Земля точка небо - Алексей Егоренков

– Ита-ак, – сказала Лиза, глядя на Максима с чуть растерянной улыбкой. – Если вы не успели проголосовать, напомню, у вас осталась одна минута, а пока давайте посмотрим наши цифры!

Ослепительно улыбнувшись ей в ответ, Макс повернул голову к монитору…

И обомлел.

0:59

Zemlя: 12 985

Nebo: 23

Последние три цифры не видны. Дебильный счетчик. Тоже заменить.

0:47

Zemlя: 12 992

Nebo: 23

Что-то у них серьезно не заладилось.

0:25

Zemlя: 13 002

Nebo: 25

– Ну-у… – сказала Лиза в камеру с той же нетвердой улыбкой.

0:10

Zemlя: 13 015

Nebo: 26

– Похоже, мне придется спросить у Максима…

0:04

Zemlя: 13 019

Nebo: 26

– …что же пугает его БОЛЬШЕ ВСЕГО НА СВЕТЕ?!

Дзин-нь! Счетчик замер и вспыхнул адским пламенем.

0:00

Zemlя: 13 023

Nebo: 26

!! Zemlя Zemlя Zemlя!!

Взревела музыка, которую Макс едва услышал. Он не мог думать, не мог дышать, только сидел и пялился на огромный экран, где красными огнями цвел его приговор.

– Итак, Максим? – резкий голос Лизы привел его в чувство.

Макс обнаружил, что сидит на жестком табурете, что прожектора невыносимо ярко светят ему в лицо, а навстречу ползет камера.

– Что же? – повторила Лиза. Потом не выдержала и скорчила ему сердитую гримасу.

– Я… не знаю.

Его скрипучий ответ громким эхом пронесся от монитора к монитору. Еще пять секунд – и он прозвучит из каждого телевизора, по всей стране.

Перед миллионной аудиторией.

– Ну же, – сказала Лиза и незаметно потрясла кулаком, стиснутым до белизны.

Перед эфиром он сказал ей, что подготовился на оба случая. Это была неправда.

– Я… – сказал Макс. Чужой голос. Собственно, не голос, а детское блеяние.

Он сглотнул и заговорил, шелестя пересохшим горлом:

– Я боюсь остаться один.

Это было всё, что он смог придумать.

5 апреля 2005 года

– И что это значит, мать вашу? – Тамара Владимировна Бергалиева, директор «Мега-44-го», в прошлом балерина, умела обрушить на собеседника гнев, не меняя тона голоса и выражения лица. – Что за публичная демонстрация влечения?

Максим не ответил и не поднял глаз. Лизе было жаль его. И обидно за себя. Они с Максом делали шоу сами. Директриса – не участвовала никак, только зажимала деньги и тряслась за прибыли.

Они стояли и молчали. Бергалиевой, впрочем, ответ и не требовался.

– Если бы не паблисити, ты был бы сразу уволен. В каждом журнале. В каждой газете. «Элиза и продюсер», «Новый бойфренд Элизы». «Он боится остаться один». И новый эфир через неделю. Как в связи с этим мне с тобой поступить?

– Бля, отправьте меня в пустыню и бросьте там. Снимите, покажите им, пусть радуются, – не выдержал Макс. – Достали, уроды, ничем им не угодишь.

– Увы, бросить не получится, – Бергалиева качнула головой и пошелестела бумагами. – Ты сейчас возьмешь камеру, поедешь в аэропорт и полетишь до Ташкента. Выйди за город, поговори на камеру, и сразу назад. И смотри, чтобы в кадре одна степь, никакой частной собственности – вообще никаких построек. И организуй ноутбук с интернетом. Мне нужно, чтобы ты не прекращал координировать.

Лиза открыла рот, но директор оказалась начеку.

– А ты отныне – отчитываться передо мной. Я сама теперь утверждаю гостей и сценарий. Без меня никаких решений. Иначе вычту бюджет у обоих из зарплаты на полгода вперед.

– Слушай…те, – сказала Лиза. – Это просто несправедливо.

Во-первых, эфир вчерашний получился стоящим. Пускай в конце вышла заминка, пусть Макс не выиграл «небо», как он наверняка собирался, зато его финальная реплика, да и вся сцена, была подлинной. Они показали зрителю искренность. Настоящее откровение, живые эмоции…

– Нет, сама слушай, – оборвала ее Бергалиева. – Ты хоть понимаешь, в чем твоя роль? Или откуда твоя слава? Ну? Понимаешь?

– В чем?

– Они хотят тебя трахнуть. Они смотрят на твои сиськи и мечтают. И на кой ты им, раз у тебя есть мужик?

– Какой мужик? При чем здесь это…

–  Это, дорогая, основа всего. Если ты думаешь, кому-то интересна твоя трепня или понты психиатрические, – в голосе директрисы что-то звякнуло, и Лиза впервые почувствовала, насколько Бергалиева зла. Воздух у ее лица прямо трещал от невербальной агрессии.

Она говорила еще о чем-то, но Лиза едва могла следить за речью. Спасаясь от морального давления, ее сознание постоянно уплывало куда-то. Они с Максимом вышли из кабинета, что Лиза тоже не запомнила в деталях, и запетляли в тонком кишечнике «Мега-44-го», в клубке длинных коридоров, полутемных ниш и проходных комнат, через которые они летели, будто спасаясь – Макс впереди, а она – следом, на каблуках.

– Просто чтоб ты знал, – сказала Лиза, чтобы остановить этот молчаливый бег. – Я правда считаю, что концовка была отличная. Ты не только зрителям показал настоящее лицо, ты даже мне его показал. Искренность…

– Ты забыла сказать Бергалиевой, что я не твой парень, – отозвался Максим через плечо, не замедляя шаг.

– А… а что она… – Лиза сбилась и дважды ступила на левую ногу, неловко подпрыгнув. – Точно! Ч-черт.

В голове у нее снова всё завертелось. «Черт, не хватало, чтоб они нас поженили за глаза». И как она… нет, эта Бергалиева неподражаема, как ей только могло прийти такое в голову…

– Не волнуйся, – сказал Макс. – Я передам ей.

Лабиринты «Мега-44-го» здорово смахивали на бомбоубежище: в полумраке здесь и там бродили чем-то занятые люди – они курили в тупиках, шуршали бумагой, трещали клейкой лентой, пили кофе на ступеньках и завтракали прямо в коридорах. И все как один провожали взглядом ее с Максимом.

«Или у тебя просто развивается паранойя», – подумала Лиза. Да. Отличный диагноз. Браво, Элиза Фрейд. Хотя, если по-хорошему, она всегда была слабым психологом. Именно поэтому ее занесло на телевидение. Со всеми ей подобными.

Спустя месяцы полноценности Лиза потихоньку заскользила в пропасть несовершенства… и ей даже это нравилось. В самобичевании виделся некий извращенный отдых. Который так нужен был ей в этот миг.

Они вдвоем нырнули в лифт. Его тяжелые двери сомкнулись, отрезав шум, чужие голоса и студийную беготню. Кабина заскользила вниз, неторопливо минуя один этаж за другим.

«Только никаких попутчиков», – думала Лиза. Пожалуйста. Не сейчас.

За то время, пока они с Максом вышли на первом и миновали стеклянную будку охраны, Лиза потеряла добрые полсотни килокалорий. Или как их там.

– Ладно, – сказала она. – Что мы теперь будем делать?

– Ты берешь машину и едешь домой. Выспись и отдохни, теперь нам будет сложнее.

– Я не устала.

– У тебя глаз дергается.

– Ладно… – спорить у нее точно не хватало сил. – А потом?

– Вызови уборщицу, пусть уберет после строителей. Пройдись по магазинам. В общем, что я тебе рассказываю – развлекайся. До эфира тебе нужно быть в форме.

– А ты?

– Я договорюсь насчет ноута, и в аэропорт. Сниму материал, отправлю в монтаж, и назад. Или переночую в Ташкенте. Сам отдохну. Надеюсь, там будет трава или что-нибудь.

– Боже, и я хочу, – простонала Лиза. – Как я хочу куда-то уехать.

– Езжай, – Максим вытряхнул из пачки сигарету. – Главное, не дольше, чем на пять секунд.

Он щелкнул зажигалкой и развернулся к ветру спиной.

12 апреля 2005 года

Площадь любой односвязной области,  – думал он. Режешь фигуру прямой линией. Берешь интеграл по каждой из двух половинок. Складываешь.

Площадь любой двусвязной области. Разбиваешь на две односвязные. Вычисляешь для той и другой. Вычитаешь.

Закон сохранения. Изменение массы равно общий поток через поверхность… Изменение энергии… Нет, это не в счет, это плохо давалось ему и прежде.

«Каждые семь лет», – повторял себе Дима, – «клетки человеческого тела полностью заменяются новыми». Кроме нервных. Те в основном умирают, и с ними гибнет информация. Всё подряд – воспоминания, знания, умения. Старые тревоги и секреты.

«Вот только сначала погибают те клетки, что на поверхности», – думал он. Потому, когда тебе сто лет, ты помнишь вещи из древности, из самых глубин, и забываешь то, что было вчера.

Это и не давало ему покоя. Дима отлично всё помнил.

Пару дней назад Максим вернулся откуда-то с юга, и вчера ему пришло оттуда письмо. Тяжелый конверт. Лиза начала бегать кроссы по утрам. Где-то в дорогом спортивном центре, у которого был свой лес, огороженный бетонным забором. Сам Дима опять до ночи торчал в редакции, обучал пару внештатников. Опять девочки – в «Ритм-н-блюз» почему-то шли одни девочки. Потом он шел домой через город, хотел немного срезать и заблудился.

Вокруг шуршала и ворочалась тихая весенняя ночь. Повернув с Ленинградского, Дима нырнул во тьму. Мимо потянулись темные пустыри и дворы. Он словно плыл в неподвижном космосе, и на чужих домах переливались огни, а позади них, в небе, кружили созвездия. Вокруг тянулся огромный незнакомый мир, и Дима едва мог дышать от восторга. Он брел напропалую, почти не следя за направлением, и готов был идти так вечно – в его распоряжении была и ночь, и следующий день, и целая жизнь.