Гвардеец - Николай Романов

Питомцев было трое – Осетр Приданников, Беляй Капустин и Костик Горбатов. У каждого из них была своя собственная судьба, но судьбы эти походили друг на друга как две капли воды. Периферийная планета в Приграничье, нападение пиратских каперов, гибель родственников… Невезуха. И везуха, потому что у каждого оказался спаситель, решивший взять этого конкретного пацана в приемные сыновья своего военного подразделения. А подразделения эти были росомашьи. Там невезуха, тут везуха – как всегда в жизни. Будь ты хоть Великий князь, за которым стоит весь императорский род, хоть новоиспеченный сирота, за которым не стоит никто, кроме твоего спасителя и его командира…

Осетр не знал, какой вывод сделали Беляй с Костиком, но сам он прекрасно понял, что никто его за ручку по жизни не поведет, за мамину юбку не спрячешься, папа не прикроет широкой спиной. И нельзя сказать, чтобы это понимание мучило его душу, просто перед ним вдруг в полный рост встала неизбежность взрослой жизни, и ничего с этим невозможно было поделать.

Вот на самом первом своем выпускном балу, три года назад, он и узнал, что такое светское знакомство.

День тот запомнился на всю жизнь. С утра в школе царила праздничная суматоха. Вроде бы и не требовалось заниматься костюмами, поскольку это не новогодний карнавал – кадеты надевали всего лишь парадные мундиры, – но ощущение необычности происходящего пронизывало душу, как солнечный луч. А повседневные занятия – умыться там, поесть, привести в порядок свою комнату – лишь подчеркивали буйную праздничность дня. Как стакан холодного лимонада в жаркую погоду…

Учебы в этот день уже не было. Выпускной курс, который, собственно, и был главным на этом действе, накануне сдал государственный экзамен императорской приемной комиссии, и кадетам оставалась лишь «суворовская купель», а два курса помладше готовились к отправке в летние лагеря, где их ждала, как говаривал капитан Дьяконов, стопроцентная полевая жизнь.

Тем не менее и без учебы день бывал насыщен. Украшение зала, где сначала проходил самодеятельный концерт, а потом, когда ряды кресел убирались в пол, появлялась возможность танцевать. Среди кадетов хватало талантливых ребят (да и среди офицеров-воспитателей – тоже), и потому руководство школы не обращалось к услугам платных дизайнеров и актеров со стороны. Незачем зря казенные деньги тратить, да и талантам надо проявляться и набираться опыта не только в отработке приемов рукопашного боя, но и в лицедействе: «росомахи» – это вам не космический десант, не планетная артиллерия и не звездный флот; это десант, артиллерия, флот плюс разведка в одной душе. Правда, эта душа богом отмечена… Впрочем, нет, не только богом, но и дочерьми Мнемозины[3]. Ну разумеется, Урания и Клио пока обходили кадетов своим вниманием по профессиональным занятиям, а Эрато и Мельпомена – по юному возрасту, но остальные пять муз за спинами стояли непременно – у кого одна, а у кого и несколько… Стихов, правда, Осетр не писал, но с танцами был дружен (а кто с ними не дружен, если занятия по рукопашному бою ведут офицеры, не чурающиеся танцев? Да и сами эти бои – что твои танцы!).

В общем, день был запоминающимся так, как могли запомниться только дни великой радости или великой беды.

А на балу он впервые танцевал с девочкой.

Девочкина мама представила кавалеру даму, а капитан Дьяконов – даме кавалера. К стыду своему, имя дамы кавалер не запомнил, прикосновение к девочкиной талии отбило ему не только память, но и вообще способность соображать, и только природная пластичность помогла никому не наступить на ногу. Ту безымянную девочку он вспоминал очень часто, а ее талия даже снилась…

Следующим летом все было иначе. То есть, подготовка к балу ничем не отличалась от прошлогодней. Но светское общение уже не вводило в ступор. Прикосновения если и вызывали дрожь, то эта дрожь была совсем иного толка – уже вовсю работали здоровые мужские инстинкты, и не случайно за обедом в отбивные, предназначенные для курсантов, были добавлены лекарства, хоть на время излечивающие от этих инстинктов. Об этом, правда, Осетр узнал совсем недавно, в этом году, спустя неделю после финишного выпускного, во время медицинской комиссии.

А позапрошлым летом среди присутствующих на балу высокородных девиц была и Татьяна Чернятинская. Но, во-первых, Осетру не довелось с нею протанцевать. А во-вторых, на балу присутствовал его императорское величество с семьей. И потому Осетр благополучно забыл о девушке.

Глава сорок вторая

Но вот теперь он все вспомнил.

– А ведь мы с вами встречались, Яна.

– Что вы говорите! – девушка распахнула глаза.

– Да-да, позапрошлым летом. У нас в школе был традиционный выпускной бал с участием его императорского величества. На такие балы всегда приглашаются девочки. Вы там были.

– Ах, вон как!.. – Яна призадумалась. – Да-да, припоминаю. Когда кадетский хор пел гимн, вы стояли на сцене у левой кулисы, не так ли?

– Так, – сказал Осетр, хотя стоял он у правой кулисы, поскольку два года назад был едва ли не самым высоким на курсе. Это сейчас некоторые из сокурсников догнали и обогнали его в росте.

– Да, конечно, вспомнила! А потом мы с вами… кажется… танцевали вальс.

Ничего она не вспомнила. Не танцевали они тогда ни вальс, ни мазурку, ни один из современных танцев. Осетр танцевал вальс с тощей конопатой дылдой, которой наступил пару раз на ногу, и она осталась очень недовольна их танцем… Но какое это сейчас имеет значение! Главное, что появилось хоть какая-то мелочь, связывающая их, и у Осетра возникло ощущение, что эта тоненькая ниточка уже не оборвется, и на Дивноморье вырастет и окрепнет.

Вообще, конечно, необычно, что на выпускные балы кадетов-«росомах» приглашают дочек аристократов. На первый взгляд, это странная традиция. Но еще более странным было бы, если бы такой традиции не появилось – ведь командующим бригады «росомах» во все времена являлся Великий князь. Не портовые же проститутки должны танцевать с его подопечными на балах!

– И потом, после концерта, на вручении подарков, Его величество похлопал вас по плечу, правда?

Осетр кивнул, хотя похлопал по плечу тогда государь-император вовсе не его, а Дмитрия Стародубского. Митька потом весь следующий семестр ходил с задранным к потолку носом…

Однако Осетр ему не завидовал – с таким же успехом император мог похлопать по плечу любого другого кадета. Тут как повезет… И лучше если повезет в бою, а не при раздаче праздничных подарков! Ну, или хотя бы на экзамене. А Стародубскому в следующую сессию все время не везло. Наверное, судьба усредняла везучесть…

– Ты, няня, ведь тоже там была, – сказала Яна. – Помнишь?

– Ну, разумеется, – закивала толстушка. – Это когда матушка-государыня была в таком голубом вечернем платье…

Осетр тоже кивнул, хотя Ее императорское величество была тогда вовсе не в голубом, а в бежевом. И с бриллиантовым ожерельем на шее. Уж это-то он запомнил очень хорошо, поскольку императрица Елена произвела на него вблизи совершенно неизгладимое впечатление. Совсем не то что на видеопластах!.. Там она какая-то официальная, а на балу ему все время казалось, что Елена Прекрасная очень похожа на маму, хотя маму Осетр почти не помнил. И он тогда позавидовал Митьке Стародубскому совсем в другом – тот на каникулы всякий раз улетал домой, вот к такой же красивой, уверенно ступающей женщине, рядом с которой желалось хотя бы просто постоять, а Осетр оставался в казарме, поскольку лететь ему было совершенно некуда. Яну же он запомнил потому, что девчонка на концерте играла что-то на старинном инструменте со смешным названием «скрипка», но когда эта штука зазвучала, оказалось, что она и вправду скрипит. Однако потом музыка захватила Осетра, и он с удивлением обнаружил, что живой инструмент странно трогает что-то в груди, совсем не так, как военные марши или клипы, по-другому, но не менее сильно, так что хочется пустить слезы…

– Вы тогда на скрипке играли.

– Да, – Яна кивнула. – Романс Яна Сибелиуса. Вы любите классическую музыку?

Осетр помотал головой:

– Нет. Я ее совершенно не знаю. Но то, что вы тогда играли, мне очень, очень понравилось.

– А стихи вы когда-нибудь писали?

– Нет. – Осетр развел руками, испытывая чувство стыда.

Наверное, она думает: «Ну и солдафон! О чем с ним только разговаривать?»

Конечно, можно было оправдаться большой загруженностью в школе, но он не стал. Ему показалось, что это будет лишним. Пусть она принимает его таким, какой он есть. Сколько себя не приукрашивай, истина все равно выйдет наружу. Стоит сказать, что он писал стихи, как она тут же попросит что-нибудь прочесть. И станет еще хуже!

Няня Аня взялась было разливать чай, но Яна ей не позволила, схватилась за чайник сама. И Осетр увидел в этом доброе предзнаменование. В конце концов, далеко не всякому кадету-«росомахе» великородные княжны, пусть и совсем дальние, но родственницы царствующей семьи станут наливать в чашку заварку и разводить ее кипятком, а потом предлагать сахар и варенье.