Дэниел Мартин - Джон Фаулз

Дэн и Нэлл решили — возможно, это было реакцией на чадолюбивость семейства Мэллори — не заводить детей по меньшей мере год. Из чисто экономических соображений — во всяком случае, так они утверждали. Он хотел сначала посмотреть, как будет принят его драматический первенец — его пьеса, хотел доказательств, что ему следует продолжать. Оба мечтали переехать в Лондон. Необходимости работать у Нэлл не было, но из двух сестёр именно она тогда была ближе всего к ещё не сформулированным идеям «Движения за освобождение женщин». Разумеется, отчасти это было притворством: у каждого из нас был собственный доход и, взятые вместе, эти средства худо-бедно давали нам возможность не работать. Если у нас и было туго с деньгами — тогда, так же как и потом, — то лишь потому, что мы оба были от рождения транжирами: Дэн в знак протеста против собственного воспитания, Нэлл — в полном соответствии со своим. Ни один из нас никогда не проявлял больших способностей к экономии.

«Опустевший храм» — пьеса, которой я намеревался исторгнуть из своей жизни дух отца, наконец появилась на сцене. Появились и рецензии — некоторые вполне приличные, другие просто хорошие; до некоторой степени тут сказалась традиционная снисходительность к новым именам. Поначалу кассовые сборы росли довольно скудно, но постепенно дела пошли лучше и лучше. Дэн впервые стал по-настоящему известен. Я думаю, уже тогда он должен был бы заметить красный сигнал опасности: Нэлл гораздо более эмоционально, чем он сам, прореагировала на успех, впав в какое-то маниакально-депрессивное состояние. Она принимала любые похвалы за чистую монету, а всякую критику (вполне, кстати, оправданную: если уж взялся подражать Ибсену, не прибегай к мелодраматическим эффектам) — за личное оскорбление… как если бы под огнём критики оказалось её собственное решение выйти замуж за драматурга. На каком-то приёме — они с Дэном только что переехали в Лондон — она по-глупому нагрубила театральному критику из журнала «Нью стейтсмен». А он даже и не писал о пьесе ничего дурного, просто не всё в ней хвалил. Это послужило причиной их первой настоящей ссоры, когда они вернулись домой. Размолвка длилась недолго, Нэлл плакала, в постели они были особенно нежны друг с другом. Дэну даже пришлось отговорить её от того, чтобы назавтра отослать покаянное письмо этому критику. В те дни Дэн объяснил это тем, что Нэлл слишком отождествляет себя с ним самим. На самом же деле это было первым проявлением зависти к его профессиональному успеху.

В Лондон они всё-таки переехали, но не столько благодаря скромному успеху пьесы, сколько потому, что Дэн совершенно неожиданно получил предложение написать киносценарий. Дэн убеждал себя, что предложение явилось как награда за талант создавать живые диалоги, выявленный театральной постановкой; опытный литературный агент растолковал бы ему, что его просто рассчитывают купить по дешёвке. Сюжет был взят из никуда не годного романа о любовных перипетиях времён войны, который не только снимать в кино, но и читать не стоило. Но Дэн был молод и зелен, он решил, что может увидеть всё это под совершенно новым углом зрения, был уверен, что сумеет оживить диалоги, а предложенные деньги, хоть и ничтожные по сравнению с его будущими гонорарами, казались весьма соблазнительной суммой. Кроме того, у Дэна возникли проблемы со следующей пьесой. Я мог бы сказать, что он колебался, а Нэлл настаивала, но это было бы притворством. Весьма известный и совершенно бездарный английский продюсер, купивший книгу, льстил молодому драматургу открыто и явно, как это принято у киношников, а Нэлл и Дэн единодушно проглотили наживку вместе с крючком. Был момент, когда они принялись каждый вечер смотреть новые фильмы, а потом разбирать сценарий каждого из них по косточкам, стараясь вынести для себя какие-то уроки. Дэн взялся читать киноклассиков и — как все начинающие — увлёкся киножаргоном и пытался осуществить режиссуру на бумаге: мертворождённая идея, которой всякий порядочный сценарист на протяжении всей истории этого дела бежал как чёрт ладана. Скоро и Нэлл нашла работу. Одна из её Оксфордских подруг уже некоторое время работала кем-то вроде младшего редактора в том самом издательстве, которое потом снова появится в моей жизни — в виде отвергнутого возлюбленного Каро. Издательству нужна была чтица рукописей, и Нэлл охотно взяли по рекомендации подруги. Зарплата была преступно мала, едва покрывала расходы на одежду, и ничего интересного или значительного Нэлл делать не поручали. Но ей разрешали большую часть времени работать дома, а Дэн всё ещё смотрел на мир сквозь розовые очки и счёл, что это вполне компенсирует безбожную эксплуатацию и смертельную скуку. Они по очереди сменяли друг друга у единственной пишущей машинки. Всё это происходило в крохотной квартирке близ Бромтон-роуд, задолго до того, как район Юго-Запад-3 обрёл свой теперешний шик и непомерные цены.

Та зима была довольно счастливой. Джейн родила дочь — Розамунд; Дэн и Нэлл стали крёстными родителями девочки. По-прежнему все четверо встречались довольно часто, то в Уитеме, то в Лондоне. Наступил момент, когда Дэн понял, что — как ни оживляй диалоги — скрыть присущую сюжету глупость и бессмысленность не удастся; однако первый вариант сценария был встречен гораздо благосклоннее, чем того заслуживал.

Это было так типично для английского кинопроизводства: взять изначально негодный замысел и задёшево разработать его от начала и до конца, основываясь на том — достаточно правомерном — убеждении, что английский зритель не обладает даже и малой толикой вкуса, а также на убеждении не вполне правомерном, что Соединённое Королевство отделяет от Соединённых Штатов лишь водное пространство. В романе главный герой был англичанином, но ради «американского интереса» пришлось сюжет с самого начала подправить, хоть это ничего не изменило в той двухчасовой ерунде, которая в результате выплеснулась на экраны кинотеатров.

Дэну потребовалось несколько лет, чтобы понять, что абсолютная неспособность Англии создать сколько-нибудь порядочную киноиндустрию, не говоря уже о том, чтобы обрести нечто лучшее, чем чахлая поросль сколько-нибудь приличных киномастеров, в значительной степени объясняется нашим безошибочным стремлением поддерживать исключительно бездарных режиссёров… и соответствующим представлением, что какой-нибудь полуграмотный оператор или подхалимствующий пустозвон лучше, чем кто-нибудь другой, знают, как следует воспроизводить жизнь на экране. А ведь он мог бы усвоить этот урок уже от своего первого режиссёра, которому едва-едва удалось проторить себе путь в тайное сообщество посредственностей, заправляющих отечественной киноиндустрией вот уже четверть века.

Но всё это — в ретроспективе. Дэн написал второй вариант сценария, ступил на самый краешек целлулоидного мира кино, и этот мир поглотил его, как поглощает актиния безмозглую креветку. Уже протянулись щупальца — контракт о новом сценарии был на подходе, да и с пьесой дело как будто пошло на лад. После первого сценария писать пьесу было одно удовольствие, так что Дэну удалось постепенно убедить себя, что сохранить обе профессии важно не только ради экономических, но прежде всего из творческих соображений. Даже Нэлл получила что-то вроде повышения по службе — ей доверили читать корректуру. Она обладала необычайной, свойственной немногим женщинам способностью — была педантично аккуратна в пунктуации и не делала орфографических ошибок: ещё одна черта, которую ей не удалось передать Каро. Кошмарное правописание дочери было одним из немногих пунктов, по которым у них в последующие годы не возникало разногласий.

Однако к тому времени — стояла весна 1952 года — в семейной лютне наметились первые трещины. Дэну приходилось вечно быть под рукой на студии «Пайнвуд»,114 когда шли павильонные съёмки, натурных съёмок было очень мало, всё делалось на фильмотечных материалах и в рирпроекции.115 Нэлл всё чаще жаловалась на «скуку» собственной жизни по сравнению с полной впечатлений, «волнительной» жизнью мужа. Дэн взял себе за правило брать жену с собой на все приёмы, просмотры и прочие мероприятия; Нэлл даже пару раз приезжала на студию, но их прежней работе бок о бок пришёл конец. Ещё до начала съёмок Дэн всё чаще предпочитал работать над сценарием в офисе на Уордур-стрит. Там ему выделили совсем крохотный кабинетик, но он теперь находил, что лучше всего ему пишется в одиночестве, вдали от Нэлл. Может быть, отчасти потому, что дома его смущала необходимость обязательно показывать ей то, что он написал, даже если он писал пьесу… Нэлл вечно была рядом, заглядывала через плечо, рвалась увидеть каждую сцену, как только он вынимал страницу из машинки. Это раздражало Дэна — вовсе не справедливо, ведь Нэлл просто пыталась сохранить былую неразрывность их существования. Он всё чаще работал вне дома, она тоже: держала корректуру в издательстве, заводила новых друзей среди коллег. Несмотря на это, обоим стало тесно в маленькой квартирке близ Бромтон-роуд. Здесь и зародились первые приступы молчания Нэлл. Дэн стал возвращаться домой всё позже и позже.