Прощай, зеленая Пряжка - Михаил Чулаки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну, так что случилось?
Он сидел совсем близко, они касались плечами, а мог бы и обнять ее за плечи, ведь здесь-то их никто не видит!
Мне очень надо поговорить. Только не как с врачом, хорошо? Можем же мы поговорить просто по-человечески? Врачи всегда утешают, а мне не нужно.
Ну конечно, мы можем говорить по-челове- чески. Будто мы и не в больнице, будто мы в парке.
За стеклами оранжереи виднелся плохо ухоженный сад, редкие большие деревья, а между ними сплошь переплетение кустов. Не было видно больничного здания, ни стены, действительно, как в парке.
Вы только скажите сначала: это правда, что Меньшикова была кандидатом наук?
Правда.
Он ответил спокойно, не сделал никакой паузы, не стал приводить никаких оговорок, и Вера поверила, что он скажет ей всю правду.
Была кандидатом наук и дошла до такого? Она же заговаривается каждую минуту?
— Да.
А что у нее за болезнь?
Шизофрения. Только не проговорись ей, что я тебе сказал.
А у меня?
У тебя инфекционный психоз. Осложнение после ревматизма.
Он сообщил это небрежно, даже как будто чуть скучая, и Вере стало немного стыдно: сама попросила говорить так, будто они не врач и больная, а просто хорошие знакомые, и сама заговорила о болезнях. Наверное, когда он гуляет в парке с девушками, те не заговаривают о диагнозах. Но это досадливое ревнивое чувство стало возможным только потому, что всю ее переполнило ощущение громадного облегчения — не шизофрения, не рак души! — ощущение настолько ошеломляющее, что не нуждалось в словах, хотя бы сказанных про себя, ощущение, сразу освободившее все обычные жизненные стремления, и прежде всего желание нравиться. И все-таки она не смогла удержаться еще от нескольких медицинских вопросов, которые должны были окончательно закрепить это ликующее ощущение — не шизофрения, не рак души!
— Значит, больше это никогда не повторится?
— Почему же, может. Сам ревматизм же повторяется.
— А тогда какая разница?
— Громадная! Ты начала с Меньшиковой, значит, хотела спросить: не станешь ли такой? Так вот, не станешь. Дело ведь не в коротком приступе, дело в том, что от шизофрении постепенно деградирует личность, а приступы при ревматическом психозе приходят бесследно. Поняла?
— Поняла.
— Вот и молодец. И не мучайся глупыми страхами.
Какое громадное облегчение! И какая прекрас- пая жизнь впереди. Прекрасная жизнь, которую не смогут омрачить никакие мелкие неприятности: ни проваленные экзамены, ни семейные ссоры Она должна быть благодарна больнице, благодарна пережитым страхам, потому что поняла то, чего обычно не понимают в молодости: главное счастье — здоровье, пока оно есть, ничтожны все неприятности!
Но они же сидят вдвоем! Они как бы в запущенном парке! О чем она может с ним говорить? Она же совсем глупенькая рядом с ним! Надо скорее что-то придумать, чтобы не закончилось быстро их свидание!
— А это, наверное, замечательно — быть врачом? Если бы я раньше знала, я бы поступила в медицинский, а не в мой технический вуз.
— У всех специальностей свои достоинства.
—Нет, с врачами никого не сравнить. А уж тем более, с психиатрами. Это, наверное, самое интересное на свете! Недаром же говорят, что сумасшествие чем-то сродни гениальности.
—Если бы так, самое интересное было бы лежать у нас. Но не тебе об этом говорить, ты-то посмотрела на наших! Так кто из них сродни гению? Либих или Пугачева? Или твоя Меньшикова?
—Нет, они-то, конечно, нет.
Вот именно. А насчет гениальности говорят те, кто не был у нас и не видел. Или распространяются психопаты, которые полежали когда- нибудь после своей выходки, и ничего другого в подтверждение своей гениальности предъявить не могут.
А Врубель?
Талантливые люди тоже могут заболеть. Но не потому они таланты, что больны. Мусоргский кончил алкоголизмом, но не от алкоголизма он написал «Бориса Годунова», а вопреки.
Но ведь часто заболевают от несчастий, от гонений, особенно чувствительные люди. Может быть, и Врубель. Ну и король Лир, Офелия, Мельник.
Вот уж нет! Литературные сумасшедшие не имеют к нашим больным никакого отношения. В литературе сумасшествие — литературный прием, способ доказать читателю силу страстей, огромность обрушившегося несчастья. Говоря нашим жаргоном, у литературных сумасшедших почти всегда реактивный психоз. А на самом деле реактивные психозы очень редки, а многие ученые вообще считают, что это всегда начало шизофрении. Литература смягчает действительность, делает ее более разумной и доброй, чем она на самом деле: испытал потрясение— заболел; подразумевается: не будет потрясения — не заболеешь. А жизнь куда более жестока. Сколько у нас таких: просто так, вдруг, без причины — и страшная болезнь. Лучше всего это выразила литература античная — рок! Если ты отмечен роком, он тебя настигает!.. Тебе-то я все это говорю, потому что у тебя не рок, а ревматизм. Ну и чтобы не забивала голову литературными глупостями.
Какой он умный! Но не зазнается, все ей объясняет. А Вера, хотя и небольшой у нее опыт, все же знала, что мужчины охотно говорят о разных умных вещах с теми женщинами, которые им нравят- ся. Распускают хвост, как павлины. Но и Виталий немного распустил перед нею хвост? Как замечательно!
— А я видела «Гамлета», когда к нам приезжал английский театр. Какой-то знаменитый артист играл.
— Пол Скофилд.
— Ой, правильно! Вы все знаете! Только жалко, мне всего четырнадцать лет было. Приехал бы попозже. А вы тоже ходили?
Вот это пошел привычный разговор, когда важно не то что говорится, а как. И он не торопится уходить, хотя медицинская часть разговора явно кончилась.
Рак души не поселился в ней, и, значит, продолжается жизнь, значит, можно влюбляться. Да, кажется, и уже…
Веру так отвлекли счастливые переживания, что она чуть не забыла! А ведь это, наверное, очень важно для Виталия!
— А вы знаете, Меньшикова хочет зарезаться. Она и меня подговаривала. Говорила, что знает, где достать бритву.
Слова эти «рак души» Вера не решилась произнестивслух, хотя для нее самой этой угрозы больше не существовало. А Виталий не стал спрашивать, почему Меньшикова хочет зарезаться, значит, ему и так ясно, почему. По его лицу Вера поняла, что она сообщила важную новость, что он ей благодарен. Да он и прямо сказал:
— Спасибо. Ты молодец, что сказала.
Вот и он ей благодарен, вот и она может ему помочь! Значит, она не никчемная глупая девчонка! Она может быть ему помощницей! Правда, она Скоро выписывается, но Вера почему-то уверилась, что они будут видеться и после ее выписки. Может быть, сначала он будет навещать ее как врач. Сна- чала…
Если бы он еще и обнял ее за плечи — почти по-дружески. Но нет, не обнял.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Если бы еще и Меньшикова совершила суицид — сразу после случая с Бородулиной, сразу после побега Пугачевой! — тогда хоть сразу уходи с Пряжки! А так — спасибо Вере! — несостоявшаяся попытка Меньшиковой показала, что он все-таки неплохой врач: проявил должную бдительность, вовремя выявил опасные тенденции у своей больной. В тюфяке у Меньшиковой нашли обломок бритвы, Меньшикова целой и невредимой вернулась в надзорную палату. Обо всем этом Капитолина красочно рассказала на заседании ЛКК, на котором разбирали Виталия. К тому же как раз накануне пришла телеграмма от Лиды Пугачевой: «ПРИВЕТ ИЗ СОЧИ ПОГОДА ХОРОШАЯ ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА ВСЕХ ОБНИМАЮ ЦЕЛУЮ ВАША ЛИДА».
Что наша — это точно, — сказала Капитолина, — погуляет там, отдохнет, да к нам и вернется. Ведь правда? Правда!
И в результате все обошлось неожиданно благополучно. Мендельсон, председательница комиссии, почти защищала Виталия, сказала между прочим:
Конечно, идеально было бы никогда не ошибаться. Но, увы, все иногда ошибаются, в том числе и врачи, в том числе и психиатры. Но ошибки бывают разные. Самая унылая ошибка, за которую редко наказывают, но которая как раз свидетельствует о профессиональном несоответствии, это ошибка от нерешительности, от перестраховки, от нелюбви к больным. А такая ошибка, как у Виталия Сергеевича, ошибка от смелости, от доверия к больному — это как раз лучшая разновидность ошибки. И если Капитолина Харитоновна недовольна работой доктора Капустина, я с удовольствием возьму его к себе в отделение.
Я довольна! — поспешно сказала Капитолина и тут-то рассказала свежее происшествие с Меньшиковой.
Конечно, Игорь Борисович всласть позанудствовал и о том, что нужно более вдумчиво решать эти вопросы, и о том, что недосмотр персонала, не уследившего за Пугачевой, не снимает ответственности с лечащего врача, ну и обо всем остальном. По и он закончил тем, что считает возможным ограничиться этим разбором и устным замечанием, тем более, что только что происшедший случай с больной Меньшиковой показывает, что Виталий Сергеевич уже и сам сделал необходимые выводы…