По багровой тропе в Эльдорадо - Эдуард Кондратов

Как оно могло очутиться здесь? Кто побывал на Великой реке до нас? Сами индейцы не могли сделать его — они совсем не знают железа. Может, шило привез кто-либо из покоренной испанцами страны? Но до испанских владений — сотни и сотни лиг пути, а индейцы не склонны чересчур удаляться от своих деревень. — Значит… Значит, где-то недалеко живут белые люди? Но кто? Откуда они взялись здесь? Мозг мой лихорадочно работал в поисках ответа. Но объяснений найти так и не мог…

— Э-ге-гей! Блас!.. Где ты?

Это голос рябого Эрнандеса. Он чем-то взволнован.

— Бл-а-ас!.. — снова раздалось за стеной.

— Я здесь, внутри!..

Сунув шило в карман, я стал осторожно двигаться к выходу. В хижину просунулась голова Эрнандеса.

— Эй, дружище! — сердито крикнул португалец. — Поторопись! С твоей девчонкой неладно обошлись… Того и гляди, отдаст концы.

Апуати!..

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ЗАГОВОР

Как все происходило, я узнал много позже, спустя несколько недель. Диего признался, что сразу он не рискнул открыть мне имя негодяя, который придумал эту гнусность. Он боялся, что я в припадке гнева убью Гарсию или сам погибну от его длинного меча.

Вот что рассказал мне впоследствии Мехия.

Никто в лагере не обратил внимания на мое исчезновение. Ни один солдат не видел, как я заполз в хижину — всех занимала предстоящая казнь пленных индейцев, которые самым решительным образом не желали совать голову в петлю. Потребовалась целая дюжина солдат, чтобы утихомирить строптивых туземцев и в точности выполнить приказ капитана — повесить их рядышком на видном месте, близ самого берега.

В толпе солдат, глядевших на казнь, не было ни Диего, ни Гарсии. Севильский плотник, как и я, не переносил вида экзекуций и потому пошел подменить караульного, охранявшего противоположную окраину селения. Где был Гарсия, он не знает: когда индейцев потащили к виселице, Диего торопливо зашагал в сторону леса.

Когда Мехия направился было на смену часовому и уже пересек площадь, он увидел тощего кастильца. Размахивая пучком индейских стрел, Гарсия бежал в сторону реки, на берегу которой сеньор капитан оживленно разговаривал с патером Гаспаром де Карвахалем. Гарсия подбежал к Орельяне, сунул ему в руку стрелы и, жестикулируя, стал что-то говорить ему. При этом он горестно хватался за голову и указывал пальцем в сторону леса.

Диего остановился и решил посмотреть, что будет дальше. Поведение де Сории показалось ему подозрительным, хотя он не мог догадываться о смысле наблюдаемой им сцены.

Предчувствие дурного не обмануло моего друга. Уже через минуту он увидел, как охранявшие «Викторию» испанцы спустили на веревке с борта бригантины мою Апуати. Скелет схватил ее за руку и поволок к капитану, к которому уже подбегали встревоженные солдаты.

Диего решил не мешкать и со всех ног бросился к берегу. Он подбежал, когда сеньор Орельяна уже начал свою речь. В руке он держал пучок стрел. Наконечники их были вымазаны чем-то черным.

— Опытные люди сказали мне, — говорил капитан, — что эта смола похожа на ядовитый сок, коим дикие племена мажут свои стрелы и копья. Четверо из нас легко ранены, но в этом случае и царапина может оказаться смертельной, если не принять должных мер для спасения человека. Дабы не терзаться сомнениями, мы сделаем испытание… Гарсия де Серия посоветовал… Где же Гарсия?

— Я здесь, сеньор! Привел!

Сория вытолкнул в круг дрожащую Апуати.

— Ее? — удивленно вскинул брови капитан.

— Никудышная девка, сеньор, — подобострастно осклабился Гарсия. — Чего там… Может, и не яд вовсе…

Орельяна сощурил глаза и нехотя процедил:

— Что ж, действуй… Возможно, и не яд…

И тогда Муньос, взяв у капитана одну из стрел, с размаху вонзил ее в руку Апуати… А я… Я в это время любовался раскрашенной посудой!

Но в тот день мне не было известно, какую роль сыграл в этой истории Гарсия. Со слов Эрнандеса, которого Мехия послал искать меня, я уразумел только одно: Франсиско де Орельяна приказал проткнуть стрелой руку Апуати, чтобы узнать, покрыт наконечник ядом или нет. Я осыпал капитана страшными проклятьями, рычал от ярости и клялся ему отомстить. А рябой португалец, на чье плечо я опирался, божился, что не позволит мне этого сделать и даже грозился бросить меня на половине дороги, связать» и заткнуть рот кляпом.

Девушка сидела на берегу, положив голову на бронзовые колени. Когда я увидел ее, мысли о мщении сразу выскочили из головы: теперь я мог думать только о ней. В молчании я опустился на землю рядом с девушкой и обнял ее вздрагивающие плечи. На правой руке, выше локтя, багровела небольшая ранка, из нее еще сочилась кровь.

— Апуати, послушай…

Голос мой прервался, в горле запершило.

— Ишь, голубки, — раздалось у нас за спиной. — Ну и ну!.. И это испанский дворянин? Тьфу!

Раздался презрительный смех — шагах в двадцати от нас шли солдаты.

Но я даже не обернулся. Когда опять стало тихо, я наклонился к индианке, отвел в сторону густую прядь ее смоляных волос и тихо сказал:

— Послушай, Апуати… Я не хочу быть с ними. Я ненавижу их. Мы убежим с тобой в лес, к индейцам… Неужели ты не слышишь меня, Апуати?..

С минуту она молчала. Потом подняла голову и повернула ко мне залитое слезами лицо.

— Да, Блас… — беззвучно шепнули ее губы…

Вот уже на протяжении двадцати лиг черные, как разведенная сажа, воды Риу-Негру не смешиваются с мутно-желтыми водами Великой реки: с таким бешенством врывается этот могучий приток в русло своей полноводной матери. Риу-Негру, Черная река… Когда-нибудь люди узнают твои тайны 29. А нам недосуг — мы плывём и плывем на восток, и неизвестно, что ожидает нас там.

Правда, вечером я показал Диего найденное мною в ухе идола шило и поделился с ним догадкой о том, что где-то неподалеку, в глубине тропических лесов, живут среди индейцев белые люди. Я признался, что завидую им, и тогда Мехия открыл мне план, который он, оказывается, вынашивал с первых дней путешествия. Он сказал, что давно собирается в одиночку отстать от экспедиции и навсегда поселиться в индейском селении. Его опыт и знания цивилизованного человека могли бы сослужить дикарям неплохую службу, и в зеленых дебрях Индий он нашел бы вторую родину. Мехия был уверен, что сумел бы ужиться с простодушными, честными и бескорыстными жителями здешних мест.

— Я вижу, — просто сказал Диего, — как тяжела для тебя роль кровавого конкистадора. У тебя светлая душа, Блас, и я предлагаю тебе бежать вместе со мной.

Ответ дался мне не без труда. Тяжело было отказаться от мысли хоть когда-нибудь увидеть степи родной Кастилии. Но все пережитое подготовило меня, чтобы сказать «да»! К тому же я не мог представить свою жизнь без Апуати, первой девушки, которую я полюбил искренне и нежно; Не знаю, что стало бы со мной, если б смола, которой были вымазаны стрелы, оказалась ядовитой…