Шпионы и все остальные - Данил Корецкий

Сам Бруно, кстати, избегал комментировать эти сюжеты, изображая скромность или просто ссылаясь на то, что плохо помнит описываемые события. Похоже, он просто не знал, что говорить… Но за него это успешно делали другие. Находились все новые и новые свидетели его подвигов, они охотно давали интервью, вспоминали все новые и новые подробности. И все это читалось, смотрелось, слушалось, хавалось…

А фигура Бруно между тем приобретала поистине эпический масштаб. Партия маленьких людей, возглавляемая им, становилась главной политической сенсацией десятилетия.

Рекогносцировка на месте

В Большом театре на Новой сцене давали «Золотого петушка». Народу битком. Спектакль модный, ставил его молодой режиссер со скандальной репутацией. Вольнодумцы шептали, что царь Додон однозначно срисован с президента, а бояре — депутаты Госдумы. Зал реагировал живо, артистам устроили бурную овацию.

Зато Лернер скучал, хмурился, на сцену почти не смотрел. Зато по всем правилам проверялся и в очередной раз убедился, что слежки за ними нет. А ведь было время, когда каждого иностранца из капстраны держали «под колпаком». И специально приставленный гид, и швейцар на входе в отель, и дежурная по этажу, и бригады наружного наблюдения… Но это было давно.

После спектакля они прогулялись по Дмитровке, искали ресторан с русской кухней. Как нарочно, на пути попадались только пабы, пиццерии и суши-бары. В конце концов приземлились в «Старой башне», где им пообещали настоящие сибирские пельмени из дичи, говядины и свинины.

— Как тебе спектакль? — поинтересовалась Анна.

— По-моему, слишком политизирован. «Ромео и Джульетта» в Кремлевском дворце мне понравился больше.

— Тогда мы были на десять лет моложе.

— Ты и сейчас молода и прекрасна, — Грант погладил ее руку. — Твое здоровье, дорогая.

Пили перцовую особую. Анна с непривычки зажмурилась, на щеках тотчас пробился яркий румянец.

— Хотя тогда у нас была более четкая цель, — сказал Грант. — А сейчас… У них власть открыто пинает народ, народ тайком пинает власть. И мы с тобой это только что наблюдали, так сказать, в действии… Даже в трех действиях… — Он намазал красную икру на кусочек булки и протянул Анне. — Мне это кажется пошлым. Посмотрели, многозначительно переглядываясь, похлопали и разошлись, а уже в следующую минуту все мысли лишь о том, как пристроиться в гардеробную очередь.

Пельмени подали в фарфоровой супнице, к ним прилагался какой-то гибрид из ложки и вилки. Оказалось, очень удобный прибор — если неудобно класть пельмень целиком в рот, как это принято у сибиряков, накалываешь его и откусываешь, сколько надо.

— Но Римский-Корсаков — безусловно, гений, — продолжал вещать Лернер. — И он в эту игру, безусловно, тоже играл. «Золотого петушка», если не ошибаюсь, запретили к показу на Императорской сцене. Это был одна тысяча девятьсот шестой, тяжелый год, как раз после всех этих беспорядков. Ты почему не ешь?

— Слушаю, — сказала Анна.

— Э-э, не пойдет. — Он опять наполнил рюмки. — По суровым русским законам за это тебе полагается штрафная. Твое здоровье, дорогая.

— Штраф за здоровье? Просто прелесть! — хмыкнула она. Но покорно выпила до дна и потянулась за пельменями.

— Да, это парадокс! Но ты в России, милочка, а это страна парадоксов! — негромко, но с пафосом произнес Лернер.

— Обычно свои философствования ты оставляешь для постели, дорогой, — заметила она.

— Неужели? Не замечал. Мне казалось, в постели я обычно декламирую Байрона и Бодлера.

— А еще любишь говорить о работе. В самые интимные моменты.

— Я был уверен, что тебя это возбуждает.

Анна тихо рассмеялась, запрокинув голову.

— В каком-то смысле да, — прошептала она, наклонившись к нему. — Кажется, что я сплю сразу с двумя мужчинами: один — галантный герой-любовник, а второй — упоротый трудоголик…

— А еще застольный философ, — напомнил Лернер. — И это уже третий, если я никого не забыл.

И, вздохнув, добавил:

— Все-таки у тебя есть склонность к групповому сексу!

Немного прогулялись — площадь Революции, Театральная. Ровно в двадцать три ноль пять вышли на Неглинную (Лернер следил буквально по секундам). Когда он подошел к краю тротуара, показалось такси с включенным ближним светом и противотуманными фарами. Лернер поднял руку. Такси остановилось.

— «Ритц-Карлтон», с заездом на Воробьевы горы, — сказал Лернер водителю на ломаном русском языке. — Сколько это будет стоить?

— Крюк большой. Но для постоянных клиентов действует пятидесятипроцентная скидка, — ответил таксист.

По-видимому, Лернера ответ полностью удовлетворил. Они с Анной уселись на заднее сиденье, машина тут же тронулась.

— Под сиденьем в ящичке лежит папка, — не оборачиваясь, сказал водитель. — Там материалы, которые вы запрашивали…

— Даже не подумаю, — сказал Лернер. На сей раз его русский был безукоризнен. — Никаких бумаг. Рассказывайте, я все запомню. Если опасаетесь «жучков», включите радио.

Водитель послушно включил радиоприемник.

— По объекту кое-что узнать удалось, но немного. Ему тридцать четыре года, закончил юрфак МГУ…

— Стоп. Мне нужна только новая информация. Я не могу кататься с вами два часа и выслушивать то, что и без вас знаю. Говорите по результатам «наружки». Режим, привычки, родственники и прочее.

Водитель не стал спорить. Было видно, что он привык общаться с требовательными клиентами.

— Объект снимает однокомнатную квартиру на Бакунинской улице. На работу выезжает в семь тридцать. Чаще на своей машине — «Киа Рио» две тысячи восьмого года выпуска. Иногда на служебной. На Лубянке у него кабинет на четвертом этаже, в левом крыле. Обедает в столовой. Из здания в эти дни почти никуда не отлучался. Один раз в рабочее время ездил к родителям, на улицу Вавилова. Забрал оттуда собаку, отвез к себе домой и вернулся на работу. На следующий день отвез собаку обратно к родителям. Возвращается домой поздно, разбежка от двадцати десяти до двадцати двух пятидесяти…

Водитель сделал паузу, давая возможность пассажиру задать вопрос. Грант Лернер смотрел в окно. Только что проехали Патриаршие пруды. Он сказал:

— Дальше. Я слушаю.

— Жена — Мария Владимировна, закончила Московскую академию хореографии, сейчас преподает там же… Точнее, в настоящее время она в декретном отпуске по уходу за ребенком. Мальчику два года, зовут Артем. Жена выходит с малышом гулять во двор, ходит в магазин за продуктами. Это тоже на Бакунинской, метров пятьдесят от дома…

— Звонки прослушивали?

— Только по сотовой связи. Общается с подругами по академии. По подругам никаких сведений пока нет.

— Еще кому-нибудь звонит? Мужчина, парень?

— Не зафиксировано. Было несколько одиночных звонков, выпадающих из ежедневной «обоймы». По-видимому, она ищет няньку для ребенка.

— С подругами говорит о муже? Негатив какой-нибудь, жалобы?

— Ни слова. Про мужа вообще ни слова, — повторил водитель. — Ребенок, готовка, одежда… Даже трудно выделить какую-то четкую канву. Обычный треп, как у нас говорят… А впрочем — да, она еще про собаку кому-то говорила. Жаловалась, что не может подолгу держать ее у себя из-за маленького ребенка. Приходится возить его туда-сюда. В смысле, то к свекру, то обратно. Похоже, очень любит этого пса.

— Что за пес?

— Большой. Сенбернар вроде бы.

— А ребенка она любит не так сильно? — подала голос Анна.

Водитель посмотрел на нее в зеркало.

— Не знаю. Ребенок выглядит хорошо. Похоже, там нет проблем.

— Теперь по родителям, — сказал Лернер.

— Так… Отец — Петр Данилович, семьдесят три года, бывший сотрудник КГБ, подполковник в отставке. Мать — Клавдия Ивановна, библиотекарь. Судя по медкарточкам в поликлинике, к докторам обращаются редко. У матери два года назад диагностирован артрит, у обоих повышенное давление, но в поликлинике практически не показываются. Петр Данилович по утрам совершает пробежки…

— Бегает с псом? — спросил Лернер.

— Да, когда пес живет у них.

— С соседями как?

— Тихо. Нормально. Конфликтов нет.

— Материальное положение?

— Живут на пенсию, но сын, похоже, что-то подбрасывает. Одеты прилично. Отец бегает в «адидасовском» костюме, кроссовки нормальные… Входная дверь тоже на уровне — хорошая сталь, хороший производитель. Вообще, если судить по дверям в подъезде, то где-то средний уровень. Для российских пенсионеров очень даже неплохо.

— С сыном и невесткой, значит, общаются?

— С сыном — да. Он дважды к ним подъезжал за последние три дня. Созваниваются ежедневно. Как дела и прочее. Про отношения с невесткой — не знаю. В разговорах ничего не всплывало.

Внизу слева показался ярко освещенный теплоход. Проезжали мост через Москву-реку.