Островитяния. Том первый - Остин Райт

— А Эттера тоже купалась?

— Да, в верхнем пруду.

— Я думала пойти.

— Мне хотелось, чтобы вы пошли.

— И сейчас думаю. — Она коротко рассмеялась. — Лучше я пойду.

— Почему, Наттана?

Она едва заметно передернула плечами и сквозь зубы ответила:

— Да так… Ходьба — это полезно!

Несколько мгновений мы молчали.

Наттана пристально глядела на меня. Казалось, воздух дрожит. Я почувствовал себя на грани чего-то очень больного, то ли очень сладостного, и мне захотелось найти защиту в словах.

— Позавчера, — сказала Наттана, — казалось, что два дня — это так много. Как быстро они пролетели!

— Да, это правда.

— И все же вы успели хотя бы немного узнать нас, а мы — вас.

— Я рад этому. Теперь я чувствую себя в Островитянии почти как дома.

— Почему?

— Потому что я встретил всех вас.

— Мы похожи на тех, кого вы знали дома?

— Да, Наттана, очень. Разницы почти нет.

— Может быть, вы увидите, что разница есть, когда больше узнаете островитян.

— А я похож на мужчин, которых вы знаете?

— Да, похожи. — Голос ее звучал глухо и дрожал.

— В чем?

— Вы вправду хотите, чтобы я сказала?

— Скажите, а то я начинаю бояться, что это что-то нехорошее.

— Ах нет!

— Так вы скажете?

— Просто дело в том, что вы ощущаете вещи скорее розовыми, чем красными.

Я в удивлении откинул голову. Наттана поглядела на меня встревоженно, широко раскрытыми глазами.

— И не только вы так, — поспешно сказала она. — Наверное, это все иностранцы. Они живут так, как будто…

— Почему вы так решили?

— Мне кажется.

— Вы чего-то не договариваете. Скажите, прошу вас.

— Простите, Ланг! Я сделала вам больно.

— Вовсе нет! Но вы заставили меня задуматься.

Снизу донесся призывный голос дудочки.

— У них все готово, — сказала Наттана, вставая.

— Постойте, назовите хотя бы одну причину! — воскликнул я, протягивая руку, чтобы удержать девушку, но в последний момент подавив это желание.

Наттана обернулась и взглянула мне в лицо.

— Да, я сделала вам больно, — произнесла она.

— Но назовите же хотя бы одну причину!

— Вчера вечером, когда вы танцевали вальс… Наши мужчины на вашем месте чувствовали бы себя совсем иначе.

Она отвернулась.

— Наттана! — воскликнул я. — У нас все к этому привыкли. Теперь я понял, что здесь так не принято. Дорн сказал…

Ее лицо вспыхнуло.

— Теперь я очень жалею, что уговорил вас танцевать со мной, — продолжал я.

— Мне было приятно, — сказала Наттана. — Но мне кажется, это странная привычка, когда мужчина и женщина обнимаются и ничего не чувствуют.

С этими словами она побежала вниз. Я бросился следом.

Мы ужинали, сидя кружком на траве под высокими деревьями. Полосы солнечного света падали почти отвесно; воздух посвежел, цвета стали ярче. Тонкая струйка дыма, извиваясь, поднялась над костром, от которого веяло сладковатым смолистым духом.

На ужин был салат, овощи, индейка, тонко нарезанный поджаренный хлеб с легким привкусом ореха, мясной рулет, легкое прозрачное красное вино, печенье с изюмом, виноград и ранние яблоки.

И снова все это, как никогда, напомнило мне Золотой век, хотя слова Наттаны не давали мне права считать себя частью этой картины. Словно угадав мои мысли, Эттера завела речь о том, как ей жаль, что мы уезжаем.

— Всегда так, — сказала она. — Не успели мы хорошенько узнать Ланга, и вот он нас покидает.

— Надеюсь, он еще вернется, — сказала Некка.

— И я надеюсь! — воскликнула Неттера, а Пат взглянул на меня с дружелюбной улыбкой. Наттана промолчала.

— Я с радостью приеду снова, если смогу, — сказал я.

— Конечно сможете! А почему нет? — рассудительно произнесла Эттера.

— Вполне возможно, тебе снова придется проезжать здесь, — предположил Дорн.

— Мы надеемся, что вы специально навестите нас, — ласково сказала Некка, — а не станете дожидаться, когда это будет по пути.

— Да, вы должны приехать! — сказала Неттера, склонив голову набок и внимательно на меня глядя. — Приехать и побыть подольше.

На душе у меня стало легче, хотя я и не верил, что вернусь.

Ужинали не торопясь. Беседа прерывалась долгими паузами. О политике говорили мало, да я и не следил за разговором, думая о том, почему же все-таки мои чувства скорее розовые, чем красные, что это значит… И так ли это?

Когда ужин закончился, все остались на своих местах, молча вслушиваясь в зачарованную тишину.

Наттана встала и подошла ко мне.

— Не хотите пройтись? — спросила она, отводя взгляд.

— Только помни, что нам нужно выехать до темноты, — сказала Эттера.

Мы стали спускаться по ложбине, между высоких деревьев, в лучах волшебного света. Сзади раздались звуки дудочки, похожие на нежный голос флейты, и Наттана глубоко вздохнула.

Я не знал, что сказать. Вечер шел на смену дню, и кругом становилось все красивее. Глубокие тени легли под деревьями, а вода в заводях ручья была настолько прозрачна, что скорее просто угадывалась, чистая, прохладная. Мы перешли ручей, ступая по плоским камням, и стали подниматься по склону.

Наттана нагнулась над синим цветком, похожим на горечавку, и коснулась его лепестков тонкими белыми пальцами.

— Милый цветок, правда? — спросила она, поднимая на меня глаза. В этот момент она была так красива, что казалась не живой девушкой, а прекрасной куколкой.

— Да, — ответил я, жалея, что у меня не хватает смелости сказать Наттане, что прекрасен не цветок, а она сама.

Мы пошли дальше.

— Наш дом — ваш дом, — сказала Наттана низким голосом. — Вы меня понимаете?

— Да, Наттана. Я приеду опять.

— Мне хотелось сказать вам это наедине, чтобы никто не слышал.

— Спасибо, Наттана.

Мы медленно поднимались среди обступивших нас высоких деревьев.

— Я отведу вас в одно место, которое знаю только я, — сказала Наттана.

— Я очень хочу его увидеть.

— Жаль, что вы уезжаете завтра.

— Мне не хочется уезжать.

— Как мне называть вас? Дорн зовет вас Джоном, а не Лангом.

— Я бы хотел, чтобы вы тоже называли меня Джоном.

— А что это? Какое-то особое имя?

— Просто имя. Мое имя.

— Значит, у вас два имени?

— Да, Наттана. Первым именем тебя называют родственники и те, с кем ты хорошо знаком. А остальные люди называют вторым.

— Значит, у вас в стране я могла бы называть вас Джон?

— Полагаю, мы достаточно хорошо знакомы.

Внизу, в ложбине, уже начинало понемногу темнеть, тянуло свежестью, но мы по-прежнему шли не спеша. Наттана впереди, я — сзади. Трава здесь была высокая, и я почувствовал, что мои ботинки начинают промокать.