Мифы экономики. Заблуждения и стереотипы, которые распространяют СМИ и политики - Сергей Гуриев

В-третьих, при прочих равных авторитарные государства больше демократических. Дело в том, что в авторитарном государстве выбор системы налогообложения и направлений деятельности правительства отражает интересы лишь правящей элиты, которая однороднее населения в целом. Чем больше государство, тем большую ренту собирает правящее меньшинство, единственное ограничение его аппетита – это возможность массовых протестов. Поэтому внутренне неоднородные государства при демократизации имеют склонность к дезинтеграции. Неудивительно, что демонтаж коммунистической системы привел к появлению новых стран.

На первый взгляд, эта теория подтверждает правоту кремлевских стратегов. Для сохранения большого государства необходимо изолировать страну от внешнего мира, выстроив барьеры для торговли и инвестиций, консолидировать власть в руках единого центра, подавить демократические механизмы, институты гражданского общества и другие способы влияния разнородных избирателей на власть.

Представленный выше аргумент не выдерживает серьезного анализа. Даже если пренебречь тем обстоятельством, что такой подход ставит интересы государства выше интересов граждан, все равно опасность распада России сильно преувеличена. В отличие от Советского Союза, Россия – вполне однородная страна. По данным последней переписи, 79 % населения относят себя к титульной национальности и почти все граждане владеют русским языком. Самый широко используемый количественный показатель неоднородности (индекс этнолингвистической фракционализации) в России ниже, чем в США, Индии, а также чем в шести странах «старой» Европы, где наблюдается процесс дальнейшей интеграции.

К тому же демократизация, скорее всего, приведет не к полной дезинтеграции, а к вполне разумной децентрализации – компромиссу между управлением большой страной из единого центра и ее полным распадом. Опыт Чечни наверняка отбил у региональных лидеров охоту мечтать о полной автономии. В то же время трудно представить, как можно эффективно управлять 145-миллионной страной как унитарным государством, а ведь именно это подразумевает отмена губернаторских выборов.

И США, и Индии именно при помощи децентрализации удается справляться с существенной межрегиональной неоднородностью, сохраняя при этом эффективность предоставления общественных благ на национальном уровне. Вот почему эти государства остаются и большими, и вполне демократическими.

Возможно, в 1990-е гг. децентрализация в России зашла слишком далеко. Впрочем, легко представить себе и способ решения этой проблемы. Референдумы по объединению субъектов федерации показали: российские граждане понимают, что слишком маленькие регионы с населением в десятки тысяч жителей нежизнеспособны. Наверное, именно восстановление настоящего федерализма и референдумы по укрупнению регионов и помогут обеспечить настоящее единство России, основанное на консенсусе граждан, а не правящей «элиты».

Миф 33. Экономический рост не зависит от модели социального перераспределения от богатых к бедным, поэтому Россия должна выбрать более щедрую европейскую модель

Кроме удвоения ВВП, Россия поставила цель за десять лет сократить бедность вдвое. В развитых странах существуют два очень разных подхода к борьбе с бедностью. В Европе предпочитают перераспределение доходов в пользу бедных за счет высоких налогов и регулирования. В США полагают, что бедные должны помочь себе сами и надо всего лишь создать условия для вертикальной мобильности – согласно этому принципу каждый человек, который беден сегодня, может разбогатеть уже завтра. Высокие налоги и чрезмерное регулирование подавляют предпринимательство и не позволяют создавать рабочие места. Поэтому американские налоги гораздо ниже, а экономический рост – на 1 % в год выше, чем в Европе. В США доля госрасходов в ВВП составляет около 30 %, в то время как в Великобритании – 37 %, в континентальной Европе – около 45 %, а в Скандинавии – более 50 %. При этом США гораздо больше тратят на оборону, так что различия в уровне социальных расходов еще внушительнее.

Почему в Европе и США настолько различаются уровни перераспределения? Какой подход к борьбе с бедностью будет преобладать в России? Пока что российское государство декларирует европейский уровень социальных расходов, а на практике масштабы перераспределения соответствуют скорее американским. Но рано или поздно нам все же придется определиться, какой именно уровень перераспределения должен стоять за положением статьи 7 Конституции о том, что «Российская Федерация – социальное государство».

Развитые страны во многом похожи. Но с точки зрения как идеологии перераспределения, так и фактического уровня перераспределения США действительно стоят особняком. С легкой руки американского политолога Сеймура Липсета в последнее время вновь вошел в оборот термин «американская исключительность» (American exceptionalism), впервые употребленный Алексисом де Токвилем еще в 1835 г. В вышедшей в 2004 г. книге «Борьба с бедностью в США и Европе»[47] гарвардские экономисты Альберто Алесина и Эдвард Глейзер с цифрами в руках пытаются определить, насколько верны распространенные объяснения американской исключительности.

Оказывается, что стандартные экономические рассуждения из учебников не выдерживают критики. Эффективность перераспределения в Европе не выше, чем в США. Потребность в перераспределении больше как раз в Америке, поскольку неравенство в уровнях доходов до налогообложения там существенно выше. Казалось бы, это не так страшно, раз в США действительно действует принцип вертикальной мобильности. Принято считать, что это так и есть – американцы полагают, что можно добиться успеха упорным трудом. Большинство европейцев, напротив, уверены: причина бедности – вовсе не лень, и из ловушки безденежья самостоятельно не выбраться, в то время как высокие доходы богатых обусловлены в первую очередь удачей, а не усердием. Однако данные исследований показывают, что уровень вертикальной мобильности в США не выше, чем в Европе, и дети богатых на обоих континентах с большей вероятностью получают хорошее образование и высокооплачиваемую работу, а бедные действительно не могут выбраться из ловушки бедности. При этом американские бедные работают столько же часов в неделю, как и их европейские собратья. Кроме того, хотя на словах американцы и винят бедных в их проблемах, на деле частная благотворительность в США на порядок масштабнее европейской, причем это объясняется не только и не столько налоговыми льготами.

Поскольку экономические теории не объясняют американской исключительности, нам придется обратиться к политическим и историческим корням перераспределения. Современная политическая экономия утверждает: перераспределение менее вероятно при мажоритарной выборной системе и существенной децентрализации бюджетного процесса. Именно такая система сформирована в США еще в XVIII в. – отцы-основатели страны представляли интересы богатейших слоев населения. В Европе же современные политические институты возникли позже, под давлением левых движений. Почему же США, в отличие от Европы, удалось избежать перехода к политическим институтам перераспределения в XIX–XX вв.? Оказывается, что все дело в иммигрантской природе и этнической неоднородности населения Америки. Уже Маркс и Энгельс знали, что призрак коммунизма бродит именно по Европе, и в то же время считали маловероятным приход левых партий к власти в США. Этническая неоднородность позволила богатым расколоть бедные слои населения по национальному признаку, что и предотвратило возникновение сильной социалистической партии.