Нефритовый Грааль - Аманда Хемингуэй

Анни попыталась выкинуть из головы бесполезные размышления и взглянула на книжку, которую держала в руках, — это оказалась старинная кулинарная книга. Следует вернуть ее Бартелми: ему наверняка не хотелось бы такую потерять. Анни принялась листать книгу, задерживая взгляд на подробных рецептах, напечатанных посредством гравировальной доски и проиллюстрированных контурными черно-белыми рисунками; в них упоминались всяческие марципаны, пупетоны и торт «Наполеон». Здесь даже было несколько цветных оттисков, защищенных промокательной бумагой: прямо-таки живописные натюрморты особенно изысканных блюд. Когда Анни стала перелистывать одну из таких страниц, из нее выпорхнул клочок бумаги и, кружась, скользнул на пол. Женщина нагнулась, чтобы поднять листок, решив было, что он из книги, — и тут же поняла свою ошибку. Бумага оказалась рукописной, а не напечатанной, и содержимое ее не имело никакого отношения к кулинарии. На миг Анни уставилась на листок во все глаза, потом захлопнула книгу и вскочила на ноги. Быстро отыскав в телефонной книге нужное имя, она набрала номер:

— Ровена? Это вы? Говорит Анни Вард. Кажется, я нашла ваш запрет.

Ровена Торн примчалась через час, притащив за собой, словно пуделя на поводке, адвоката.

— Все правильно, это он, — подтвердил юрист, изучив документ. — Правда, уже не оригинал — тот наверняка истлел, если был составлен так давно, как вы утверждаете. Перед нами обновленный вариант, составленный в девятнадцатом веке; тем не менее, он имеет ту же юридическую силу. Теперь у нас и впрямь есть шанс доказать, что продажа чаши незаконна.

— Это я нашла бумагу, — сказала Анни. — По-моему, это несправедливо. Дети так тщательно искали, а я наткнулась на нее совершенно случайно.

— Тебе причитается награда, — сообщила Ровена. — Пятьсот фунтов. Сожалею, но больше предложить не могу, поскольку намерена оставить чашу у себя, не для продажи, а значит, не выручу за нее денег. Мне хотелось бы сделать что-нибудь и для вашего мальчика с друзьями. Шоколад? Или можем все вместе отправиться на роскошный ужин?

— Было бы супер! — обрадовалась Анни. — Только не надо денег.

— Глупости! Всем нужны деньги, если только человек не дурак и не сумасшедший. А ты удивительно умная девушка. Бери — и дело с концом. Не сомневаюсь, что ты потратишь все на сына — матери всегда так делают. Он хороший парнишка и не так уж избалован. Не отказывай мне — я должна тебе больше, чем просто деньги. Я законная владелица чаши и осознала это, едва увидев ее. Я бы отдала душу, чтобы вернуть ее.

— Не надо так говорить, — ощутив внезапный озноб, предостерегла Ровену Анни. — Я знаю, что ваши слова не всерьез, и все же…

— Очень даже всерьез, — возразила Ровена.

Вечером Натан пригласил на ужин Хейзл и Джорджа. Все трое наперебой расспрашивали Анни о находке, а потом рассуждали, что произойдет теперь и удастся ли Ровене в самом деле вернуть Грааль.

— Решение в руках суда, — с умным видом заявил Джордж. Недавно, посмотрев судебную драму по телевизору, он решил, что всю жизнь мечтал стать адвокатом, и теперь изо всех сил стремился овладеть соответствующими речевыми оборотами.

— Если в запрете говорится, что чашу нельзя продавать, то им придется вернуть ее миссис Торн, верно? — спросила Хейзл.

— Не думаю, что в бумаге имеется столь однозначное указание, — отозвалась Анни, — в юриспруденции так всегда. Даже если суд решит, что сам акт продажи незаконен, может встать вопрос доказательства принадлежности самой Ровены к роду Торнов.

— Она точно из Торнов, — сказал Джордж, позабыв свои судейские манеры. — Все это знают. А других Торнов не осталось.

— Не уверена, — нахмурившись, проговорила Хейзл. — Наверняка есть какие-нибудь дальние кузены и кузины и прочая вода на киселе, как в любом семействе. Я тоже в некотором роде Торн. Моя прабабка из Карлоу, а они — потомки Торнов. Наверно, по всей округе расплодились сотни Торнов.

— Может, и ты заявишь свое право на чашу? — поддел подругу Джордж.

— Ты что-то совсем притих, — сказала Анни, обращаясь к Натану: тот почти не принимал участия в общей беседе. — Как пообщался со своим чужеземным другом?

Хотя Натан и обрадовался находке, голова у него была забита совсем другим.

— Эрик, — рассеянно произнес он. — Его зовут Эрик.

— Ты водил его познакомиться с дядей Барти?

— Нет. Пока еще нет. Обязательно свожу. Ему нужно много и хорошо питаться. Эрик потрясающий человек. Он так быстро выучил английский, а еще у него лиловые, темно-лиловые глаза, как фиалки, и ему… ему нравятся «Звездные войны».

— Похоже, он классный, — заметила Хейзл. Из-под бахромы волос смотрели сузившиеся в щелки глаза. Им с Натаном пока так и не удалось пообщаться наедине.

— Он самый классный, кого мне доводилось встречать, — подтвердил Натан.

Позже, когда Хейзл и Джордж разошлись по домам, Анни попыталась вытянуть из Натана что-нибудь об Эрике — без особого успеха.

— Он рассказал тебе, откуда взялся?

— Да, мы беседовали об этом, — произнес Натан, тщательно выбирая слова. Увидев на лице Анни выжидательное выражение, мальчик добавил: — Мали. Так он сказал.

— Та Мали, что в Африке?

— Наверно. Если нет другой Мали где-нибудь еще. Он… не очень ясно выразился.

— А мне показалось, ты сказал, что он очень хорошо говорит по-английски, — несколько резковато заметила Анни. — Как бы то ни было, ни разу не слышала, что у людей в Мали глаза лилового цвета.

Эту реплику Натан и вовсе оставил без ответа.

Мальчик точно знал, что ночью ему приснится другой мир: после встречи с Эриком он казался еще ближе и реальнее; Натан почти верил в то, что, если приложит определенные усилия, сможет попасть туда наяву — в грезах, а не во сне. Его манила и пугала эта мысль — он словно отдалялся от собственного мира; так что в итоге мальчик решил не пробовать. Ночью он погрузился в сон — краткий и неглубокий, а проснувшись, снова очутился в городе — Аркатроне. Теперь он знал название города: Аркатрон, город Йинда. И сразу же Натан ощутил, что сделался еще более реальным и видимым, нежели прежде, и постарался мысленно вернуть себя в состояние бестелесного присутствия — тщетно. Он опять оказался в галерее с изогнутыми колоннами: в искусственном свете он чувствовал себя особенно уязвимым. Оглядев себя, мальчик понял, что на нем пижама; впредь придется ложиться спать в нормальной одежде, решил он. Натан чувствовал себя очень неловко, разгуливая по чужой вселенной в таком виде. Конечно, существовали прецеденты: дети в «Питере Пене», Артур Дент в «Автостопе»; вот только в мире, где запрещена художественная литература, их все равно никто не знал.