете, похож на патентованные консервы и создаст рай на земле. Благожелательность – тоже понятие неоднозначное. Это средство избавит людей от страданий, боли, анархии, жестокости и пристрастия к наркотикам. Да, ваш «Бенво» избавит мир от многих негативных вещей, но в том числе, может быть, и от тех, которые необходимы. Это может иметь значение для людей. Молодых людей. Этот ваш «Бенво» – теперь это звучит как патентованное чистящее средство – призван сделать людей благожелательными, и я допускаю, что, может быть, он также сделает их снисходительными и довольными собой, но есть вероятность, что, если вы насильно измените характеры людей и им придется жить с этими характерами до самой смерти, кое-кто из них, немногие, может обнаружить, что они обладают природной склонностью к тому, что их заставили делать насильно. Я имею в виду, они действительно способны изменить себя в течение жизни, но уже не смогут отказаться от новой привычки, которую усвоили.