Три чашки чая - Грег Мортенсон

Затем его отвели в ту же комнату. Грег попытался заговорить со своими охранниками. Но они не обращали внимания на его слова и жесты.

«Я пал духом, — вспоминает Мортенсон. — И подумал: „Это не может долго продолжаться“. Собственные перспективы мне виделись чернее черного». Свет в маленьком окошке померк. Охранники зажгли фонарь, но он не освещал комнату. Силы оставили Грега и, забыв о страхе, он уснул. Но беспокойство не оставляло его и во сне: он то и дело вздрагивал всем телом, открывал глаза — и вновь проваливался в небытие.

Проснувшись, Грег увидел рядом с собой на полу иллюстрированный журнал. Это был ноябрьский, 1979 года, выпуск «Тайм».[47] На обложке под крупным заглавием «Испытание воли» красовалось изображение ухмыляющегося аятоллы[48] Хомейни, зловеще нависшего над фотографией испуганного Джимми Картера.

Мортенсон пролистал пожелтевшие от времени страницы. Журнал был посвящен политическому кризису, вызванному тем, что в Иране исламисты захватили американское посольство и всех, кто в нем находился. Грегу стало не по себе, когда он увидел фотографии беспомощных соотечественников с завязанными глазами, оказавшихся в руках толпы фанатиков. Зачем ему дали этот номер? Чтобы знал, что его ждет? Или это знак гостеприимства — хозяева «угостили» его единственным журналом на английском языке, что у них был?

Просматривая «Тайм» при тусклом свете керосиновой лампы, Грег читал репортажи о захвате посольства в Тегеране, о том, как исламисты обращались с заложниками. Всем американцам связали руки и ноги. Спали они на голом полу. Их освобождали только во время еды, для пользования туалетом и для курения. «Связанные руки доставляли такие мучения, что курить начали даже некурящие», — приводились слова заложницы Элизабет Монтань.

Исламисты отпустили семерых чернокожих морских пехотинцев — во время пресс-конференции, которая проходила под лозунгом: «Угнетенные чернокожие. Американское правительство — наш общий враг». Сержант Ладелл Маплз сообщил, что его вынудили выступить с восхвалением иранской революции, пригрозив расстрелять, если он откажется.

Журналисты «Тайм» писали: «Белый дом полагает, что печальная вероятность того, что заложники встретят Рождество с боевиками Хомейни в Тегеране, очень велика». Спустя семнадцать лет Мортенсон отлично знал, что в ноябре 1979 года журналисты и предполагать не могли, что заложники встретят в Тегеране два Рождества и проведут в плену 444 дня…

Грег отложил журнал в сторону. Его, по крайней мере, не связывали и не пытались расстрелять. Пока… Все может измениться. Но мысль о том, что в этой комнате придется провести 444 дня, была невыносима…

В НОЯБРЕ 1979 ГОДА ЖУРНАЛИСТЫ И ПРЕДПОЛОЖИТЬ НЕ МОГЛИ, ЧТО ЗАЛОЖНИКИ ВСТРЕТЯТ В ТЕГЕРАНЕ ДВА РОЖДЕСТВА И ПРОВЕДУТ В ПЛЕНУ 444 ДНЯ.

Принесли плов. Всю ночь Грег не спал, обдумывая свои дальнейшие действия. В журнале «Тайм» писали, что иранцы подозревали заложников в связях с ЦРУ. Может, и его похитили по той же причине? Считают агентом, направленным для изучения движения Талибан? Вполне вероятно. Но он не владеет пушту, так что объяснить свои намерения ему не удастся.

Может быть, его похитили ради выкупа? Хотя он все еще надеялся на то, что произошло простое недоразумение, мысль о выкупе показалась ему здравой. Или его схватили как неверного, оказавшегося на территории фундаменталистов? Охранники заснули, а Мортенсон все ворочался на своем коврике. И вдруг его осенило: портной в Равалпинди научил его молиться! Значит, он все-таки сможет повлиять на охранников, не говоря на их языке!

На следующий день, когда принесли чай, Грег уже был готов действовать. «Коран?» — произнес он и вытянул перед собой руки с раскрытыми ладонями. Охранники поняли его сразу. Человек со шрамом произнес что-то на пушту. Грег понял, что на его просьбу обратили внимание.

Только на третий день заточения Мортенсона к нему в комнату вошел старик, которого можно было принять за местного муллу. Он принес потрепанный пыльный Коран в обложке из зеленого бархата. На всякий случай Мортенсон поблагодарил его на урду, но старик не понял. Грег положил книгу на свой коврик и выполнил ритуальное омовение в отсутствие воды, а потом почтительно открыл священную книгу.

Грег склонился над Кораном, делая вид, что читает. Он повторял суры, которым его обучил портной из Равалпинди. Удивленный мулла удовлетворенно кивнул и вышел. Мортенсон вспомнил Хаджи Али. Тот был неграмотным, но листал Коран точно так же. Улыбнулся, подумав о своем друге.

Мортенсон молился пять раз в день. Он слышал призыв муэдзина с соседней мечети и молился по-суннитски — он же находился в стране суннитов! Впрочем, если его план и возымел какое-то действие, то поведение охранников совершенно не изменилось. В перерывах между молитвами он листал журнал «Тайм».

Он решил пропускать статьи о заложниках, потому что они будили в нем чувство тревоги. Мортенсон часто смотрел на суровый профиль знаменитого кандидата в президенты США, который в то время только объявил о своем намерении баллотироваться в президенты. Это был Рональд Рейган. «Настало время перестать думать о том, нравимся ли мы кому-либо, и начать возвращать себе уважение мира, — заявил Рейган журналисту „Тайм“. — Ни один диктатор больше не сможет захватить наше посольство и взять в заложники наших людей».

Мир стал по-настоящему уважать Америку. Но чем это может помочь ему, Мортенсону? Даже если американские дипломаты и хотели бы освободить его, никто не знал, где он находится.

ДАЖЕ ЕСЛИ АМЕРИКАНСКИЕ ДИПЛОМАТЫ И ХОТЕЛИ БЫ ОСВОБОДИТЬ ЕГО, НИКТО НЕ ЗНАЛ, ГДЕ ОН НАХОДИТСЯ.

Минул пятый день заточения. Ночью вдалеке раздались короткие автоматные очереди. В ответ стрельбу открыли вблизи, откуда-то сверху, наверное, со сторожевой башни.

На шестую ночь Мортенсон почувствовал смертельную тоску. Он тосковал по Таре. Грег обещал ей, что вернется через пару дней. Она наверняка волновалась, и его терзала мысль о том, что он не может ее успокоить. Он отдал бы все, лишь бы увидеть фотографию, сделанную в день свадьбы. На том снимке они обнимались, стоя возле трамвая. Счастливая Тара смотрела прямо в камеру…

Усилием воли Грег отогнал мрачные мысли и, придвинувшись к закопченной лампе, принялся листать журнал, думая об уютном, спокойном мире, оставшемся далеко-далеко. Он снова и снова рассматривал рекламу «шевроле». Симпатичная женщина улыбалась с переднего сиденья новенького автомобиля, а позади нее сидели двое очаровательных малышей. Настоящая семейная идиллия!

Потом почти два часа он не отводил глаз от рекламы фотоаппаратов «кодак». Она занимала целый разворот и представляла собой изображение рождественской елки, на ветках которой вместо украшений были развешаны «кодаковские» фотографии счастливой семьи. Вот убеленный сединами дедушка учит светловолосого мальчика пользоваться рождественским подарком — спиннингом. Вот сияющая мать в окружении румяных малышей распаковывает футбольные шлемы и плюшевых щенят…

Детство Мортенсона прошло в Африке. Каждый год он с родителями наряжал лишь маленькую искусственную сосенку. Но разве дело в том, чтó именно ты наряжаешь на Рождество — сосенку или елку? Главное, что ты счастлив.

Фотографии из «Тайма» согревали его душу. Они были единственной связью Грега с родным, знакомым миром, миром, в котором не существовало комнатушек, пропахших керосином, и страшных бородатых мужчин с автоматами.

На рассвете шестого дня Мортенсон «изучал» рекламу электрической зубной щетки. Слоган в ней гласил: «Улыбка не должна стать просто воспоминанием». Рекламный фотоколлаж изображал три поколения крепкой американской семьи на ступенях массивного кирпичного дома. Эти люди лучезарно улыбались и смотрели друг на друга с любовью и заботой. Грег снова вспомнил о Таре и с тоской подумал: здесь никто не собирался ни любить, ни заботиться о нем.

Он почувствовал, что рядом кто-то стоит. Поднял глаза и увидел крупного мужчину. Седая борода гостя была аккуратно подстрижена. Мужчина улыбнулся, вежливо поздоровался с Мортенсоном на пушту, а потом сказал по-английски: «Значит, ты и есть американец».

МОРТЕНСОН ПОДНЯЛСЯ, ЧТОБЫ ПОЖАТЬ ГОСТЮ РУКУ, И ГОЛОВА ЕГО ЗАКРУЖИЛАСЬ. В ЗАТОЧЕНИИ ОН ЕЛ ТОЛЬКО РИС И ПИЛ ЧАЙ.

Мортенсон поднялся, чтобы пожать гостю руку, и голова его закружилась. В заточении он ел только рис и пил чай. Мужчина подхватил его за плечи, удержал и велел подать завтрак.

Грег спросил, как зовут его гостя. Мужчина немного помедлил и ответил: «Называй меня просто Хан». В Вазиристане такое имя — то же самое, что Смит в Америке.

Хотя Хан был настоящим вазири, он учился в британской школе в Пешаваре. Он не стал объяснять, зачем приехал, но было ясно, что сделал это из-за американца. За чаем Мортенсон рассказал ему о своей работе в Балтистане. Объяснил, что собирался построить для пакистанских детей новые школы и приехал в Вазиристан, чтобы узнать, нужна ли здесь его помощь.