Патриот - Терри Пратчетт

— Готов к посадке, сэр! — гаркнул он.

— Отлично, сержант, — похвалил Витинари. — Ты демонстрируешь ровно те особые качества, что я всегда ценил в…

— …Эй, сержант, — металлически загрохотало из рыбьей утробы, — здесь кругом цепи и какие-то зубчатые колеса. А это для чего?

Большое сверло в носу металлического чудища со скрипом завращалось.

Из-за рыбьего хвоста показался Леонард.

— Думаю, нам всем следует садиться. Я уже зажег свечу. Вскоре она подпалит шнурок с подвесами, те упадут и выдернут тормозные колодки.

— Ну да… А как вообще эта штука называется? — спросил Колон, поднимаясь вслед за патрицием по лестнице.

— Поскольку сия ЛОДКА предназначена для ПОДВОДНОГО плавания, я всегда называл ее Машиной Для Безопасного Спуска Под Воду, — откликнулся Леонард[11]. — Но обычно я называю ее просто Лодкой.

Преодолев лестницу последним, он обернулся и задраил за собой люк.

Некоторое время тишину дока нарушал сложный перелязг встающих на место засовов.

Наконец свеча прожгла шнурок, тем самым высвободив подвесы, которые выдернули тормозные колодки, и поначалу неторопливо, а потом все быстрее и быстрее Лодка заскользила по рельсам в темные воды, каковые с хищным «всхлюпом» поглотили ее через секунду или две.

На Ангву, протрусившую вверх по трапу, не обратили ровно никакого внимания. Главное было по-хозяйски себя вести. Вряд ли кто осмелится встать на пути здоровенной псины, у которой к тому же такой вид, будто она точно знает, куда и зачем идет.

На палубе толпились люди, типичные не-моряки на борту морского судна. Что им делать, они не знали, а поэтому очень переживали, не делают ли они что-то не то. Более предприимчивые клатчцы раскинули небольшие лагеря, обозначив границы частной собственности мешками и грудами одежды. Это напомнило Ангве двуцветные водосточные трубы и с микроскопической точностью отделенные один от другого дома в Мошенническом переулке — и одновременно явило собой демонстрацию еще одного способа рисования линий на песке. Это Мое, а это Твое. Ступи на то, что полагается Мне, — и получишь то, что причитается Тебе.

Дверь в коридор с каютами охранялась часовыми. Они не получали приказа задерживать незнакомых собак.

Ее вели запахи. Она ощущала присутствие других собак и сильный аромат гвоздики.

В конце узкого коридора виднелась приоткрытая дверь. Толкнув ее носом, Ангва сунула голову внутрь и осмотрелась.

С одной стороны вместительной каюты на подстилке лежали собаки. Другие на их месте подняли бы лай, эти же лишь повернулись и, вытянув красивые головы, воззрились вдоль носов на незваную гостью.

Узкую койку за ними наполовину скрывали шелковые драпировки. Ахмед 71-й час склонился над кроватью, но при появлении Ангвы оглянулся.

Потом посмотрел на собак, потом, озадаченно, опять на Ангву. А затем, к вящему изумлению Ангвы, уселся на пол прямо перед ней.

— Ну и чья же ты будешь? — поинтересовался он на чистом анк-морпоркском.

Ангва завиляла хвостом. Запахи говорили ей, что на кровати кто-то лежит, но с ним она легко разберется. Когда обладаешь челюстями, с легкостью перекусывающими шеи, чувствуешь себя уверенно практически в любой ситуации.

Ахмед погладил ее по голове. Очень немногие могли похвастаться, что гладили вервольфа и после этого их не кормили до конца жизни с ложечки, но Ангва умела держать себя в лапках.

Встав, Ахмед направился к двери. Было слышно, как он разговаривает с кем-то в коридоре. Вернувшись, он улыбнулся ей.

— Я ухожу, я возвращаюсь…

Открыв шкафчик, он извлек оттуда украшенный драгоценностями собачий ошейник.

— Теперь у тебя будет ошейник. А вот и еда, — добавил он, когда слуга внес несколько мисок. — «Тук-тук, перестук, дай собачке косточку» — я слышал, как детишки в Анк-Морпорке распевают эту песенку, но перестуком, насколько мне известно, называют шар из хряща, который годится только на корм скоту, а уж из какой части животного делают «тук-тук», лучше и не думать…

Перед Ангвой поставили тарелку. Другие собаки оживились, но Ахмед прикрикнул на них, и они затихли.

Еда была… собачьей. В переводе на анк-морпоркский это значило, что такое не кладут даже в сосиски, а есть очень немного вещей, которых счастливый обладатель достаточно большой мясорубки не может засунуть в сосиски.

Маленький человеческий центр внутри ее содрогнулся от отвращения, но у вервольфа при виде любого блестящего от жира предмета с торчащими во все стороны и вкусно подрагивающими жилками сразу течет слюна…

Еда лежала на серебряной тарелке.

Ангва подняла глаза. Ахмед пристально наблюдал за ней.

Ну конечно, благородные собаки живут как короли, ходят в бриллиантовых ошейниках… Это вовсе не значит, что он ДОГАДАЛСЯ…

— Гм, значит, не хотим есть? — участливо осведомился он. — Но твоя пасть утверждает обратное.

Не успела Ангва развернуться и раззявить челюсти, как что-то защелкнулось у нее на шее. Рот заполнила вонючая тряпка, но хуже всего была боль.

— Его высочество предпочитает, чтобы собаки ходили в красивых ошейниках, — сквозь алый туман донеслись до нее слова Ахмеда. — С рубинами, изумрудами… и даже с бриллиантами, госпожа Ангва. — Лицо Ахмеда оказалось на уровне ее глаз. — И в серебряной оправе.

«…Решающим фактором, как многократно подтверждал мой опыт, является НЕ численность войска. Все решает расположение и преданность тех войск, что остались в резерве, умение в нужный момент сконцентрировать силы в одной точке…»

Ваймс добросовестно пытался сконцентрироваться на Тактикусе. Но мешали два отвлекающих фактора. Первый — харя Ахмеда 71-й час. Эта харя ухмылялась с каждой строчки. И второй — часы. Их он прислонил к Бес-органайзеру. Приводимые в действие настоящим часовым механизмом, они работали гораздо надежнее всяких бесов. И никогда не просили есть. Просто тихонько тикали. С ними он мог спокойно позабыть про все назначенные встречи. Просто рай.

Вторая стрелка, завершая минутный круг, как раз приближалась к двенадцати, когда с лестницы донесся звук приближающихся шагов.

— Войди, капитан, — произнес Ваймс. Бес-органайзер сдавленно хихикнул.

Лицо Моркоу было розовее обычного.

— Что-то неладно с Ангвой, — сообщил Ваймс.

С лица капитана разом сошла вся краска.

— Откуда вам это известно?

Ваймс плотно закрыл крышку над хлюпающим от смеха бесенком.

— Назовем это интуицией. Я ведь прав?

— Так точно, сэр! Она поднялась на борт клатчского судна, а потом судно отчалило! И Ангва вместе с ним!

— За каким бесом ее понесло на корабль?

— Мы преследовали Ахмеда! А вел он себя так, словно был не один, а с кем-то еще, сэр. С кем-то очень больным, сэр!

— Он покинул город? Но ведь дипломаты все еще…

Ваймс осекся. Впрочем, согласно принципам Моркоу все было правильно, все было логично. Другой человек, обнаружь он, что его подружку похитили и теперь она на чужеземном судне плывет неизвестно куда, бросился бы в Анк… по крайней мере, побежал бы за кораблем, после чего вспрыгнул бы на борт, где и раздал бы всем по заслугам на чисто демократической основе. В общем, повел бы себя как полный идиот. Тогда как самым разумным было бы известить соответствующие инстанции, и Моркоу…

Моркоу всегда действовал в соответствии с твердым убеждением, что личное и важное — это не одно и то же. Само собой, Ваймс разделял данную точку зрения. Всегда хочется верить, что в трудную минуту поступишь правильно и разумно. И все же при виде человека, который не только правильно думает, но и правильно поступает, бросает в дрожь. Это так же нервирует, как встреча с нищим священнослужителем.

А еще, наверное, некую роль сыграло совершенно обоснованное предположение, что если кто-то захватил Ангву в плен, то попытка спасти ее в одиночку вряд ли увенчается успехом.

И все же…

Одним богам известно, что начнется, если он, Ваймс, сейчас покинет город. Горожане впали в воинствующее безумие. Происходят важные события. В эту минуту каждая клетка его тела кричала, что на командора Стражи возложена Ответственность…

Ваймс побарабанил пальцами по столу. В минуты, подобные нынешней, важно принять верное решение. За это ему и платят. За ОТВЕТСТВЕННОСТЬ…

Надо оставаться здесь и делать что возможно.

Однако… история усыпана костями хороших людей, которые следовали плохим приказам в надежде, что удар как-то удастся смягчить. Разумеется, эти люди и сами могли поступить неправильно, принять неверное решение — но зачастую начиналось все именно с плохого приказа.

Ваймс перевел глаза с Моркоу на Бес-органайзер, затем — на осыпающиеся бумажные курганы, громоздящиеся на письменном столе.