КАК УБИТЬ ДРАКОНА: Пособие для начинающих революционеров - Михаил Ходорковский

В современной России такой свободы нет. Вместо нее есть пространство, пределы которого строго очерчены властью, на котором с ее позволения и под ее бдительным присмотром обитает туземец по имени «Гласность». Этот музейный старик живет в отведенной на окраине полицейского государства резервации, развлекая столичных зевак и заезжих туристов.

Жизнь в резервации целиком и полностью зависит от воли государства: оно могло бы прикрыть ее полностью и в любой момент, но из каких-то своих внутренних соображений этого не делает — видимо, вред от закрытия резервации (связанная с этим шумиха, необходимость развлекать зевак чем-то другим и так далее) пока превышает вред, наносимый режиму призрачной открытостью. Такое положение возникло не в один момент, а сложилось исторически под воздействием множества разнообразных и зачастую противоречивых факторов. Чтобы понять, как из этой ситуации выруливать и, главное, куда, необходимо хотя бы вкратце обрисовать эту эволюцию.

В СССР общество было настолько закрытым, насколько это вообще возможно в практической жизни. Эта закрытость давала уникальные рычаги государственной пропаганде, помогавшей режиму контролировать сознание, а значит, и поведение подавляющей части населения. В этом, можно сказать, одно из главных отличий тоталитарного режима от авторитарного — первый полагается не только на полицейские репрессии, но и на активное программирование сознания и поведения людей с помощью мощнейшей пропагандистской машины. Таких условий и близко нет у нынешнего режима, и не думаю, что ему когда-нибудь удастся их создать.

С середины пятидесятых, когда эпоха «большого террора» миновала, основная нагрузка по поддержанию стабильности советского строя легла именно на пропагандистскую государственную машину. Репрессивный аппарат играл вспомогательную роль, вычищая тех, кто по каким-то причинам оказался невосприимчив к пропаганде. Но таких оставалось сравнительно немного, поэтому не было нужды держать репрессивную машину в постоянно расчехленном состоянии, и она орудовала исподтишка, периодически изымая «желающих странного», а всю основную черновую работу выполняли «мастера партийного слова».

Усилиями глубоко эшелонированной, беспрецедентной по мощности пропагандистской машины население было прочно экранировано от сколь-нибудь правдивой информации о происходящем в стране и в мире. Это естественным образом сформировало основную линию фронта борьбы с режимом как внутри СССР, так и извне. Главным раздражителем для подавляющего большинства на исходе лет советской власти были не репрессивные органы, не милиция с КГБ (подавляющее большинство обывателей с ними впрямую не сталкивались), а именно партийные пропагандисты, рассказывавшие народу о том, что сплошь и рядом расходилось с его эмпирическим опытом.

Логическое следствие такого положения вещей не заставило себя долго ждать: когда к власти в СССР пришел Горбачев, чуть ли не главным консенсусным требованием и верхов, и низов стало требование правды. Отвечая на этот четкий и ясно выраженный политический запрос, горбачевское руководство выдвинуло лозунг гласности. Безусловно, гласность была чисто советским эвфемизмом, отражавшим смутное и мифологизированное представление советско-партийной элиты о связанном комплексе таких либеральных ценностей, как свобода слова, свобода печати, открытость и так далее. Да, это была крайне непоследовательная, ограниченная и внутренне противоречивая идеологическая конструкция. Но вместе с тем надо понимать, что это была самая фундаментальная, самая первая и потому самая жесткая парадигма перестройки. Это был хребет, на который потом нанизали все остальное.

Гласность психологически, с самого начала и до сих пор, воспринимается как главное достижение горбачевской революции. В ней виделся концентрированный ответ на советский тоталитаризм, каким его запомнили последние советские поколения. И именно поэтому, когда режим начал наступление на демократию и все достижения горбачевско-ельцинской революции были подвергнуты остракизму, гласность оказалась последним непотопляемым оплотом «коммунистического либерализма».

Это создает у многих людей иллюзию, что в России сохраняется какая-никакая свобода слова. В действительности все оказалось гораздо сложнее: никакой свободы слова в России не было и до войны, но авторитарный и даже неототалитарный по своей природе режим до определенной степени научился сосуществовать с остатками горбачевской гласности не без некоторой выгоды для себя.

Конечно, начало войны и переход режима в состояние тоталитарной мобилизации не могли не сказаться и на этой сфере. Все влиятельные независимые и полунезависимые СМИ, журналисты, блогеры подверглись беспрецедентному давлению, в результате которого были вынуждены или прекратить свою деятельность, или уезжать из страны, или идти на службу режиму.

Однако это финальная стадия развития диктатуры. Нам же надо понять, как не допустить начала этой эволюции.

Чтобы правильно выстроить стратегию демократизации российского общества на будущее, нам необходимо понять тайну странного и отчасти противоестественного сосуществования этих двух взаимоисключающих начал общественной жизни — начала правды и начала лжи.

В основе этого феномена — способность режима удерживать командные информационные высоты. Началось с концентрации основных информационных каналов в руках государства и аффилированных с государством лиц и структур. Вехи движения в этом направлении — разгром старого НТВ и восстановление полного контроля Администрации Президента над Первым каналом, который остался общественным лишь на бумаге. На сегодняшний день информационный рынок является одним из наиболее монополизированных в России.

При этом государство прямо или косвенно владеет не только проправительственными средствами массовой информации, но и даже большинством СМИ, считающихся оппозиционными.

Экспансия государства не ограничилась рынком классических СМИ. По мере роста влияния интернета государство через своих агентов пришло и туда. Важнейшим рубежом здесь стало приобретение контроля над крупнейшей в России социальной сетью «ВКонтакте». Но и, помимо этого, в различные интернет-проекты через многочисленных посредников-подрядчиков закачиваются колоссальные бюджетные средства. Несмотря на широко распространенное мнение об оппозиционности режиму российского сегмента интернета, в действительности и здесь государство занимает доминирующее положение.

Однако еще важнее не количественные, а качественные показатели. Важно не только то, какими ресурсами в информационной сфере располагает государство, но и то, каким образом оно их использует. Итогом многолетних и непрерывных усилий Кремля стало создание в России, так сказать, доминирующего информационного потока. Это метод крайне агрессивного тотального распространения информации, имитирующий перманентную информационную войну.

Генератор такого доминирующего информационного потока находится в Кремле, а приводные ремни — тьма кремлевских агентов, контролирующих конкретные информационные ресурсы, причем сразу на нескольких уровнях. Это предельно сложная система, включающая в себя разветвленную и децентрализованную сеть think tanks — аналитические фабрики, наполняющие поток идеями. Тут есть свои многочисленные и в основном аутсорсинговые производственные мощности, свои «звезды» и свое «пушечное мясо». Эта система устроена гораздо тоньше и изощреннее, чем силовой репрессивный блок, и это немудрено: до последнего времени она играла ключевую роль в стабилизации режима.

Именно наличие этого мощного контролируемого государством информационного потока позволяло режиму сохранять рядом в резервации слабый и ограниченный альтернативный информационный ручей, шум которого был почти не слышен массам, поскольку его заглушал рев потока. При этом,