Награда для Иуды - Андрей Троицкий

Кажется, если бы Мальгин тогда сказал: «Ты прав. Давай все отменим. И черт с ними, с деньгами. Никакие деньги не стоят того, чтобы лезть башкой в петлю», Елисеев согласился бы на это предложение без уговоров. Это была последняя возможность все исправить, отказаться от затеянной авантюры. Но Мальгин промолчал, решив, что приступы меланхолии и страха перед делом – обычная штука, такое случается даже с профессионалами.

На следующее утро, заправив под завязку бензобак, они выехали из города по направлению к колонии. Елисеев, забывшийся сном только под утро, сидел на переднем пассажирском сидении, потирая кулаками красные от бессонницы глаза. Красоты Бурятии, все эти холмы, заросшие вековыми деревьями, сопки с пологими склонами, узкие речки, прозрачные, как слеза не рожденного младенца, оставили его равнодушным. В полдень в условленном месте, на полдороге между Иркутском и колонией, где парился Барбер, машина съехала с дороги. Мальгин загнал «Жигули» в заросли березняка и объявил, что теперь их дело – набраться терпения и ждать.

В это самое время хлебный фургон въехал на территорию жилой зоны и встал возле кухни под разгрузку. Водитель Карен Мурзаян выбрался из кабины, пряча под полой куртки резиновую двухлитровую грелку, наполненною самогоном. Пока зеки рабочие кухни, разгружали хлеб и закидывали в фургон пустые поддоны, Мурзаян, отвлекая внимание бригадира, отвел его за угол столовки и, показав трехлитровую резиновую грелку, в которой что-то булькало. Сказал, что привез на продажу первач и три «индюшки», двухсотграммовые пачки индийского чая со слоном. Бригадир, поторговавшись, побежал в подсобку, где прятал деньги. Заперев дверь изнутри, оторвал от стены плинтус, державшийся на одном гвозде и честном слове, вытащил обрезок половой доски, запустив руку в тайник, извлек оттуда пакетик с деньгами. Сидя на полу, отсчитал несколько купюр. Оставшиеся деньги убрал на место, приладив доску и плинтус, вернулся к Мурзаяну, взял товар. Пряча покупки под полой бушлата, снова поспешил в подсобку.

К тому времени Барбер успел незаметно перебраться в фургон, спрятался за хлебными поддонами. Водитель закрыл задние дверцы, сел за руль и поехал к другим воротам, ведущим на производственную зону. У склада готовой продукции топтался мастер производственного обучения Алексей Васильевич Дикун. Он не стал звать зеков из столярного цеха, чтобы те помогли загрузить в «ЗИЛ» несколько кухонных шкафчиков-пеналов, пяток разобранных кухонных столов, табуретки и другую мелочь. Вдвоем с Мурзаяном, стали перетаскивать это добро в фургон.

Барбер вылез из-за поддонов, сжав плечи, залег в «пенал» и закрыл дверцу. Темнота, дышится трудно. В эту минуту он почувствовал, что лежит вовсе не в шкафчике, а в гробу на дне могилы, и уже через минуту глубокую яму закидают землей. Но Барбер отогнал дурные мысли, сказав себе, что за последние годы свобода не была так близка, как сейчас. Поверх первого «пенала» положили еще четыре точно таких же шкафчика. Барбер слышал, как захлопнулись двери фургона, лязгнула задвижка, машина тронулась с места, но уже через пару минут остановилась в «шлюзе» у контрольно-пропускного пункта. Барбер слышал обрывки разговора солдат срочников, охранявших КПП и досматривающих транспорт, и простуженный баритон водителя Мурзаяна.

Солдаты при помощи зеркальца, приделанного к длинной палке, осмотрели днище грузовика и велели открыть двери фургона. Мурзаян был вынужден подчиниться. Барбер, лежа на дне шкафчика, слышал, как кто-то из солдат, пыхтя, забирается в кузов, гремит наваленными поддонами, ножками кухонных столов. «Снимайте верхний шкаф, тот, что в углу, – сказал солдат. – Посмотрим, что там у вас». Тут, как и было задумано, в дело вступил мастер производственного обучения Дикун. Он, хлопнув дверцей, вылез из кабины и что-то сердито прокричал. До Барбера донеслись слова: «Заказчик ждать не будет, пока мы тут… Мебель – те же деньги… Без порток останемся…» А дальше по матери. Солдат спрыгнул на землю, дверцы закрылись, снова лязгнула задвижка.

Вдалеке послышался шум мотора и лязг цепей, приводивших в движение створки лагерных ворот, которые начали медленно раздвигаться. «ЗИЛ» качнулся, медленно тронулся с места, миновал шлюз, проехал вдоль поселка. Барбер облегченно вздохнул. Пронесло. Главная опасность позади. Но уже через пять минут он понял, что не доедет живым до места, задохнется в тесном узком «пенале», потому что дышится в нем труднее, чем в пластиковом мешке для трупов. Дикун забыл или не захотел просверлить отверстия в боковых стенках «пенала», ну, хотя бы одну дырочку сделал, чтобы заключенный в деревянном ящике человек смог хватать через нее глотки воздуха. Барбер, выставив ладони вперед, уперся ими в дверцу шкафчика, стремясь сбросить наваленные сверху «пеналы». Он вложил в это движение всю свою силу, всю жажду жизни, но дверца не сдвинулась ни на миллиметр. Он повторил попытку пять, десять раз, но только выбился из сил.

Пот заливал глаза, воздуха в «пенале» совсем не осталось. Внутри было так тесно, что Барбер не мог выпрями руки, чтобы изо всей силы надавить на дверцу шкафчика или с разворота врезать по ней тяжелыми кулаками. Тогда он сполз вверх, насколько позволяло тесное пространство, приподнял колени и каблуками ботинок врезал по днищу. Удар вышел слабым. Следующие четверть часа Барбер, задыхаясь, исходя потом, молотил ногами по днищу, чувствуя, что миллиметр за миллиметром отвоевывает жизненное пространство. Он подумал, что плотники на зоне под чутким руководством мастера Дикуна сколачивают на удивление крепкую мебель. С такими вещами фабричное дерьмо рядом не лежало.

Барбер молотил ногами по днищу, он так старался, что носом хлынула кровь. Горячим ручейком она стекала по верхней губе и щекам за ворот рубашки, насквозь пропитавшийся потом. Грузовик трясло на ухабах, плечи сдавливали стенки шкафчика, голова кружилась от духоты и слабости, а перед глазами мерцали блики праздничного салюта. Но Барбер, уже растрачивая последние силы, не сдавался, продолжая изнурительную борьбу со смертью.

Дважды он терял сознание. То были короткие мгновения забытья. Он приходил в себя, снова поднимал ноги и бил подошвами по доскам. Барбер выломал каблуками днище шкафчика, когда был близок к последнему предсмертному обмороку. Извиваясь змеей, ногами вперед выполз из «пенала» и еще долго лежал среди деревяшек, поддонов из-под хлеба на дне кузова, вдыхая полной грудью воздух, медленно приходя в себя. Силы, кажется, навсегда покинувшие его, медленно возвращались. Содрав с себя черную зековскую куртку с нашивкой на груди, окровавленную рубаху, подстелил эти тряпки под спину. Через час с небольшим «ЗИЛ» остановился, хлопнула дверца, послышались неясные голоса, слов было не разобрать. Наконец, распахнулись дверцы фургона.

Барбер, зажмурившись от яркого дневного света, спрыгнул на дорогу. Перед ним стояли два мужика, одетые не по здешней моде. Сразу видно, столичные штучки. "Моя фамилия Елисеев, – тихо сказал тот, что пониже ростом. – Я родной брат хозяина страховой фирмы «Каменный мост». «Очень приятно, – пробормотал Барбер и, поплевав на тряпицу, что нашел в кармане, вытер с губы запекшуюся кровь. – Будем знакомы: Виктор Барбер». «Почему ты весь в крови?» – Елисеев часто заморгал глазами. «Потому что я чуть было не подох в этом поганом шкафу, чуть не задохнулся, – Барбер бросил тряпку под ноги. – Эта сука, – он показал пальцем на Дикуна, стоящего возле кабины „ЗИЛа“, – эта сука не просверлила в шкафу ни одной дырки».

Вид Барбера, сжавшего кулаки, перепачканного грязью и кровью, был настолько страшен, что мастер производственного обучения попятился спиной к обочине. Дикун хотел многое сказать в свое оправданье, связные убедительные мысли посетили его бедовую голову. Да, он перестраховался с этими дырками. Обещал сделать, но слова не сдержал. Думал, как-нибудь Барбер выберется из шкафа. Да, человек чуть копыта не отбросил по его вине. Но ведь «чуть» не считается. Если бы те дырки заметили при осмотре фургона на КПП, побег мог закончиться еще и не начавшись. А Дикун… Что бы случилось с ним? Позднее, когда «ЗИЛ» выехал из поселка при зоне, можно было остановиться и выпустить Барбера из «пенала», но тогда Дикун, уже натерпевшийся страху, забыл обо всем на свете. Память словно кирпичом отшибло.

Мастер уже открыл рот, чтобы выдать целую речь в свое оправдание, но увидел занесенный кулак, не смог уйти от удара. И понял, что его словам грош цена. Дикун хотел отмахнуться, но не успел. Барбер наотмашь ударил с левой, ребром ладони по переносице. Дикун, ослепленный дикой болью, почувствовал, что в носу что-то хрустнуло, переломилось. На дорожную пыль брызнула кровь. И тут же кулак Барбера врезался в шею, а другой кулак в солнечное сплетение. Дикун согнулся пополам и получил коленом в нижнюю челюсть. Он успел подумать, что обещанных денег ему не видать, как своих ушей. Барбер ударил локтем в шею. В глазах мастера заплясали искры. Он опустился на колени, Дикун не ждал пощады или сострадания. Казалось, Барбер на глазах честной компании забьет его до смерти. Медленно и больно.