Чужое наследие - Вячеслав Шалыгин

Преображенский неподвижно стоял перед боевым экраном и никак не мог поверить своим глазам. Враг прорвался к сердцу ОВК и теперь готовился произвести залп из всех орудий по главному городу землян. Какой-то кошмарный сон…

– Марсиане разделились, ваша светлость! – нервно хрустнув пальцами, доложил Валеев. – Второй эшелон чинидов практически уничтожен. В нем почти не было серьезных кораблей. В основном транспорты и десяток малых крейсеров. Их добивают корабли Национальной Гвардии, а «спейсрейнджеры» двинулись к нам на выручку.

– Отставить! – резко приказал князь. – Чиниды не начинают обстрел столицы, значит, собираются предъявить ультиматум. «Спейсрейнджеры» нам не помогут. Они зависнут точно так же, как все остальные. У Ергелана появилось действительно мощное оружие… И, боюсь, нам придется временно признать его превосходство…

– Почему вы медлите, Великий Тиран? – В каюту Ергелана вошел Щукин.

Бесцеремонное вторжение землянина не особенно задело Тирана. Больше его оскорбил тон союзника. Требовательный и надменный. Будто тот говорил не с Правителем десяти планет, а с нерадивым советником.

– В городе нет Преображенского. Я не стану расходовать ценный боезапас напрасно. У меня не так много серебряных стрел, а без них мне не победить.

– Вы уже победили! Взгляните на экран. Все корабли земного флота обездвижены, их системы жизнеобеспечения отключены. Скоро экипажи на них погибнут, и вы сможете пополнить свои стратегические запасы сотнями ядерных «стрел». Поймите, Тиран, если не ударить по Москве прямо сейчас, момент будет упущен.

– Мне нужен Преображенский. Земля – богатая планета, и я желаю сохранить ее ресурсы доступными.

– Несколько ядерных взрывов не преградят доступа к ресурсам, – Щукин поморщился. – Вы напрасно так боитесь радиации. Временно недоступной станет лишь столица, в остальных местах будет безопасно.

– Мне нужен Преображенский, – упрямо повторил Ергелан. – Если он добровольно отдаст перстень Сунджи, я стану правителем Галактики и без напрасных жертв.

– Надо же, какое человеколюбие! – Щукин усмехнулся. – С чего вдруг? Какое вам дело до всех этих людей?

– Иногда мне кажется, что ты не человек, Андрей. В тебе даже больше жестокости, чем в Преображенском. Мне не нужны планеты, зараженные радиоактивной чумой. Мне не нужен флот без экипажей и серебряные стрелы без специалистов, способных ими управлять. Вот почему я медлю. Увидев, что проиграл, Преображенский сам придет ко мне и отдаст перстень. Я пришел сюда как освободитель. Я получу все, что желаю, без кровопролития, просто заняв место Преображенского.

– Он еще никогда не сдавался. Пока вы не нанесете удар, он не поверит в серьезность угрозы.

– Поверит. Мои разведчики следят за его эскадрой. Она перестроилась из атакующего в походный ордер. Это означает, что князь все понял и готов пойти на переговоры. Если ты снимешь свое нейтрализующее поле, мы сможем связаться с Преображенским и услышать подтверждение моей правоты из его уст.

– Я не намерен снимать защиту. В этом случае корабли землян «оживут» и уничтожат ваш флот раньше, чем вы откроете пусковые трофейных ракет. Я настаиваю, Великий Тиран, на превентивной бомбардировке Москвы и уничтожении нейтрализованного флота. А после этого беседуйте с Преображенским хоть до конца времен.

– Кто ты такой, чтобы настаивать?! – взорвался Ергелан.

– Я гарант вашей победы, – холодно ответил Щукин. – Если вы меня разочаруете, я найду другого союзника. А вы будете уничтожены землянами.

– Ты слишком много себе позволяешь! – багровея, прорычал Ергелан. – Стража!

– А вот этого вам и вовсе не следует делать, – Щукин криво ухмыльнулся. – Арест чрезвычайно огорчит меня, и защита с ваших кораблей будет снята. Я не способен поддерживать ее, находясь в дурном настроении.

– Ничего, – Ергелан кивнул охранникам, и те сковали руки Андрею за спиной. – Пусть тебя вдохновляет мысль, что, лишив защиты мой флот, ты погибнешь вместе с нами. В каюту его! Запереть и выставить у двери двойной пост!

– Вы совершаете большую ошибку, Тиран! – зло прошипел Щукин. – С Преображенским невозможно договориться. Его надо уничтожить!

– Не раньше, чем он отдаст мне перстень Сунджи… – Ергелан проводил брыкающегося союзника насмешливым взглядом.

Когда Тиран остался один, от стены каюты отделилась едва различимая тень. Она, будто облачко дыма, поднялась к потолку и растворилась в свете ламп.

Ергелан ничего не заметил. Его сейчас больше занимал предстоящий разговор с Преображенским, а не тени потусторонних сущностей. Если честно, он в них не особенно верил, хотя и постоянно апеллировал к богам. На самом деле выражение «С нами боги» для старого воина было традиционной фигурой речи, формой аутотренинга перед боем. И пример Щукина его ни в чем не убедил. Да, землянин совершил нечто непостижимое – нейтрализовал вражеские корабли и орбитальные оборонительные системы, но кто сказал, что в этом ему действительно помогали боги? Люди, сумевшие подчинить разрушительную силу ядерного распада, вполне могли изобрести еще и средства избирательного подавления электронных систем. С них станется. И способности богов тут определенно не потребовались. А раз так, времени у Ергелана оставалось крайне мало. То, что смог изобрести один землянин, другой непременно повторит и превзойдет, такая уж у них традиция. Пока инженеры ОВК не разгадали секрет щукинского оружия, следовало поторопиться. Иначе и вправду придется применить грубую силу.

Ергелан вдруг поймал себя на мысли, что раньше ему не приходило в голову искать компромиссы. Когда он отправлялся в этот поход, намерения Тирана были твердыми и ясными, как бриллиант. Победить и уничтожить! Никакой пощады, никаких пленных или переговоров!

А теперь он вдруг сменил тактику и, вместо превращения городов Земли в пепел и руины, ждет капитуляции Преображенского. Почему? Отчего вдруг так размяк еще недавно жестокий полководец? Видимо, эта внезапная смена настроения Тирана и заставила Щукина разговаривать столь дерзко.

Ергелан утомленно потер лоб. Что-то произошло, но он никак не мог понять – что конкретно. Он не чувствовал себя опустошенным или надломленным. Да этому и не было причин, наступление развивалась вполне успешно. Но все же Тиран словно наткнулся на внутренний барьер и никак не мог его преодолеть. Все приведенные в споре с Андреем аргументы на самом деле были вторичны. Главным сдерживающим фактором было необъяснимое внутреннее сопротивление. Словно кто-то извне нашептывал Ергелану: «Нельзя, неправильно…» Нашептывал не на ухо, а проникая прямо в сознание. Возможно, это был даже пресловутый ангел-хранитель Преображенского, тот самый, о котором недавно рассказывал Щукин и противостоять которому он вызвался. Но, если поверить в хранителя, придется поверить и в богов, стоящих за Андреем. Тогда получится, что, посадив союзника под домашний арест, Ергелан рискует разгневать его покровителей…