Сама невинность - Бертрис Смолл

— Ах, Ранульф, это восхитительно! Сердце его, казалось, сейчас разорвется от восторга. Он громко засмеялся:

— Нет, Элинор, это ты необыкновенная. Я обожаю тебя, малышка! На свете нет другой такой женщины, ты самая лучшая в мире, моя милая женушка!

Он крепко обнял ее. Оба вспотели от усилий. Как это изумительно — лежать на нем и чувствовать, как в ней пульсирует его жизненная сила. И он сказал, что обожает ее. Она сумела дать ему блаженство. А он подарил ей экстаз. Теперь, когда она узнала, как на самом деле бывает между супругами, поняла всю меру жертвы, которую должна была принести, став монахиней. Но без Ранульфа она осталась бы слепой на всю жизнь, ничего не понимая в изумительной, пламенной страсти, которую могут делить муж и жена.

Она вдруг заплакала. Ранульф немедленно встревожился и, прижав ее к груди, тихо заговорил:

— Малышка, не плачь. Что с тобой? Я не сделал тебе больно? Говори же, Элинор, ты разбиваешь мне сердце!

— Я… я… я так счастлива! — всхлипнула она.

— Тогда почему ты плачешь?

— Потому что счастлива! Все хорошо, Ранульф! Она припала к нему, и он погладил ее по щеке. Странно, почему она рыдает? Кажется, ей совсем не больно. Может, именно это имели в виду мужчины, утверждая, что им никогда не понять женщин?

Поцеловав жену в макушку, он подумал, что, должно быть, так и есть.

Глава 9

Каменная ограда поднялась на двенадцать футов. Внутри, на четыре фута ниже верхушки, проходил помост в три фута шириной на надежных каменных опорах, где могли стоять часовые, обозревая окрестности. По углам находились лестницы, позволяющие в два счета очутиться на помосте. Ворота тоже заменили: новые дубовые двери, окованные железом, висели на крепких петлях. Мелкий ров, окружающий стены, вычистили, углубили, окопали земляным валом, и вместо насыпного перехода к поместью теперь вел подъемный мост.

— Теперь мы способны выдержать осаду, — заметил Фулк.

— Нет, — покачал головой Ранульф. — Ограда охватывает слишком большое пространство. Ее можно проломить. Не сразу и не так легко, но достаточно большое войско способно ворваться в поместье. Я, разумеется, не имею в виду валлийскую шваль. Нам нужен замок, чтобы сделать Эшлин неприступным, но у нас нет ни влияния, ни богатства, ни разрешения короля на постройку. Но сначала церковь, чтобы госпожа не обвинила меня в том, что я не держу слова.

— Пора бы пахать поля, — тихо напомнил Фулк.

— Крепостные могут работать на нас три дня в неделю. Те же, кто захочет потрудиться на постройке церкви четвертый день, получат плату, когда церковь будет готова, — объявил хозяин Эшлина.

Управитель Джон, шагавший рядом, довольно кивнул:

— Я передам им ваши слова, господин.

— Я ожидаю по одному сильному работнику из каждого дома, — строго добавил Ранульф. — И скажи, что ни одного разрешения на брак не будет дано до завершения ремонта. Госпожа желает, чтобы в Эшлине снова жил священник, а этого нельзя сделать, пока церковь в таком плохом состоянии.

Поля были вспаханы, озимые собраны. Матки принесли немалое количество ягнят, так что на летней ярмарке в Херефорде можно будет выгодно продать шерсть. На свет появились три теленка. Эльф посадила в огороде рядом с лекарней новые травы, с тем чтобы запастись снадобьями в достаточном количестве и помогать всем больным.

Она была счастлива. Так счастлива, как никогда в жизни. Эльф боялась, что станет терзаться угрызениями совести, но вовремя поняла, что никакой вины тут нет. Ей нравилась новая жизнь, она любила мужа, хотя ему об этом знать не следует. И теперь ее единственной мечтой было получить плод своей любви — младенца, наследника Эшлина.

— Ты слишком торопишься, — увещевала ее Аида. — Дети появляются, когда время придет, и ни минутой раньше. Положись на Господа.

— У тебя есть бастарды, Ранульф? — спросила она как-то ночью, когда они лежали в постели, и легонько провела пальчиком по его животу. Он было прикрыл глаза от удовольствия и предвкушения новых наслаждений, но, поняв истинный смысл ее вопроса, едва не подпрыгнул.

— Что?!

— У тебя есть незаконные дети, Ранульф? — повторила она. Проказливые пальчики нырнули в густую поросль волос внизу живота.

— К чему тебе знать? — удивился он, перехватывая ее руку и осторожно подминая Эльф под себя, чтобы лучше видеть ее лицо.

— Я хочу ребенка и никак не могу зачать, — призналась она, — поэтому и спросила, есть ли у тебя дети. А что, если я, подобно Айлин тоже бесплодна? Какая трагедия для Эшлина!

— Насколько я знаю, ни одна из женщин не обвиняла меня в том, что я наградил ее младенцем, — заявил он, стараясь сдержать смех. Ну что за хитрая маленькая лисичка! — Однако я всегда старался, чтобы похоть не перевесила здравый смысл и не затмила разум. Те женщины, с которыми я спал, умели воспрепятствовать зачатию, ибо дети были для них ненужным бременем и они никогда не смогли бы точно сказать, кто отец.

— Ты имеешь в виду шлюх? — уточнила Эльф.

— Что может знать о шлюхах монастырская воспитанница? — поразился он.

— Девушкам в монастыре известно многое, Ранульф. Кроме того, далеко не все из нас предназначались церкви. В молодости всех привлекает запретное, особенно когда заперт в четырех стенах. — И, маняще улыбнувшись, прошептала:

— Хочешь вставить стрелу в мой колчан?

— Да, малышка, и очень. — И, хитро блеснув глазами, Ранульф спросил:

— Тебя все еще манит запретное? Одна пленительная и искусная в своем ремесле потаскушка научила меня ужасно порочной вещи, позволяющей получить удовольствие и мужчине, и женщине. Наберешься смелости попробовать? Или предпочтешь пробавляться пустыми разговорами?

— Ужасно порочной? — переспросила Эльф. Глаза ее загорелись.

— Кто как считает. Многие находят это вполне естественным.

Черт побери, его маленькая монашка быстро становится настоящей обольстительницей Взгляды их на миг скрестились. Взявшись за тонкие щиколотки, Ранульф стал поднимать ноги жены, пока они не легли ему на плечи. Эльф зачарованно наблюдала, как он наклоняет голову к потайному местечку, и слегка вздрогнула, когда он, поцеловав сомкнутые створки, осторожно раздвинул их пальцами и дотронулся языком до чувствительного бугорка. Эльф залилась краской: такого она не ожидала! Может, стоит запретить ему? Отстраниться? Но она словно во сне продолжала наблюдать за ним. Вскоре Эльф пронзительно закричала, но его язык продолжал неустанно дразнить напряженную плоть. Восхитительные ощущения накатывались волнами, поглощая ее. Нет, больше ей не выдержать.

И она с протяжным стоном отдалась на волю слепящему наслаждению, усиливающемуся с каждым новым касанием дерзкого языка. Тело ее напряглось в последний раз, перед тем как обмякнуть.