Пикассо и его женщины - Сергей Юрьевич Нечаев

не испытывала. Ольга была очень несчастным существом, неспособным найти выход из создавшегося положения. Более одиноких людей, чем она, я не видела. Все избегали ее. Люди боялись остановиться и поговорить с ней, понимая, на что обрекли бы себя».

Мнение это не самое объективное и не самое справедливое. Например, на что обрекли бы себя люди, общаясь с Ольгой — женщиной глубоко порядочной и не привыкшей к необязательности в человеческих отношениях? И кто на ее месте мог бы найти «правильный» выход из создавшегося положения? И существовал ли он вообще — этот выход? А посему даже странно читать в некоторых биографиях Пикассо, что Франсуаза Жило, в отличие от других его женщин, «была самая образованная и тонкая», что она «пожалела Ольгу, понимая и ее полное одиночество, и горькое отчаяние, и драму жизни с этим человеком».

Ничего себе, поняла и пожалела!..

И тут необходимо отметить, что до поры до времени непосредственно против Франсуазы Ольга не предпринимала никаких прямых выпадов. Она ограничивалась лишь тем, что повсюду следовала за ними и осыпала Пикассо всевозможными угрозами. Заметим, не соперницу, а Пикассо, так как именно его она считала главной причиной своих несчастий. И не угрозами даже, а вполне справедливыми требованиями законной жены и матери к законному мужу и отцу, забывшему в своем «жизнелюбии» и «эротических экспериментах» об элементарных обязанностях. А еще Ольга ежедневно писала ему, большей частью по-испански, чтобы Франсуаза не могла понять, но этот язык она знала достаточно плохо, поэтому нетрудно было разобрать отдельные фразы. Например, такую: «Ты не тот, что был раньше. Твой сын ничего собой не представляет и становится все хуже. Впрочем, как и ты сам».

Если такое поведение считать в высшей степени неприятным, то тогда точно Франсуаза Жило — «самая тонкая», а Пикассо не моральное чудовище, а настоящий образец благопристойности.

* * *

Ситуация складывалась следующая: живя в Париже, Пикассо был относительно избавлен от назойливости Ольги, если не считать писем с угрозами. Однако на юге, где большую часть времени он проводил вне дома, едва ступал за порог, Ольга тут же оказывалась рядом, со всеми вытекающими из этого последствиями.

В декабре 1947 года Пикассо вернулся в Париж. Когда в феврале 1948 года они с Франсуазой вновь поехали на юг, та оставила няню в Париже, и поэтому сама занималась сыном. И вот стоило ей вывезти Клода в коляске на прогулку — неизменно появлялась Ольга и начинала выкрикивать гневные слова о том, что от нее ушел муж.

Франсуаза не отвечала, понимая, что это лишь еще больше разъярит «бывшую». Бабушка Франсуазы, жившая по соседству и часто гулявшая вместе с ними, плохо слышала, однако время от времени говорила: «Не понимаю, почему эта женщина все время ходит за нами».

Бабушке не нравилось неопределенное положение внучки, поэтому Франсуаза не могла объяснить ей, что эта женщина — жена Пикассо.

Франсуаза Жило пишет:

«Неделя шла за неделей, а остервенение Ольги нисколько не убавлялось. Если она не следовала за мной, когда я вывозила Клода, то дожидалась у дома месье Фора моего возвращения. Пока я доставала ключи и отпирала дверь, держа при этом сына на руках, Ольга подходила ко мне сзади, щипалась, царапалась и, в конце концов, втискивалась в дом впереди меня со словами: “Это мой дом. Здесь живет мой муж”, и выставляла руки, не впуская меня. Если бы я даже захотела сопротивляться, то с ребенком на руках не смогла бы».

Месье Фору, старому печатнику, в доме которого жил Пикассо, было тогда 85 лет, а его жене — около пятидесяти. Она всегда не особенно жаловала Франсуазу и однажды, заслышав происходящую у двери сцену, подошла к окну и окликнула Ольгу:

— Я вас помню. Вы ведь жена Пикассо? Мы с вами познакомились много лет назад, когда мой муж работал печатником у господина Воллара.

Обрадованная этой неожиданной удачей, Ольга ответила:

— Да, конечно. И я пришла выпить с вами чаю.

С того дня Ольга ежедневно приходила к мадам Фор. Она садилась у окна, и если кто-нибудь приходил к Пикассо, выкрикивала:

— Моего мужа нет дома. Он ушел, и его не будет весь день. И, как видите, я снова живу с ним.

* * *

Приехав в Валлорис (один из главных керамических центров Франции), Пикассо ежедневно работал в гончарной мастерской «Мадура», и принимать нападки Ольги приходилось Франсуазе. Всякий раз при встрече Ольга с некоторых пор взяла манеру шлепать ее, как провинившегося ребенка. Вступать в драку с ней у Франсуазы не было никакого желания, но молча сносить подобное она не собиралась. Как-то раз она заявила Пикассо, что так продолжаться не может, что надо немедленно найти другое жилье.

Тем временем на юг приехал сенатор Поль Кюттоли с супругой. Они были большими знатоками искусства и поклонниками творчества Пикассо, и Франсуаза попросила месье как-то воздействовать на Ольгу. Ей казалось, если он напишет Ольге письмо на официальном бланке, в официальном тоне, оно хоть и не будет обладать юридической силой, но заставит ее присмиреть. Месье Кюттоли отправил к Ольге комиссара районной полиции, тот сказал ей, что если она не уймется, то может оказаться в очень неприятном положении. После этого Ольга и в самом деле немного притихла. Но к тому моменту Франсуаза по горло была сыта и мадам Фор, и ее домом, и выходками Ольги. Однако было ясно, что Пикассо ничего не предпримет, если его не принудить к этому. Поэтому она твердила ему изо дня в день о своем недовольстве. В конце концов, он объявил в мае, что ему подобрали новый дом в Валлорисе, который можно купить и тут же в него въехать. Назывался он «Валисса».

В воспоминаниях Франсуазы Жило читаем:

«Мы поехали осмотреть его. Это была небольшая, довольно неприглядная вилла, но, чтобы не жить больше у Форов, я согласилась бы и на худшую. В течение недели нам побелили внутри стены, мы купили две кровати, два некрашеных стола, два кресла, четыре стула и были готовы к переезду».

Глава девятнадцатая

Переезд в «Валиссу»

В то утро, на которое был