Темноводье - Василий Кленин

него пристроиться. Ивашка по-воеводски всем наказы дал. Поляковские во главе с Митькою Тютей, как вызывающие сомнения, даже близко не подходили к пленнику. Снарядились по-походному и ушли, навроде, зверя бить на мясо. Козьме с парой казаков доверили припасов в дорогу взять. Прочие же работали подле Дурнова и выжидали. Нужное уже было упихано в торбы, укрыто в лесочке и ждало часа.

Когда уселись все, чтоб сухомятины поесть, старый Тимофей отвел Дурнова потихонечку на сторону, а потом они исчезли в кусточках. СторОжа хватилась его нескоро, начала пытать народ.

— Дурнова не видели?

— Так вон жеж бревно к плотам поволок! — тут же подскочил Гераська, коего оставили тут аккурат для этого. Несколько работяг согласно кивнули — просто по привычке. Так что, беглеца не хватились до самой темени. А Гераська разрыл свои пожитки утаенные и тож пошел к условному месту.

Ждали только его. Быстро похватали поклажу и молча захлюпали по болотине. Шли на полуночь версты две, пока не нашли сухое и густо обросшее местечко, где и решили заночевать. Костра не жгли — хоронились. И сидели бирюками. В тиши.

Дурной, зябко кутаясь в кусок войлока, долго на них всех посматривал, а как счёл, так и зашелся смехом… своим дурацким.

— Надо же! У нас тут тайная вечеря… Дурной и его двенадцать учеников.

Гераська нахмурился: больно богохульно прозвучало. А Ивашка сам добавил:

— Ага, у нас и Иуда имеется…

— Токмо надо еще глянуть: который он тут! — тут же взъелся Козьма, поняв, что камень в его огород кинули.

— Может, не Иуда, — всё еще улыбаясь, тихо молвил Сашко. — Может, наоборот.

И казаки опять притихли.

— В общем, — Дурной хлопнул ладошками по мокрым коленям. — Зря вы, наверное, это затеяли, мужики. Но от всего сердца вам — спасибо. Меня, честно говоря, в том узилище тоска заела. Проклял я тот день, когда из лесу к нашим дощаникам выплыл. Не так я думал с родным народом сойтись. Все чужие… Вернее, я там так думал. А вы. А вы вон…

Тут беглый толмач чевой-то закашлялся. Гераська с тревогой покосился на Старика, но тот смотрел в землю.

— Короче, мужики, я теперь за вас, как за родню. Как за стаю свою, — Дурной опять начал плести свои чудные речи. — Поклон вам до земли, как тут говорят.

«Почему тут?» — пожал плечами Гераська. Но опять промолчал, потому как все сидели, будто всё понимали. Чево он станет себя дурнем выставлять?

— Ну, и что дальше-то деять? — негромко спросил кто-то в темноте.

— Вы меня спрашиваете? — изумился Дурной. — Я-то думал: это у вас мысли есть. Вы-то чего хотите? Я понимаю, за чем Тютя пошел — за волей. И Мезенец — он за землей. Гераська… он за компанию! А вам-то что не сиделось? А, Козьма? Ивашка?

Козьма только сопел чайником, а Ивашка Иванов плечами пожал:

— Я сбёг не ко хорошему, а от плохого.

— Не веришь, сталбыть, в Кузнеца?

— То, что ему от Хабарова в наследство досталось — никому не поднять.

— Тут ты прав, Делон, — кивнул Дурной.

— Чего?

— Неважно, — отмахнулся Сашко и возвысил голос. — Ну, коли мыслей у вас нет, то давайте делать то, что я предложу.

— А чего ты предложишь?

Глава 34

— Волю государеву сполнять! — снова заулыбался Дурной.

— Это как это? — не выдержал Гераська, забыв о солидности.

— Потом скажу. Но первым дело у меня не просьба будет. Требование. Мы здесь в полной… В тяжелом положении мы все теперь. Трудно нам будет. Поэтому нельзя нам грызться друг с другом. И подлости творить. Сгинем все к хреням! Давайте все поклянемся, прямо здесь и сейчас, что будем впредь друг за дружку! Что никто над другими вставать не будет! Что никто зла не замыслит, и каждый на помощь придет в трудный час!

Старик резво вскочил на ноги.

— Богородицей клянитесь, остолопы! — даже в ночи Гераська видел, как грозно сверкают очи Тимофея. — Матерь Божью в свидетели призывайте!

Подельники нестройно начали призывать высший догляд. Замелькали крестящиеся руки. Старик приметил, как замешкался Ничипорка, и тут же отвесил ему крепкий подзатыльник. Гераська сразу закрестился часто и истово.

— От то любо! — пробасил дончак Тютя. — От то по-казачьему!

— Ну, так что за воля государева? — не утерпел опять Гераська.

— Острог здесь поставим. И пашню заведем. Как Зиновьев и приказал. Кузнец в этом году уже точно не сделает. А мы — сможем!

— Это дело, — оживился Тимофей Старик. — Ежели приказной нас достанет — будя чем откупаться. Мол, за общее дело радели.

— Только на самом деле, мы тот острог для себя строим.

— Нас тут дюжина всего, — показал головой толмач Козьма. — Разве мы такое справим?

— Начнем с малого. Только острог надо не на берегу ставить, а в глуби. Чтобы тайным он был. Не стоит на глаза особо показываться. Ни богдойцам, ни приказному. Я одно хорошее место здесь знаю… только найти его надо.

С утра ватага отправилась искать «хорошее место». Кроме Гераськи. Его и Ничипорку, как самых молодых, послали к Амуру — доглядывать за войском Кузнеца. Дождаться, когда казаки уйдут — и сообщить своим. Два дня парни сопли морозили, пока, наконец, дощаники с плотами на воду не столкнули — и бывший хабаров полк с песнями ходко ушел на низ. Продрогшие доглядчики пошли искать своих, а те уже и место сыскали и даже обживаться начали!

У северного берега глубокого ручья, который Дурной прозвал Бурханом, стоял небольшой холмик. Крутой со стороны речушки и пологий с полуночи. На севере холмик окаймляло болотистое озерцо. Само место песчаное, сухое, на ём даже сосны росли.

— Вот эти сосны не трожьте! — распоряжался Сашко. — Увяжем их, наверху настил соорудим. Это самая высокая точка по берегу — так что наш наблюдатель сможет и за Амуром, и за Зеей следить. И вырубку вокруг острожка делать не будем. Тогда с рек ни домов, ни стен не разглядят.

Прознав, что Кузнец точно ушел, казаки с радостью запалили жаркий костер. Наготовили снеди, травяного отвара — и всласть прогрелись едой и питьем. А наутро Дурной повел всех в брошенный лагерь: сбирать какие-то трофеи. Кузнецово войско, конечно, всё с собой уволокло, но дощаники не бездонные. Так что и побросали кой-чево.

Ватажники нашли немного старого тряпья, годного разве что в костер… или на факелы намотать. Но Дурной в него вцепился клопом! Кто-то забыл колпак, кто-то выкинул провонявшую волчью шкуру — бунтовщики сгребали всё. Собирали обрывки веревок, деревянные лопаты. Нашли даже железный клепаный котел. Почти прохудившийся, но еще