Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа - Понсон дю Террайль

– Дядя, – пробормотал Рокамболь, находясь в каком-то немом восторге, – вы просто великий человек – гений.

– Необходимо же быть хоть чем-нибудь на этом свете, – ответил смиренно сэр Вильямс.

– Итак, – возразил Рокамболь, – все это великолепно, но если вы сохраняете в тайне вашу месть, то не должен ли я, по крайней мере, знать кое-что и о том предприятии, которое вы называете гигантским и для которого вы приказали мне собрать тех шестерых членов нашего общества, которых вы видели сегодня вечером.

Осторожный человек должен всегда сохранять свое последнее слово до самого конца.

Баронет отодвинул стол, закурил сигару, откинулся в своем кресле, вздохнул несколько раз и медленно сказал:

– Ты знаешь уже, что богатый голландец маркиз Ван-Гоп проводит зимы в Париже. Он получил около шестисот ливров годового дохода, но все это ничто в сравнении с тем. что он мог бы иметь, если бы он не женился.

– О, – заметил Рокамболь, – вот это так странно.

– Это вот следствие чего. У маркиза Ван-Гопа был дядя. Этот дядя покинул родину без гроша и, отправившись в Индию, поступил там на службу компании и вскоре приобрел баснословное состояние. После своей смерти он оставил двадцать миллионов своей единственной дочери, прижитой им с одной индианкой, эта дочь была помещена в один из английских институтов.

Ну, – прервал Рокамболь, – это начинает пахнуть романтическим.

– Роман есть история жизни, мой сын, – возразил ему серьезно баронет. – Но я продолжаю. Десять лет тому назад маркиз отправился в Индию, чтобы повидаться со своим дядей, там он влюбился в свою кузину, Кузина не замедлила сделать то же и категорически объявила своему отцу, что она не будет ничьей женою, кроме него.

Но, на беду, маркиз, по обыкновению всех богатых голландцев, вздумал предпринять путешествие. Он начал с Антильских островов, побывал в испанской гавани, где и влюбился тотчас же в молоденькую креолку по имени Пепа Альварес. Маркиз был молод и легкомыслен, и вместо того, чтобы жениться на своей кузине, он вступил в брак с сеньоритой Пепой Альварес.

– Глупец, – пробормотал Рокамболь, – разве можно обращаться так с двадцатью миллионами.

– Положим. Я продолжаю. Но маркиз не воображал, какой вулкан страсти он зажег в сердце молодой индианки. Она полюбила его. Вот уже восемь лет, как маркиз женат, и уже пять лет, как индианка только и мечтает о том, как бы ей отомстить.

– Следовательно, она ненавидит маркиза?

– Напротив. Она обожает его больше, чем когда-нибудь.

– Боже! – заметил простодушно Рокамболь. – А между тем нет ничего легче, как избавиться от соперницы, когда человек родился в Индии и владеет притом двадцатью миллионами.

Сэр Вильямс пожал плечами.

– Ты еще молод, – заметил он с презрением. Рокамболь внимательно посмотрел на него.

– Черт побери! – заметил он. – Мне кажется, что есть более пятидесяти способов сделать человека вдовцом. Если бы эта индианка дала мне сто тысяч франков…

– Она обещала мне пять миллионов, – ответил холодно баронет.

Рокамболь вскрикнул от удивления.

– И маркиза жива еще? – спросил он.

– Да, – ответил баронет.

– В таком случае она обещала вам их только час тому назад.

– Нет, уже целый год.

– И вы…. ждали?

– Мой сын, – прервал его сэр Вильямс, – наш разговор доказывает мне…

– Что?

– То, что ты недурной исполнитель, но очень плохой сообразитель.

– Но?.. – спросил Рокамболь, кусая себе губы.

– Неужели ты предполагаешь, – начал внушительно сэр Вильямс, – что если какая-нибудь женщина любит мужчину, который не любит ее, а любит, наоборот, другую женщину, то достаточно убить эту женщину, чтобы он полюбил ту?

– Вы правы, дядя.

– Но пойми же, молодой повеса, что маркиз любит свою жену и что если бы его жена умерла, то он был бы способен убить себя. И тогда индианка потеряла бы все.

– Я понимаю, наконец, дядя.

– На самом же деле надо устроить дело так, чтобы маркиз не любил своей жены, когда она умрет, и вместе с тем не любил бы и другой женщины, кроме индианки.

– Черт побери!

– Так как индианка поняла это очень хорошо, то ей и не оставалось больше ничего делать, как обратиться ко мне и предложить мне пять миллионов.

.. – Где вы ее встретили? – спросил Рокамболь, заинтересованный рассказом баронета.

– В Нью-Йорке в прошлом году; о, это целая история, которую я тебе и расскажу.

– Послушаем, – пробормотал Рокамболь. Баронет закурил вторую сигару и продолжал:

– Это было за несколько дней до нашего отъезда из Нью-Йорка. Вообще, надо сказать, нам очень не посчастливилось в Америке, где наш баланс то поднимался, то опускался, так что я уехал в Европу всего со ста тысячами франков – как видишь, очень незавидной суммой, если принять во внимание наше трехлетнее пребывание в Соединенных Штатах.

Однажды вечером мимо меня проехала карета, запряженная четырьмя лошадьми. В этой карете сидела женщина лет двадцати пяти, но с такой странной физиономией, что я ее никогда не забуду. Эта женщина и я обменялись взглядами. Карета остановилась.

– Кого вы ищете? – спросил я ее.

– Твердого человека, – ответила она.

– Вы страдаете, верно, от любви, и вы подобны теперь игрушке, у которой отняли, ее тигра?

– Да, – ответила она. – Я ненавижу насмерть.

– Мщение стоит дорого.

– У меня двадцать миллионов, – ответила она холодно.

Я не нашел нужным расспрашивать больше и поместился около нее.

Она сделала знак, и наш экипаж проворно поехал и остановился вскоре за городом около небольшой виллы, находящейся в прелестном саду.

Я сошел первым и помог ей сойти.

Она посадила меня на диван и рассказала историю, которую ты уже знаешь.

– Я вас не знаю, – сказала она, – я не знаю, откуда вы, но я прочла в ваших глазах, что вы тот, кого я искала для моей мести.

– И вы не ошиблись, – ответил я. – Но что вы хотите сделать?

– Я люблю своего кузена и хочу быть его женой.

– Для этого нужно, – заметил я, – чтобы маркиза умерла.

–. Я это знаю, и нет ничего легче, как сделать это. У меня есть рабы, которые по первому моему слову закололи бы мою соперницу. Но он будет любить ее и мертвой. Я не хочу этого.

– Что вы дадите тому, кто уничтожит все препятствия и заставит вашего кузена полюбить вас?

– Все, что он захочет.

– В таком случае, – сказал я, – в тот день, когда вы сделаетесь маркизой Ван-Гоп, вы мне дадите пять миллионов.

– И она умрет?

– Да.

– Умрет и будет забыта?

– Умрет и будет проклинаема тем, кто ее обожал. Она пристально посмотрела на меня.

– Вы говорите, – промолвила она медленно, – что она умрет насильственной смертью?