Рукопись Бога - Хуан Рамон Бьедма

– Странно… Возможно, на заводе что-то знают…

– На заводе?

– На самом деле он на пенсии, но его недаром прозвали отцом рабочих. Он и теперь заседает в профсоюзном комитете. Кажется, у него там даже кабинет есть.

– А вы знаете, как называется это предприятие?

– Да. Мы часто о нем говорили. «Термиса». Это на полигоне Калонхе.

Очередной адрес, очередные расспросы, очередная ложь… Чтобы немного передохнуть, Альваро принялся рассматривать здание. Образец архитектуры семнадцатого века. Широкая лестница. Лифты, в свое время казавшиеся новинкой, а теперь безнадежно устаревшие. Белые стены, впитавшие запах больницы и печали.

Священник решил сделать последнюю попытку.

– Скажите, у отца Пелайо были здесь друзья? Возможно, кто-то из них согласится со мной побеседовать…

– Пожалуй, друг у Пелайо был, но не в привычном для нас смысле. Он подолгу сидел у кровати одной монахини. Сестры Леонор. К сожалению, в последнее время сестра почти не приходит в себя. В Австрии она заразилась неизвестным вирусом. Врачи так и не смогли поставить диагноз. Сестра Леонор здесь уже давно. Без особых улучшений.

– Можно ее увидеть?

– Вообще-то она в коме, но если вы настаиваете…

Альваро молча кивнул, и администратор снова вышел из-за стойки, чтобы позвать кого-то из соседнего помещения.

Вскоре в вестибюль вышла женщина лет шестидесяти в лиловом монашеском облачении.

– Анита, ты не могла бы проводить отца Тертулли в комнату сестры Леонор? Он друг отца Абенгосара.

– Конечно. Идемте.

– Я, право, не знаю, как вас благодарить.

Альваро думал, что придется подниматься на лифте, но монахиня свернула в коридор и толкнула дверь, ведущую во внутреннюю галерею.

У входа в часовню монахиня замедлила шаг.

– Вы бывали в часовне Сан-Хорхе? – у женщины был приятный голос, звонкий, энергичный, с интонациями и выговором образованного человека.

– К сожалению, нет. Я очень давно не был в Севилье. А часовню знаю только по фотографиям. Картины Мурильо, Вальдеса Леаля… Весьма впечатляюще.

– А, по-моему, жутковато. In ictu oculi finis gloriae mundi…[9] Парящий над землей череп, гниющие тела священников и знати. «Иероглифы последних дней». Подходящее название для этого места.

– Почему?

– Его основатель Мигель де Манара мечтал создать приют для севильских нищих, которых в те времена даже не принимали в больницы. А в часовне отпевали безымянных утопленников и казненных. Чем-то подобным здесь занимаются и сейчас.

За разговорами они миновали каменный колодец внутреннего двора и вошли в темный коридор.

– Вы уж простите, что так медленно, святой отец. Ноги у меня уже не те.

– Ничего страшного. В нашем возрасте всегда что-нибудь да откажет.

– В нашем возрасте? Да вы по сравнению со мной мальчишка, – добродушно улыбнулась Анита.

– Ну что вы! Мне шестьдесят два года, – возразил Альваро, оценив чувство юмора своей провожатой.

– А мне девяносто восемь, – серьезно ответила монахиня.

– Девяносто восемь лет? – не поверил священник.

– Мы пришли.

Анита остановилась у единственной двери в конце коридора.

В палате не было никакого освещения, кроме тусклого красноватого ночника, и глаза Альваро не сразу привыкли к полумраку.

Грудь больной плавно поднималась и опускалась в такт пыхтению допотопного кислородного аппарата. Обтянутые кожей кости под белой простыней. Поредевшие волосы. Глубокие морщины на безжизненном бледном лице. Закатившиеся глаза.

Альваро несмело подошел к кровати. Невидимая в полутьме Анита говорила вполголоса.

– Иногда к ней возвращается речь, порой даже осмысленная, но это бывает очень редко.

– Администратор сказал, что врачи не могут поставить диагноз.

– Они каких только обследований ни проводили. Сошлись на том, что это неизвестный вирус.

– Еще он сказал, что сестра Леонор заразилась в Австрии.

– Сестра Леонор прожила много лет неподалеку от Леха в провинции Арльберг. Уединенное место в окружении заснеженных гор. Ее отправили домой только в прошлом году.

Священнику на миг показалось, что затянутые белой пленкой глаза пристально смотрят на него, но то была всего лишь иллюзия.

– Наверное, мне лучше уйти. Бедная женщина вряд ли сумеет мне помочь.

– Ты уверен, Альваро? – старик вздрогнул: откуда она узнала его имя? – Посмотри внимательно. Не жди, что она заговорит. Леонор жила среди Наследников великого аркана, в одной из их древнейших обителей. Это они привезли ее сюда. У Леонор не было для нас никакого послания. Она сама послание.

Палата будто уменьшилась в размерах; стены надвигались на священника, угрожая раздавить.

Монахиня на кровати походила на живой труп.

Альваро дрожал, и не только от холода.

Голос за его спиной принадлежал не Аните.

– Пелайо Абенгосар оказался самым любопытным из пяти хранителей. Он искал правду. И потому усомнился.

Голос.

– Ты ждешь, когда сестра Леонор облечет в слова видение о первом из Пяти Откровений, Альваро? Ты начинаешь сомневаться?

5

Сидя за столиком в таверне «Козырная карта», комиссар Арресьядо смотрел в окно на Севильский собор. Величавое здание тянуло свои шпили к небу, не обращая внимания на дождь. Собор был словно город в городе. Зловещий черный город, хранивший память обо всех грехах и бедах прошлого.

Комиссар знал, что инспектор Бенарке ждет его в депо на вокзале Санта-Хуста, и уже начинал немного волноваться из-за того, что она не отвечает на звонки, но то, что происходило у него на глазах, интересовало Арресьядо куда больше.

У притвора Ящерицы, неподалеку от Апельсинового двора, церковные служки под присмотром Амадора Акаля выгружали из небольшого фургона герметично запечатанные коробки.

Отдав грузчикам последние распоряжения, слепой кликнул своего поводыря и направился в сторону таверны.

Никто из посетителей даже не взглянул на старика с пачкой лотерейных билетов, приколотых к старому свитеру, пробиравшегося между колоннами, украшенными объявлениями о корриде. Его здесь все знали.

– А вы, как я погляжу, трудитесь на две ставки, – заметил комиссар, махнув рукой в сторону грузовика. – Подвизаетесь в церковном совете?

– Это церковный совет у меня подвизается. – Арресьядо давно оставил попытки понять, когда слепой говорит серьезно, а когда мрачно шутит. – У вас, как я понимаю, есть новости?

– Очень хорошие. Об анонимках.

К столу бесцеремонно подкатил субъект в щегольском костюме.

– Какой номер выиграл, дедуля?

– Отвали, – грубо откликнулся Амадор.

– То есть как «отвали»? Ты обязан информировать клиентов.

Поводырь, все это время перебиравший салфетки на столе, в один миг оказался подле типа в голубом костюме и пообещал, оскалив желтые зубы:

– Я отрежу тебе яйца и скормлю их тебе же на завтрак.

Мальчишка уступал противнику в росте и весе, но ни у кого не было сомнений, чья возьмет. Щеголь понуро удалился к барной стойке, а вскоре и вовсе ретировался.

– Что вы разузнали об анонимках?

– Все, – с довольным видом сообщил полицейский. – А вы неплохо натренировали парнишку.

– Давай о главном, – нетерпеливо отрезал слепой.

Одно дело, когда у тебя на глазах унижают незнакомца, и совсем другое, когда хамят непосредственно тебе. Арресьядо крепко задумался, стоит ли игра того, чтобы указать зарвавшемуся бродяге его место. И все же решил не рисковать.

– Ребята из Ватикана были правы. Эта задачка для тех, кто разбирается в здешних делах. Я, по-моему, уже говорил, что наши эксперты мне кое-чем обязаны. С буковками они управились быстро. Это не стандартный шрифт, не газетный. Все оказалось очень просто. В Аргуэльесе один парень явился в типографию, чтобы заказать каталог комиксов. Напечатанный особым шрифтом, который он сам придумал и нарисовал у себя на компьютере. Ему, разумеется, отказали. В типографии этого типа запомнили очень хорошо, потому что он закатил жуткий скандал и кричал, что слово клиента закон. Чтобы он отвязался, ему напечатали каталог на лазерном принтере.

– У тебя есть его координаты?

– В типографии осталась копия счета для магазина комиксов под названием «Дельта-99», расположенного на улице Калатравы в доме без номера. Владелец некий Пасиано Гомес. – Полицейский сделал паузу, предлагая собеседнику оценить его усилия, и, не дождавшись похвалы, продолжал: – Похоже, этот недоносок напечатал каталог, не нужный ровным счетом никому, кроме него самого, сделал чертову погибель копий и теперь вырезает из них буквы.

– Предположим.

– О любителе комиксов мы больше ничего не знаем. Хотите, я наведаюсь в лавку и проверю что к чему?

Слепой с трудом поднялся на ноги. Его невидящий взгляд был устремлен на темную громаду собора за окном, а, быть может, и дальше, в какие-то неведомые Арресьядо области.

– Я сообщу, когда от тебя что-нибудь понадобится.