Наша встреча роковая - Анастасия Туманова

«Интернационал» закончился, и зал потонул в грохоте аплодисментов и восторженных криков. В воздух взлетали фуражки, из зала махали цыганам. Те улыбались, кланялись.

– Ну со, Нинка, саро мишто?[42] – шепотом спросил дядя Петя.

– Аи… Наисто дэвлэскэ…[43] – едва сумела выговорить она. – Дядя Петя, пусть ваша Оля спляшет… Я не могу сейчас петь, позже…

Голос у нее сорвался. Дядя Петя понял, кивнул, взглядом поднял из переднего ряда племянницу, и маленькая, худенькая и хрупкая Оля, раскинув в стороны руки с широкими, как крылья бабочки, рукавами кофты, выбежала к зрителям. Она намеренно остановилась, покачнувшись и растерянно взмахнув мохнатыми ресницами, у самого края сцены – и с переднего ряда с испуганными воплями вскочили и кинулись к ней одновременно с десяток человек:

– Упадешь, цыганочка!

– Держись! Осторожнее ж надо!

– Не то прыгай, споймаем!

Смех в зале, широкие улыбки чекистов. Оля, шутливо погрозив пальцем, отбежала подальше, взмахнула руками, мельком оглянулась на гитаристов, дождалась самого первого, короткого, тревожного аккорда «венгерки». И пошла, как поплыла, раскинув рукава, едва волнуя плавными шажками подол пестрой юбки, опустив ресницы, каждым шагом, каждым движением, поворотом головы, взглядом, вздохом отзываясь на чуть слышный разговор четырех гитар. Зал стих: теперь в нем отчетливо слышались лишь гитарные аккорды и мягкая поступь туфелек плясуньи. Но когда Оля, сделав круг и остановившись, круто развернулась и пошла дробить легкой, как рассыпавшийся горошек, чечеткой, когда забились, затрепетали худенькие плечи, когда метнулись по ним длинные, полураспустившиеся косы и вскинулись ресницы над черным мраком большущих глаз – зал взорвался. Гитар больше не было слышно, и Нина в толк взять не могла, как умудряется девчонка ловить ритм.

«Прав Кленовский, золотая его голова… – думала она, вместе с другими отбивая такт ладонями и улыбаясь в зал. – Все гаджэ до цыган сумасшедшие… И господа наши прежние, и солдаты… и эти вот тоже».

Олю вызывали несколько раз и успокоились лишь тогда, когда хор, не дожидаясь конца аплодисментов, повел «Невечернюю». Запевала Нина, уже пришедшая в себя и радующаяся, что голос звучит свободно и привычно, уверенно на каждой ноте. За «Невечерней» исполнила лукавую «Кон авэла» Танька, за ней вылетел плясать младший племянник дяди Пети, лохматый как леший, черный и глазастый Васька, отбивавший сапогами такую дробь, что дрожал весь зал. Потом бабка Стеша запела «Дубовые двери». После снова бабочкой вынеслась к краю сцены в грохоте аплодисментов Оля… Шел уже второй час концерта, хор заканчивал «Малярку», выходя на ураганный ритм последней части; молодые цыганки, сменяя друг друга, отчаянно плясали, по сцене носился вихрь цветных юбок, разлетавшихся кос, блестящих глаз, сверкающих зубов и монист… Нина, ведущая первый голос, краем глаза заметила какое-то движение в кулисе, где стоял, ожидая конца песни, конферансье. Чуть повернув голову, Нина с изумлением увидела возле него Наганова. Он стоял, склонившись всем телом к низенькому Кленовскому, и что-то вполголоса говорил ему. Тот солидно кивал. Закончив, Наганов посмотрел на цыган – и они с Ниной встретились взглядами. Это было до того неожиданно, что она умолкла посреди песни и даже не сразу догадалась отвернуться. Наконец спохватилась, опустила ресницы, а когда через мгновение снова подняла их, Наганова в кулисе уже не увидела.

После бешеной плясовой зал устроил цыганам овацию, и Кленовский в течение нескольких минут тщетно взывал к товарищам чекистам, умоляя умерить восторги и позволить хору продолжить. Бесполезно: все ряды от партера до галерки стояли, орали и хлопали так, что, казалось, вот-вот рухнет потолок с натянутым под ним лозунгом «Вся власть Советам!». У Нины звенело в ушах от шума, кружилась голова, в глазах плыли пятна. «Что же это такое… Скоро все. Надо досидеть. Господи, зачем же они так горланят, хуже, чем в казарме…» Неожиданно сквозь гвалт и звон Нина услышала собственное имя.

– По просьбам товарищей чекистов… знаменитая Нина Молдаванская! Встречайте! Романс «Только раз»!

Нина встала, как заводная кукла, вышла к краю сцены, поклонилась. Уже не удивилась, увидев Наганова на прежнем месте, в проходе. «Он стоит весь концерт, почему, он же начальство…» – мелькнуло в голове.

– Нинка, со туса, бага!..[44] – послышался яростный шепот за спиной, и Нина, вздрогнув, поняла, что пропустила гитарное вступление. Мишке и дяде Пете пришлось начать снова. Нина вздохнула, дождалась знакомой, одиноко всхлипнувшей ноты, отвела ладонью упавшую на лицо курчавую прядь. Как давно, господи, как давно она не пела это…

День и ночь роняет сердце ласку,День и ночь кружится голова,День и ночь взволнованною сказкойМне звучат твои слова.

Только раз бывает в жизни встреча,Только раз судьбою рвется нить,Только раз в холодный зимний вечерМне так хочется любить…

Зал молчал. Сзади, за плечом Нины, чуть слышно вздыхали, жаловались друг дружке гитары. Нина взяла дыхание для второго куплета. Наганов все так же стоял прямо перед ней, не сводя с нее серых, прозрачных, ничего не выражающих глаз, и она, сама не зная почему, не могла ни отвернуться, ни опустить ресниц. В груди поднималось что-то жаркое, мешающее вздохнуть. «Глупо… как глупо… Все видят, и наши, и эти… Зачем? Боже, только этого недоставало, что со мной такое…» Нина намеренно резко отвернулась от Наганова и не спеша пошла вдоль сцены.

Гаснет луч забытого заката,Синевой опутаны цветы,Где же ты, любимый мой когда-то,Где же вы, ушедшие мечты?

Только раз бывает в жизни встреча,Только раз судьбою рвется нить,Только раз в холодный зимний вечерМне так хочется любить…

Короткий, печальный вздох Мишкиной гитары, протяжно взятый бас «душедергалки»… Последняя, растаявшая под темным потолком нота романса. Тишина. Нина стояла, не сводя глаз с лица Наганова. Чуть заметно тот поклонился ей. Она испуганно ответила тем же. И, повернувшись, ушла на свое место в хоре. Гремели аплодисменты, крики «Браво!», «Еще!», а Нина слышала их словно сквозь плотный туман, не понимая, почему Мишка с силой дергает ее за руку, разворачивая к залу, а дядя Петя шипит: «Джа, дылыны, тут кхарна, джа!»[45] Она пришла в себя лишь тогда, когда увидела, что Наганова больше нет перед ней. И, встряхнув головой, словно сбросив с себя что-то, привычно вышла на поклон.

Концерт кончился за полночь. Артистов не хотели отпускать, хлопали без конца, сам нарком, поднявшись на сцену к хору, произнес благодарственную речь, цыгане похлопали ему в ответ, снова раскланялись, снова поднялись, улыбаясь, солистки, снова взорвались аплодисменты, и, казалось, конца-края этому не будет. Но все когда-то кончается, и в первом часу ночи Нина, чуть живая, упала на хлипкий топчан в крошечной комнатке с треснувшим зеркалом.