Журнал Наш Современник №4 (2004) - Журнал Наш Современник

Другой талантливый русский военачальник, тоже с трагической судьбой – Верховный главнокомандующий русской армии, из простых казаков, генерал Лавр Георгиевич Корнилов , десять лет спустя, выступая на Государственном совещании в Москве, ещё не преданный масонами и политиками и – Бог знает, насколько глубоко и искренне – веривший в идеалы Февральской буржуазной революции, говорил о насущнейших нуждах армии: “В наследие от старого режима свободная Россия получила армию, в организации которой, конечно, были крупные недочёты. Но тем не менее эта армия была боеспо­собной, стойкой и готовой к самопожертвованиям. Целым рядом законода­тельных мер, проведённых после переворота людьми, чуждыми духу и пониманию армии, эта армия была превращена в безумнейшую толпу, дорожащую исключительно собственной жизнью.

…Необходимо поднять престиж офицеров. Офицерский корпус, доблестно сражавшийся за всё время войны, в громадном большинстве сразу ставший на сторону революции и оставшийся верным её делу, и теперь должен быть вознаграждён нравственно за все понесённые им, не по его вине, унижения и за систематические издевательства. (Возгласы: — Правильно!) Должно быть улучшено материальное положение офицеров, их семей, вдов и сирот павших героев, причём справедливо отметить, что это чуть ли не единственная корпорация в России, которая до сих пор не заикнулась о своих нуждах, которая не требовала улучшения своего материального положения. А каково это положение, показывает недавний пример того прапорщика, который был поднят на улице Петрограда, упавшего от истощения сил, вследствие голода, за неимением средств”.

Это была присказка, уважаемый читатель … Надеюсь, понятная.

Генерал-полковник Алексей Алексеевич Моляков:

Я был начальником военной контрразведки России, когда на Дальнем Востоке случилась трагедия: погиб начальник Особого отдела Н. В. Егоркин. Встал вопрос – кем его заменить. Я предложил кандидатуру Угрюмова.

После бесед с руководством относительно его кандидатуры было принято однозначное решение: на Тихоокеанский флот назначить его в качестве руководителя военной контрразведки флота. Там и театр военных действий уже побольше, и количественный состав, и масштабы другие.

Мне довелось выехать туда, на ТОФ, и представить его оперативному составу. Полетели мы вместе с министром В. П. Баранниковым и группой лиц – по просьбе Германа Алексеевича, чтобы определиться: в каком состоянии находится хозяйство, которое он принимает. Наша комиссия проработала две недели и сделала соответствующие выводы.

Генерал-лейтенант Владимир Иванович Петрищев:

Мы инспектировали Управление Особых отделов Тихоокеанского флота, побывали везде, всё увидели своими глазами. На разбор специально прилетел министр Баранников. Такое случилось впервые, чтоб министр прилетел ознакомиться с положением Особого отдела, до этого, как максимум, он инспектировал территориальные Управления Особых отделов.

Впечатление было тягостным. Москва словно запамятовала, что есть такой стратегически важный регион России, как Приморье. Финансирование и снабжение – неполное и эпизодическое, элементарные хозяйственные вопросы по обустройству быта офицеров и мичманов надо было Егоркину решать каждый Божий день – и даже эти крохи вымаливать и выдирать!.. И в этой тяжелейшей обстановке он сумел сохранить оперативное ядро и работать результативно. Кто это нынче оценит!.. Я постарался всё изложить объективно. Простой пример – нет форменной одежды, на службу приходят в чём попало, про форму забыли. Когда я докладывал об этом, кто-то с трибуны бросил фразу: “А они тут в плавках на работу не ходят?”.

Герман Алексеевич правильно поступил, попросив нас приехать с про­веркой. Одно дело, когда он сам будет мотаться по объектам и изучать – на это потребуется полгода, если не больше, другое дело – когда приедет квали­фици­рованная бригада, всё проверит и разложит по полочкам, нарисует объек­тивную картину и даст рекомендации – где, что и как исправлять. И третье – Центр будет знать его “стартовый капитал” в этом регионе, чтобы затем иметь возможность сравнить – дело пошло на поправку или стало ещё хуже.

Месяцев через десять мы приехали в меньшем составе, чтобы проверить, какие произошли изменения и в какую сторону. В докладе я прямо написал: “Сегодня мы приехали совершенно в другой отдел”. Меньше чем за год Герман Алексеевич кардинально изменил ситуацию. Укрепил кадры, повысил дисциплину, ответственность и, естественно, результативность работы. Для нас даже важен был не сам результат – результаты всегда будут, если работа отлажена, нам важно было увидеть — переломилась ли общая обста­новка, повысилась ли управляемость людьми. Всё это было налицо. Тогда царила пассивность и безысходность, а сейчас мы увидели, что у людей глаза загорелись.

Алексей Алексеевич Моляков:

А время-то, помните, какое было!.. Отношение к органам госбезопасности сделалось негативным задолго до августа 91-го года. Полагали почему-то, что деятельность органов на протяжении советского периода была только репрессивной… И в это нелегкое для нас время у Германа Алексеевича открылся талант: наладить тот уровень работы, при котором бы коллектив стал более работоспособным и давал ощутимые положительные результаты. Задачи видоизменялись, но по существу оставались прежними. И страна, и оборонный комплекс, и Вооруженные силы нуждались в надежной контрраз­ведывательной защите. Нельзя было терять из виду устремлений спецслужб противников и к Военно-Морскому флоту, и в целом к Вооружен­ным силам, и к государству. Наивно было бы полагать, что мы, спецслужбы разных государств, стали “братьями” только потому, что наши президенты называют друг друга на “ты”.

А задачи перед Германом Алексеевичем были поставлены очень жёсткие, с учетом сложности обстановки на Дальневосточном театре военных действий. Хозяйство, которое он принял, в целом было в рабочем состоянии. Как в любом коллективе, там были передовики, середнячки, были и отстающие, но в целом сохранилось работоспособное ядро. В этом мы убедились в ходе проверки перед вступлением Угрюмова в должность.

Автор: Ещё бы не помнить, какое для российских спецслужб это было время, и, помимо прочего, огромную статью – на три номера! – в “Известиях” неугомонной искательницы “правды” Евгении Альбац , автора книги с красноречивым названием “Мина замедленного действия. Политический портрет КГБ”. Заголовок статьи кричащ, суров и требователен: “Лубянка”: будет ли этому конец?” Как всегда, сердечного жару журналистке не занимать; как сказал в своё время Лев Толстой: “Не могу молчать!” — так и она садится за чистый лист бумаги, когда сердцу уже тесно и тревожно в груди… В её понимании Комитет государственной безопасности, то бишь “Лубянка”, “является тем, чем была до августа девяносто первого и осталась сейчас – политической полицией. Масштабы не те, энтузиазм — не тот, суть та же, что и была все 75 лет существования КГБ. Но самое главное – ради чего автор и пустилась в реминисценции событий последних двух лет – ничего другого после тех косметических реформ, кои были произведены в КГБ, и ждать было нельзя. /…/

Более того: эти два года показали, что для такой структуры, как КГБ, для того чтобы она могла функционировать именно как полити­ческая полиция и отравлять жизнь обществу, не так уж важна и форма государственного устройства. /…/

Система госбезопасности порочна в своей основе. И потому простому рефор­мированию, бумажному обновлению – не поддаётся. И не поддастся. /…/

КГБ был востребован в самой отвратительной своей ипостаси – в сфере подслушивания и подглядывания за политическими противниками. Это очень опасные игры”.

Благородный гнев сопровождает каждую строчку этого печатного труда. “Ну, поганцы эти лубянцы! – думал, наверное, читатель “Известий”, развора­чивая очередной номер с продолжением. — Это ж до какой истерики даму довели!..” В это время ходил в народе анекдот: по сообщению ИТАР—ТАСС, в домашней библиотеке президента случился пожар; обе книги сгорели. Одну он даже не успел раскрасить. Может быть, поэтому Борис Николаевич, почувствовав книжный голод, набросился на “Известия” и… наткнулся на гневный вопрос журналистки: “Доколе?!” Во всяком случае, государственный документ, подписанный им, кое-где прямо-таки калькирует мысли и фразы из упомянутой статьи. Верх иезуитства – это, конечно, дата его подписания: наутро после Дня работников госбезопасности. Вместо огуречного рассола, понимашь…