Властители ночи - Евгений Дембский

Не знаю, то ли от умственных усилий, то ли из-за ритмичной работы стеклоочистителей, у меня разболелась голова. Увидев аптеку, я остановился у самого входа и осторожно вышел из машины. Боль нарастала в геометрической прогрессии — каждую секунду скачок по тридцатибалльной шкале Хэмисдейла-Скотта: одиннадцать — похмелье, двадцать два — роды, тридцать — пинок между ног, а я достиг уже семнадцати баллов. Медленно и осторожно я вошел в тихое, сухое, ярко освещенное помещение аптеки. Две старушки упаковывали в бумажные мешки покупки, которые подавал им улыбающийся аптекарь. Я тоже бы улыбался, если бы кто-то оставил в моем заведении половину своей пенсии. Аптекарь перевел взгляд на меня и оценил мой вид; пластырь над бровью явно его обрадовал.

— До свидания, мисс Морган. До свидания, миссис Грейдинер. — Он дважды учтиво поклонился и выпрямился передо мной: — Чем могу помочь?

— Что-нибудь от головной боли, быстрое и надежное, — тихо простонал я, но и это стоило мне еще одного приступа боли.

— Простите, вы были у врача?

— Да, конечно.

Старушки собрали свои покупки, но не спешили домой — как же, пропустить такое развлечение! Одна из них пошамкала губами, я едва не посоветовал ей купить более стойкий клей для протезов, но пришлось сжать челюсти, чтобы не застонать.

— Простите… — снова начал умник с той стороны прилавка.

— Доктор Да Сильва, — прервал я его, чувствуя, что еще немного, и я буду способен на убийство. В голове у меня что-то смешалось, я не мог сообразить, кто кого играет и кого как зовут. — Гарри Бренер? Баннер? Может, и нет, но как-то похоже…

— Вернер! — послышалось сзади. Я не стал оборачиваться, лишь поднял руку, чтобы поблагодарить кого-то из старушек.

— Да, Вернер. Ради Бога, поторопитесь, а то у меня от боли глаза на лоб лезут!

— Сейчас.

Он метнулся в сторону и — я бы его убил, если бы не боль, которая могла усилиться из-за резких движений, — поднял трубку. Обернувшись, он, видимо, прочитал приговор в моем взгляде, поскольку счел нужным оправдаться.

— Я должен проверить, какие лекарства вам уже давали. Ну, знаете — несовместимость и всё такое… Может плохо кончиться. Нынешние фармацевтические препараты… — Он вздрогнул. — Гарри? Это Джулиан. Послушай, тут у меня твой пациент с ушибом головы, у него сильные боли, и он просит чего-нибудь… — Он вопросительно посмотрел на меня.

— Хэмисдейл, — прошептал я.

— Мистер Хэмисдейл, — повторил он и некоторое время слушал. — Ага… Так… Так… Понятно. То есть две таблетки не… Ясно! Спасибо!

Он бросил трубку и теперь уже действительно быстро двинулся к полке; три секунды спустя на подносике передо мной стоял стаканчик с двумя белыми растворимыми таблетками. Я мигом проглотил их, закрыл глаза и стал ждать. Кто-то помешал мне, слегка коснувшись рукава. Джулиан успел обежать прилавок и притащил мне пластиковый стул с каркасом из хромированных трубок. Я осторожно сел.

— Минута-полторы, и подействует, — сообщил он. — Пожалуйста, не открывайте глаза. Чем меньше раздражителей, тем лучше для вас.

— Да, да! — защебетала одна из старушек. Они еще не ушли из аптеки, хотя должны были уже понять, что речь идет не об ампутации или извлечении пули. — Когда у меня начинается мигрень, я всегда иду в темную комнату и ложусь на четверть часа. Если я так не сделаю, то могу обожраться лекарствами, и ничего!

— Миссис Грейдинер, в вашем случае это классические симптомы мигрени, здесь же мы имеем дело…

Я поднял руку. Джулиан замолчал. Вскоре боль ослабла, но, как ни странно, это не поправило моего настроения, даже наоборот. Я дернулся и издал булькающий звук. Искусство имитации подступающей тошноты в свое время было одной из основ моей популярности в лицее Лавенбаннера. К этому я добавил кашель, после которого любой нормальный человек должен как можно быстрее сматываться, если он не хочет мыть пол. Мне не нужно было открывать глаза, чтобы быть уверенным в полной эвакуации, — старушки, постукивая каблуками, бросились к входной двери. Джулиан помчался за шваброй. Боль отпустила почти полностью, я открыл глаза. Облегчение напоминало резкий спад температуры — когда-то я пережил нечто подобное на каникулах у бабушки Эммы. Температура у меня поднялась почти до сорока, прежде чем я признался деду с бабкой, что болен, а до приезда врача лихорадка превратила четырнадцатилетнего парня в полную тряпку. После двух уколов температура резко спала, пижама пропиталась потом, и, хотя я был слаб, словно пропущенный через соковыжималку апельсин, я почти впал в эйфорию.

— Уф-фф…—громко выдохнул я. Послышались шаги Джулиана; я повернулся к нему и покачал головой при виде мокрой швабры. — Не надо, всё уже прошло, — сказал я. — Извините за беспокойство.

Я встал и полез в карман.

— Пачку вот этого. — Я показал на пустой поднос.

— Если вы не имеете ничего против…. — начал он.

— Имею. Мне это нужно, поскольку у меня нет никакого желания еще раз пережить подобный приступ. Клянусь, что без необходимости не приму ни атома…

Он вздохнул, но протянул мне пластиковый прямоугольник с углублениями для таблеток; недоставало как раз тех двух, что были у меня в желудке. Я дал ему пятерку, забрал сдачу; мне пришло в голову, что я мог бы несколько смягчить тон предыдущей реплики, и я небрежно спросил про старушек.

— О! — Его явно обрадовала смена моего настроения и темы разговора. — Мисс Морган, — он поднял палец, — девяносто один год, второй, миссис Грей-динер, — восемьдесят семь. Они поглощают такое количество препаратов, транквилизаторов, витаминов, что… — Он вздохнул. — Я записал для себя, что и сколько они принимают, и поклялся, что, если проживу еще лет десять, начну глотать то же самое. Ведь оно, похоже, действует?!

— Раз вы так говорите… — Я улыбнулся. — Ну, до свидания. Спасибо за помощь.

На всякий случай я еще раз проверил, не забыл ли таблетки, и вышел на улицу. Головная боль полностью прошла, и если бы не слегка попадавшая в поле зрения повязка, на которую я время от времени косился, можно было бы делать вид, что вообще ничего не случилось. Но что-то мне говорило, что, глядя со стороны, я увидел бы человека, ступающего очень осторожно, словно после сделанной без наркоза кастрации, постоянно оглядывающегося по сторонам и держащего руки слегка согнутыми, в полной готовности немедленно реагировать неизвестно на что.

Гостеприимное нутро японской машины встретило меня сухой прохладой, в отличие от мокрого американского холода на улице; я включил обогреватель, проверил время. Как наручные часы, так и часы на приборной панели, и те и другие, впрочем, японские, показывали час семнадцать. Мои же внутренние, биологические, убеждали меня, что сейчас чуть больше двадцати семи. Я зевнул так, что затрещала челюсть.