Том 2. Время Наполеона. Часть вторая. 1800-1815 - Эрнест Лависс

Но французские пехотные офицеры ничего не могли поделать с янычарами; им удалось вышколить только небольшой батальон, составленный в большей своей части из иностранцев, под командой ренегата Ингилиз-Мустафы (принявшего магометанство англичанина Кемпбелла). Да и этот батальон едва не распался после смерти Обера-Дюбайе и французских офицеров. Его остатки были вновь пополнены и сформированы Кучук-Хусейном, который поддерживал наличный состав батальона на уровне 500–600 человек. Таким образом, налицо была как бы бригада регулярного войска — артиллерия, конница, пехота. Созданная французскими офицерами, она впервые вступила в бой против французов же, при Сен-Жан д'Акре. Оттоманское общественное мнение не могло не сопоставить стойкую храбрость этих отрядов с бегством врассыпную остальных турецких войск в сирийских боях и в битве при Абукире. Их возвращение в Константинополь было подлинным триумфом.

Низами-джедид; первое возмущение против реформ. Селим и его сотрудники воспользовались этим поворотом общественного мнения и выработали фирман, которым учреждался, под названием пизами-джедид, целый корпус регулярной армии с разделениями и чинами на европейский образец, с точно определенным бюджетом. Низами-джедид заключал в себе всего два эскадрона кавалерии, зато двенадцать полков пехоты, из которых два стояло по соседству с Константинополем, два — в пашалыке Кутахии, восемь — в пашалыке Ка-рамании, начальник которого Абдуррахман Кади-паша всецело предан был султану и делу реформ. Обмундировка пехотинцев была почти европейская. Вооружены они были французским ружьем со штыком и кривой саблей; к каждому полку причислена была артиллерийская рота, оркестр музыки и имам. Два ренегата — один грек, другой пруссак — сделались командирами регулярных войск, собранных под Константинополем[69].

В 1803–1804 годах европейская Турция была опустошена так называемыми кырджалы, славянскими и албанскими разбойниками, которые действовали небольшими отрядами, захватывали значительные города, угрожали Адрианополю и даже Константинополю и при всякой встрече разбивали янычар и другие нерегулярные турецкие части. С ними удалось справиться, только отправив против них несколько отрядов низами-джедид.

К несчастью, доблестный капудан-паша Кучук-Хусейн умер в 1803 году. В лице его Селим лишился не только поддерживающей, но и сдерживающей силы. Гордясь успехами своих солдат, он издал мартовский хатти-шериф 1805 года, которым приказывалось набирать по всей европейской Турции из янычар и молодых людей от 20- до 26-летнего возраста самых сильных для включения их в состав низами-джедид. Вслед за этим султан и его советники поняли крайнюю необдуманность этой меры. В Константинополе не решились обнародовать этот указ; в Адрианополе глашатай, которому поручено было его объявить, был избит до полусмерти; в Родосто убили кади, которому вверено было выполнение указа. Нигде в европейских областях Турции он не был выполнен. Зато Кади-паша караманский значительно увеличил свои вооруженные силы. В 1806 году, когда война с Россией казалась неизбежной, диван обратился к Кади-паше, который с 15 000—16 000 регулярных войск и 1500 феодальной кавалерии переправился через Босфор и вступил в Константинополь. Султан совершил ошибку, задержав их более чем на месяц из. — за удовольствия видеть военные упражнения этих войск. Он отправил их на Дунай, где им пришлось бы соединиться с Байрактаром лишь в июле 1806 года, в страшную жару. Промедление было использовано всеми врагами реформы: янычары и кырджалы помирились. В Адрианополе они, в числе 10 000человек, хотели преградить дорогу войскам Кади-паши. Последний так неумело повел атаку на город, что его прекрасные войска потерпели тяжкий урон от огня разбойников и янычар, засевших в домах. Ему пришлось отступать на Силиври (Селимврия), где он расположился лагерем под охраной пушек флота. Таким образом, регулярные полки оказались посрамленными перед разбойниками и перед такими посредственными войсками, как янычары. Эта кампания нанесла смертельный удар престижу низами-джедид. Она расстроила планы султана и вселила в него страх. Великий муфтий должен был уйти в изгнание. Пост великого везира занял теперь ага янычар. Когда таким путем сам султан выразил неодобрение делу реформ, возмущение улеглось. Но так как янычары продолжали относиться с недоверием к султану и так как последний только приостановил, а не взял назад свой хатти-шериф, то все сознавали, что это только перемирие. Во время этого перемирия в феврале 1807 года произошло яркое пробуждение патриотических чувств среди турок.

Ямак-табиели; новое восстание. По мере того как падение дисциплины сказывалось в старых оттоманских войсках, новые вскоре заражались тем же недугом. В 1807 году это обнаружилось у так называемых ямак-табиели, или «батарейных помощников» на Босфоре. Их набирали среди лазов и албанцев, и число их доходило до 2000 человек. Вскоре из-за них возник раздор между правительством, которому хотелось включить их в состав низами-джедид, и войском янычар, которое стремилось приписать их к ордену Бекташа. Сами они склонялись скорее в пользу второго решения. В это время большинство министров находилось при дунайской армии, а в Константинополе оставались их заместители. Таким образом, за отсутствием великого везира и аги янычар высшей военной властью в Стамбуле был Муста — помощник (каймакам) великого везира. А он изменил султану. По соглашению с новым великим муфтием он подбил ямаков на восстание, уверив их в том, что их хотят зачислить в низами-джедид. Они избрали своим вождем некоего Кабакчи-оглу, переправились через Босфор, проникли в город и увлекли за собой 700–800 янычар, 200 галионджу и часть топчу. Бунтовщики сосредоточились в Этмейдане и перенесли к себе все полковые котлы из янычарских казарм. Кабакчи приветствовал янычар во имя веры, древних законов, Бекташа, обещал им уничтожение низами-джедид и представил им длинный список ненавистных чиновников, которые и подверглись немедленному преследованию со стороны янычар и народной толпы. Семнадцать голов принесено было в Этмейдан.

Свержение Селима III; вступление на престол Мустафы IV (1807). Среди опальных находился бостанджи-баши (начальник садовников), которому вверена была охрана сераля. Когда мятежники стали угрожать дворцу, этот преданный слуга посоветовал султану обезглавить его и бросить его голову мятежникам. Султан по малодушию согласился на это и в то же время заявил, что берет назад хатти-шериф 1805 года и окончательно отменяет низами-джедид. Эти уступки запоздали. — После трех дней избиений мятежники задали вероломному великому муфтию следующий вопрос: «Заслуживает ли оставаться на престоле падишах, который своим поведением и своими распоряжениями подрывает религиозные начала, освященные Кораном?» И великий муфтий ответил на это отрицательно в своей фетве. Солдаты провозгласили султаном Мустафу, сына султана Абдул-Гамида (29 мая 1807 г.). Оставалось сообщить Селиму III об его участи. Великий муфтий взял на себя это поручение, и Селим, видя трусость своих приближенных, сам отправился в Кавэ, где томился его двоюродный брат Мустафа. Он сказал ему: «Брат, я хотел сделать своих подданных счастливыми, но народ раздражен против меня… Я оставляю престол без сожаления и совершенно искренно приветствую твое восшествие на престол». Селим III встретился в Кавэ со своим двоюродным. братом Махмудом; он посвятил себя его воспитанию, и тот впоследствии отомстил за него. Селим пал жертвой коалиции солдатчины, простонародья и духовенства.

Новый султан давно уже был известен своей ненавистью к реформам. Он приписывал поражения османов тем европейским новшествам, которые уже были ими приняты. Вообще он был человеком посредственного ума и занят был только своими удовольствиями.

Убийство Селима III; вступление на престол Махмуда II. Прошло четырнадцать месяцев со времени свержения Селима III. Рущукский паша Мустафа Байрактар (т. е. знаменосец) был глубоко предан Селиму III и делу реформ. Он убедил великого везира, который также находился при дунайской армии, что разделяет его образ мыслей; между тем великий везир, в сущности, добивался только наказания яма-ков, Кабакчи, великого муфтия, тогда как Байрактар имел в виду смену властителя. Оба вожака пошли на Константинополь: сначала великий везир с саиджаки-шерифом (знаменем пророка), за ним Байрактар. Последний велел схватить и убить Кабакчи в его босфорской вилле (июль 1808 г.). При приближении этих двух полководцев, двинувшихся к столице без его приказа, Мустафа IV обнаружил волнение. Но как употребить против них силу? Справятся ли янычары и ямаки с 30 000 ветеранов дунайской армии? Министры советовали султану выиграть время.

Байрактар же воспользовался отсрочкой для происков в городе и в серале. Все было подготовлено к перевороту. 28 июля Мустафа IV совершал увеселительную прогулку на лодке; Байрактар созвал вождей заговора и попросил к себе великого везира. Так как везир отказывался от участия в свержении Мустафы и во вторичном возведении на престол Селима III, то Байрактар приказал его арестовать. Затем он объявил, что ввиду заключения славного мира с русскими санджаки-шериф будет торжественно водворен в серале. На глазах изумленных янычар пройдены были первые ворота, но у вторых ворот завязался спор между Байрактаром и новым бостанджи-баши, который не хотел отпирать без приказания султана Мустафы: «Какой там султан Мустафа! — закричал паша. — Наш властелин и повелитель — султан Селим». Пригрозив разнести ворота пушечными ядрами, он чуть было не добился открытия ворот, но в это время вернулся в сераль Мустафа, предупрежденный своими лазутчиками. Он велел задушить Селима III и сказал своим рабам: «Отоприте ворота и отдайте султана Селима Мустафе Байрактару, раз он этого просит». Над трупом своего господина Байрактар разразился было горючими слезами. Капудан-паша Сеид-Али сказал ему: «Пристало ли паше плакать, словно женщине? Султан Селим требует от нас мести, а не слез». Придя в себя, Байрактар приказал схватить султана Мустафу и провозгласить султаном Махмуда, который немедленно был возведен на престол (28 июля 1808 г.). Месть Байрактара настигла всех, способствовавших смерти Селима: тридцать три головы отрублены были в серале; жены султана, приветствовавшие его убийство, были зашиты в мешки и брошены в Босфор.