Стать человеком - Андраш Беркеши

Родители мои тоже были рабочими, к тому же людьми довольно пожилыми. Я поздно у них родился. Видел, как они живут, и, естественно, захотел жить по-другому. Познакомился даже с рабочими, которые занимались политикой, но они мне почему-то не понравились. Парнем я был видным, так как родители не жалели денег, чтобы я мог приобрести хорошую специальность, красиво одеваться. Девушки из интеллигентных семей охотно ходили со мной на танцы, но когда узнавали, что я рабочий... Для них человек начинался с аттестата зрелости. Понял я это быстро, и это открытие меня, конечно, не обрадовало. И тогда я начал учиться.

Когда я окончил гимназию, кончилась и война. Потом я поступил в институт, причем довольно легко, так как происходил из рабочих. Учась в институте, познакомился с дочерью профессора. В то время дули уже другие ветры и никого не интересовало мое происхождение, я был студентом медицинского института, и этого оказалось вполне достаточно. Только позже я узнал, что профессору мое рабочее происхождение нисколько не мешало. Когда я заметил, что нравлюсь его дочке, у меня появилась идея. Конечно, я мог бы сделать карьеру и на политическом поприще, стоило только вступить в какую-нибудь молодежную организацию, ведь я был выходцем из рабочих, но меня это не прельщало. Я предпочел свой путь...

Мои мечты осуществились. Однако я вдруг почувствовал себя человеком, забравшимся в одиночку на недоступную вершину. Жену свою я не любил, ее родители и все их окружение словно не замечали, что я стал интеллигентом, они по-прежнему не считались со мной, да и знакомые рабочие никак не могли понять, почему я так тяготею к ним. Постепенно я пришел к выводу, что у меня нет твердой почвы под ногами. Мировоззрение жены и ее окружения оставалось для меня чужим, а я сам стал чужим для своей среды. Довольно долгое время я находился в таком положении, пока наконец не понял, что я всего-навсего жалкий карьерист, к тому же еще опоздавший сделать карьеру. Мир для меня словно перевернулся. Мне стало стыдно за себя. И тогда я решил, что пора начинать новую жизнь. Я оставил семью и уехал врачевать в провинцию... — Доктор встал и, подойдя к шкафу, достал бутылку коньяка: — Выпьете немного?

— Спасибо, я не пью, — ответила Марика, внимательно наблюдая за каждым его движением, и вдруг спросила: — Действительно, почему вы так разоткровенничались со мной? Ведь мы с вами только познакомились, прошло немногим более часа.

Доктор наполнил свою рюмку и заткнул бутылку пробкой. Поднеся рюмку к губам, он спросил:

— Почему? Почему я так откровенен с вами? — Он выпил содержимое рюмки, и лицо его исказила гримаса: видимо, коньяк ему не понравился. Потом оперся руками о стол и сказал: — Вероятно, потому, что вот уже год, как я знаю вас. С тех пор как приехал сюда.

— Знаете? Каким образом?

— Это не имеет значения. — Доктор пригладил рукой свою бородку. — Я не верю в бога, но склонен верить в судьбу. Когда я в первый раз увидел вашу фотографию, то сразу же сказал себе: «Мне нравится эта девушка, и я чувствую, что мы с ней обязательно встретимся и даже подружимся».

Марика слушала тихий голос доктора, и у нее самой появилось такое ощущение, будто она давно знакома с ним.

— И кто же вам показывал мою фотографию?

Шюки промолчал. Он снова наполнил рюмку и выпил.

И тут в дверь кто-то позвонил. Доктор и Марика переглянулись, а он, казалось, даже несколько смутился. Потом посмотрел на часы и сказал:

— Извините, я на минутку отлучусь.

Марика кивнула в знак согласия: она решила, что пришли за доктором, чтобы позвать его к больному. А если он уйдет, то как же она покинет его квартиру?

Дверь чуть-чуть приоткрылась, и в комнату стали долетать обрывки разговора. Марика услышала голос доктора, который о чем-то спорил с пришедшей — второй голос был явно женский. Потом вдруг дверь распахнулась и в комнату ворвалась почтальонша Боришка, рослая, хорошо сложенная девушка. Лицо у нее опухло, взгляд блуждал, красивые волосы выбивались из-под шелковой косынки. Доктор вошел следом за ней.

— Значит, учительница, — с ехидцей констатировала Боришка.

— Почему «значит»? — спросил Шюки. — Не устраивай истерик. Я не обязан тебе ни о чем докладывать. Иди-ка лучше домой.

Марика почувствовала себя неловко и поднялась:

— Оставайся, Боришка, я все равно уже собиралась уходить. И не устраивай сцен: причин для этого нет. Мы просто разговаривали.

— За этим ты и приезжала сюда?

— Что ты хочешь этим сказать?

Но доктор опередил Боришку:

— Довольно, дорогая! Ты мне не жена и не невеста, я тебе ничего не обещал, так что не устраивай сцен ревности. Ты убедилась, что я тебе не солгал? А теперь иди домой.

Внезапно Боришка расплакалась. А Марика схватила пальто и, прежде чем доктор успел что-либо сказать, выскочила за дверь. Она поняла, что, сама того не желая, попала в неприятную историю и завтра все село будет судачить о том, что ее поздно вечером застали в квартире доктора Шюки. Снег скрипел у нее под ногами. Она оглянулась, но окна в квартире доктора уже не светились. «Либо он пошел провожать Боришку, либо успокаивает ее в темноте...» — решила Марика.

— Где это ты ходила столько времени?! — набросилась на нее мать.

Марика поцеловала ее и начала раздеваться.

— Ты даже не поверишь, какую глупость совершила твоя умная дочь, — стараясь казаться равнодушной, сказала она. — Ты воду на плиту поставила?

— Поставила, — ответила мать, откинув со лба волосы. — И что же ты натворила?

— Я была у доктора Шюки... — И девушка подробно рассказала о своем визите к доктору. От нее не ускользнуло, что, чем дальше она рассказывала, тем беспокойнее становилась мать, а взгляд ее как-то странно блуждал.

— Да ты, никак, с ума сошла? — выговорила наконец она. — Какая слава по селу пойдет! Других забот у нас нет, что ли? Да как ты могла додуматься до такой глупости?

Марика в одной комбинации стояла возле печки и, опустив палец в ведро с водой, пробовала, не нагрелась ли она.

— Ничего дурного я не сделала. Чего ты так всполошилась? Я у него ни рюмки не выпила. — Она налила теплой воды в большой таз и, опустив плечики комбинации, начала намыливать шею. — Будь добра, потри мне спину, — попросила она мать.

Шипошне засучила рукава халата и принялась намыливать дочери спину.

— Странный человек этот доктор, — продолжала Марика. — Путаник большой, как мне кажется... Потри посильнее. А Боришка какова? Могла ты себе такое представить?

Однако мать ничего не ответила, она молча терла дочери спину, а когда закончила, села на табурет и бессильно уронила руки на колени.

— Что с тобой, мама? Почему ты молчишь? Ты что, рассердилась на меня? Поверь, я вела себя вполне пристойно.

— А ты уверена, что это была Боришка?

— Конечно, уверена. А ты разве не знала, что доктор волочится за ней?

Мать молча встала и беспокойно заходила по комнате.

— Что с тобой? — поинтересовалась Марика. — Ты плохо себя чувствуешь? Вон как побледнела...

Внезапно Шипошне остановилась, будто решилась на что-то.

— Мне надо кое-куда сходить, — сказала она.

— Куда? Это в одиннадцать-то часов?

— Мне нужно, я скоро вернусь.

— Куда тебе нужно?

— По делу... — По голосу матери Марика поняла, что ее мысли заняты сейчас чем-то очень важным для нее: недаром зрачки у нее расширились, а взгляд стал совершенно отсутствующим. — Ложись, я скоро вернусь.

— Я пойду с тобой!

— Нет. Делай то, что я тебе говорю!

В голосе матери послышались приказные нотки. Марика даже не помнила, когда та разговаривала с ней подобным тоном. Она смотрела на мать с удивлением. Ее странное поведение родило у Марики подозрения. О докторе в селе говорили, будто женщины по нему с ума сходят, однако подробностей — кто же числится в его любовницах — не знали. Возможно, мать и подумала, что доктор Шюки хотел соблазнить ее, Марику, что она не по доброй воле зашла к нему в дом.

— Мама, неужели ты мне не веришь? — спросила Марика. — Уж не собираешься ли ты идти к доктору, чтобы посрамить его?

— Да... Я должна поговорить с ним, сказать ему, что...

— Ты не сделаешь этого! — прервала ее дочь. — Чего доброго, он может подумать, что я тебе нажаловалась. Поверь же наконец, что абсолютно ничего не произошло. Доктор вел себя скромно, мы просто разговаривали. Разумеется, если бы я знала, что Боришка его любовница, я бы ни за что не вошла в дом.

Однако успокоить мать оказалось не так-то легко. И тогда Марика засомневалась: «Нет, тут что-то не так... Мама не столь примитивна, чтобы не понять случившегося...» Накинув на себя халатик, она вернулась в комнату.

Шипошне лежала на кровати и горько рыдала. Дочь, перепугавшись, подошла к ней, присела на край кровати и начала гладить ее по волосам, ласково приговаривая:

— Мама, мамочка, что с тобой?

Шипошне не отвечала, продолжая плакать.

— Прими таблетку успокоительного. Да не плачь, мамочка, а то и я сейчас зареву. Пойми же, ничего плохого я не сделала. Думаю, что у тебя просто нервы не в порядке. Ты слишком много работаешь.