Странный генерал - Олег Коряков

Волоча за собой суму с динамитом, Петр, крадучись, подползал к вражеской батарее. Из лощинки за орудиями раздавался храп. Видимо, там спала орудийная прислуга – совсем рядом. Темный силуэт часового приблизился к кусту, где засел Антонис. Петр не увидел взмаха ножом. Только что-то хряснуло, часовой конвульсивно вздернул руку, тут же тело его грузно осело и опустилось на руки Антониса.

Через несколько секунд Петр был у пушки. Брезжил рассвет. Кто-то из спящих в лощинке закашлялся, потом кусты зашевелились – человек поднялся справить нужду. Петр уже приладил шнур к заряду и отползал, высматривая укрытие для себя.

– Джон, ты не заснул ли там у пушки? – спросили по-английски из кустов. Петр замер. – Эй, Джон, тебе говорят!

Коуперс положил палец на спусковой крючок.

Петр поспешно поджег шнур. Из кустов вышел босой, в расстегнутом мундире сержант… Он остановился, почуя что-то неладное, потом заметил быстро ползущую огненную змейку и с криком метнулся в лощинку. Из папоротника грянул по нему выстрел, он упал. Петр бросился в ближайший окоп, и тут раздался взрыв. От края ущелья ударил пулемет, зачастили ружейные выстрелы.

Сонные солдаты метались, не понимая, что происходит. А их косили бурские пули.

Началась ураганная стрельба на правом фланге англичан – восточном склоне Спионкопа: в бой вступил отряд генерала Мейера.

– Ян! – закричал Петр, подымаясь в рост. – Отсекай первую линию!

Выскочивший откуда-то капитан с лохматой черной шевелюрой, нервно поправляя белый офицерский шарф, как будто это было очень важно, выстрелил в Петра из револьвера.

– Окклив, что вы делаете? В укрытие! – закричал кто-то капитану тонким, срывающимся голосом.

– Мимо, господин завоеватель! – сказал Петр по-английски и вскинул карабин.

Капитан рухнул с пробитой шеей, шарф стал красным.

Где-то в середине английских позиций бухнула пушка, вторая. Там раздавались слова команды. Коуперс быстро продвигался по линии окопов, с ним было десятка три бойцов. Петр с остальными залег на огневой позиции батареи, не подпуская англичан к орудиям. Теперь важно было продержаться здесь до подхода своих.

По северному склону горы уже карабкались сотни буров. Их вел Луис Бота, он сам был в боевых цепях. Северную сторону Спионкопа покрывал кустарник. «Не догадались, дурни, выжечь», – подумал Бота об англичанах.

Слева, у Мейера, взревели гранатные пулеметы. Первая линия английских окопов справа молчала: группа Ковалева там зажала противника, видимо, основательно. Долго ли сможет продержаться этот лихой малый? Бота с ординарцем передал приказ отряду йоганнесбуржцев выдвинуться по ущелью к Ковалеву.

Он оглянулся. Буры деловито лезли вверх по крутизне. Надо, однако, торопиться: англичане могут вот-вот бросить в бой резервы.

– Проворнее, буры, быстрее захватывай первую линию! – закричал Бота, устремляясь вперед, и тотчас слова приказа покатились от бойца к бойцу.

Запыхавшись, генерал выскочил к передовому контрэскарпу. Кто-то помог ему, подставил плечи – он перемахнул ров. Дуло ли-метфорда уперлось ему в грудь, Бота стремительно поднырнул под него, резко сшиб солдата, выстрелил в него из револьвера и прыгнул на внутренний откос рва.

Молчаливые и яростные накатывались на первую линию окопов буры. Англичане бросали оружие.

Но вторая линия ощерилась плотным огнем ли-метфордов. Часто били английские пушки, однако снаряды рвались уже позади наступающих. Перенести огонь ближе артиллеристы не решались: влепили бы и своим.

Маленький белобрысый доктор из русских, пригибаясь, торопливо шел вдоль окопа. Тяжелая медицинская сумка била по тощему заду. Бота вспомнил, что доктор плох в голландском, и сказал по-французски:

– Мосье Давыдов, ваш лазарет, я полагал, внизу?

– Лазарет – да, генерал, но раненые – здесь.

– Раненых можно транспортировать вниз.

– По этой-то круче? Последние кишки вывалятся.

Бота рассмеялся:

– Вы неисправимы, доктор!

– Так же, как неисправимы ваши бойцы. Его ранят, а он не выпускает ружья из рук.

– И много раненых?

– Пока мало. Но есть несколько тяжелых. А сейчас, – Давыдов кивнул в английскую сторону, – будет больше.

Там, у англичан, трубы пронзительно запели сигнал атаки. То подоспел резерв – генерал Вудгейт бросил в бой еще два полка своей бригады. Второй он повел сам.

Грозной лавиной хлынули английские пехотинцы со штыками наперевес. Казалось, неотвратимо накатывалась эта громада на окопы, занятые бурами. Те расстреливали их с хладнокровным ожесточением. Отойти буры уже не успели бы, а рукопашного боя они принять не могли.

Солнце еле пробивалось сквозь лиддитовый и пороховой дым.

И вдруг протяжное и мощное «хурра» грянуло справа. Это группа Ковалева вместе с отрядом йоганнесбургской полиции, смяв английский заслон на фланге, ворвалась во вторую линию окопов и оттуда обрушила кинжальный огонь на атакующие цепи Вудгейта.

Цепи дрогнули, смешались, повернули обратно, к спасительным ложементам.

– Бейте их, бейте! Буры, вперед! – Бота выскочил из окопа.

Он видел, как пошатнулся и схватился за бок английский генерал – это был сам Вудгейт, как подскочили к нему несколько человек и поволокли в тыл.

Буры ворвались во вторую линию окопов. Теперь они оказались лицом к лицу не только со стрелками третьей линии, но и с артиллеристами. Пушки били прямой наводкой.

Догадается ли Мейер, подобно Ковалеву, ударить противнику во фланг? Только это могло приблизить, ускорить победное завершение штурма.

Мейер догадался. Он отвел свой отряд чуть назад, затем, круто развернув его по восточному склону Спионкопа, рванулся к англичанам в тыл. Они уже готовились к повторной штыковой атаке, когда со скалистой восточной вершины горы на них обрушился шквал пуль и снарядов мелкокалиберных скорострельных пушек.

Ковалев услышал, что огонь на противоположном фланге передвинулся в тыл.

– Ребята, Мейер обходит их! – закричал Петр. – Левый десяток, на прицел артиллеристов, остальные – за мной! – Он перекинулся через бруствер и, вжимаясь в землю, быстро пополз к третьей линии окопов…

Они навалились на англичан почти одновременно с бойцами Бота, наступавшими с фронта.

Петр прыгнул в окоп первый. Прямо в лицо грохнул выстрел, пуля надсадно взвизгнула возле уха, на бруствере взбрызнула щебенка. Метрах в двадцати Петр заметил солдата, вновь целившегося в него, и выстрелил навскидку. Солдат дернулся и упал, пуля пробила ему голову.

Петр огляделся – в окопе, кроме мертвых, никого уже не было. В английской стороне опять запели трубы – играли отбой. Впрочем, сигнала этого можно было и не подавать: солдаты и без того поспешно скатывались по южному склону горы, устремляясь к Тугеле, на переправы.

Надо было созвать свою группу. Петр трижды пронзительно свистнул.

– Ну, Питер, лихой ты! – задышливо сказал Антонио Мемлинг, перебираясь через бруствер. – И будто завороженный. Ничто тебя не берет.

– Выходит, и ты завороженный, – с усмешкой откликнулся Петр.

– Да нет, меня вот цапнуло. – Антонио, морщась, поднес руку к шее, ворот рубахи у него окровенел.

– Давай перевяжу.

– Постой, командующий идет.

Пригибаясь, к ним по ходу сообщения быстро приближался генерал Бота. Окоп заполняли возбужденные буры, слышались беспорядочные выкрики и говор.

– Ну, Кофальоф, спасибо! – На потном, со следами грязи лице командующего сверкала улыбка. – Вы сделали больше, чем могли. Блестящий удар, спасибо!

– Да что там… – сконфузился Петр и неожиданно признался: – Есть вот хочется, это да.

– Есть?! – удивился Бота, даже рот приоткрыл, потом облегченно, весело расхохотался…

В два часа дня генерал Уоррен выслал парламентера с просьбой, ставшей уже традиционной, – о перемирии. Потери англичан перевалили за тысячу. В Лондон полетела телеграмма Буллера: «Войска Уоррена отступили с высот Спионкопа».

НАЧАЛО БОЛЬШОЙ БЕДЫ

Глухо укутанный ночной летней тьмой Кимберли затих в тревожном забытье. Изможденные, издерганные долгой осадой города его жители и защитники попрятались в домах и окопах. Лишь бодрствовали дозорные, непрестанно, монотонно перекликаясь.

Тяжелые плотные шторы прикрывали окна особняка Родса. Дом был темным и сонным, как весь город. Но щелку меж драпри, пропускавшую узенькое лезвие света, то и дело пересекала какая-то тень.

Это, подобно маятнику, от стены к стене, сумрачный и злой, метался Сесиль Родс. Четыре месяца его любимое детище, его главная кладовая сокровищ в осаде. Буры только начали подступать к Кимберли – Родс разъяренным зверем ринулся сюда, чтобы взять руководство обороной в свои железные руки. Он орал на военных, сулил им горы золота, опять орал и грозил: Кимберли должен был выстоять! Увы, высокомерие и ярость алмазного магната никак не спасли бы его столицу, прояви буры побольше решительности и активности. Но они, осадив город, на этом успокоились, и лишь нехватка продовольствия, болезни и ропот среди рабочих-негров да крикливые разносные инспекции оборонительных сооружений, которые ежедневно совершал Родс, жестко и надоедно напоминали о том, что Кимберли отрезан от английских владений.