Эскортница (СИ) - Вечная Ольга
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Артём, пожалуйста, — тараторю сбивчиво. — Я сейчас буду говорить максимально путано, но ты послушай. Я скажу не как девушка, которую ты купил, а как та, с кем ты проводишь отличный отпуск. Честно скажу. Меня не интересует секс ни с Петей, ни с кем-нибудь другим. Совсем. Мне хотелось создать эмоционально-сложную конструкцию для совместных переживаний с тобой. Только с тобой. Твой друг был просто встроен в нее, как винтик в механизм. Сложный механизм, и ты тоже сложный. Очень. Как же до тебя иначе достучаться? Тебе всё по фигу. Я хотела только тебя. Хоть в постели, хоть в подворотне, хоть на коленях другого. Если бы ты ушел, конструкция бы развалилась мгновенно.
— Пздц.
— Я боялась, что ты уйдешь. И мне бы понравилось, только если бы понравилось тебе.
— Было х*ево.
Артём напряжен. Сильно. Словно перед дракой. Количество мата в речи слишком даже для него. Я все это считываю.
— Да, — соглашаюсь. — Было х*ево.
Он выдает с мнимым спокойствием:
— Сложная эмоциональная конструкция нам удалась. Теперь бы понять, что дальше.
— Тебе еще больно?
— Да, доигрались.
— Теперь и мне больно.
Некоторое время мы лежим в темноте в обнимку. В полном вакууме от прочих проблем. Одна-единственная вышла на первый план, захватила, обескуражила.
Могут ли клиент и проститутка испытать боль друг из-за друга? Стоит ли от нее отмахнуться? Мы пропускаем ощущения под кожу. Мы... хотели хорошо провести время и потом больше никогда не видеться. Хороший секс, наверное, забыть можно. Столь сильную боль... я не знаю. Не думаю.
Ревность дает скачок гормонов, которые многократно усиливают эмоции и впечатления. Но что делать, если она выходит из-под контроля? Если топит злостью и агрессией? Значит ли это, что объект ревности стал особенным? Значит ли это, что Артём рассмотрел Алину в купленной девке?
Он сам все это затеял. Мой искушенный грешник, горящий в собственном пламени.
Мы отдыхаем. Вместе. От эмоций, событий, активности последних дней. Молчим.
Я впервые засыпаю в его объятиях. Немного дремлю в тепле, вдыхая запах кожи, который нравится. Рядом с человеком, который нравится. И которому причинила боль.
Артём целует меня, кажется, во сне. Будит прикосновением губ к губам, что поначалу пугает: раньше так никто никогда не делал. Я понимаю, что это он, и отвечаю на поцелуй. Мы медленно ласкаем друг друга. Нежно, не торопясь. Словно впервые это делаем. Будто это наш первый поцелуй.
Проверяем пределы и границы. Готовые в любой момент отпустить, если для кого-то станет слишком после случившегося.
Ощупываем пальцами. Без слов. Прислушиваемся к ощущениям.
Артём надевает презерватив, вторжение немного болезненное. Я все еще не проснулась и в ступоре, но не хочу, чтобы он останавливался. Хочу его всего, твердого, значительного, хочу быть максимально близко. Слиться и принадлежать. Он двигается сверху. Неспешно, словно растягивая мучительно-сладкие ощущения. Непривычно. Мне очень нравится, и через некоторое время я крепче обнимаю Артёма ногами.
Наш секс всегда был хорошим. Идеальным, наверное. Сегодня он с изъянами.
Мы ночью в постели, в самой банальной из существующих позиций. Я наслаждаюсь каждой секундой. Приятная тугая заполненность, его собственнические, неидеальные движения. Без лоска и пафоса. Артём будто немного растерян, берет меня и мыслями со мной, но при этом всё как-то иначе. Надломленно. Не знаю, последний ли это наш секс. Мне хочется, чтобы он не заканчивался.
Когда достигаю пика, Артём как обычно чувствует. Сжимает меня крепче и врезается в быстром темпе, позволяя прожить каждый спазм, испить наслаждение до последней капли. Когда я обмякаю в его руках и расслабляюсь, слышу голос:
— Что же мне с тобой теперь делать, девочка Галя? Моя девочка.
Распахиваю ресницы, но ответить не успеваю. Артём снова двигается, снова любит движениями, телом своим, окутывает жаждой. Кончает ярко, стонет, не сдерживаясь, от чего я мгновенно завожусь снова. Хочу всего его облизать, зацеловать, занежить, но мешкаю, опасаясь показаться навязчивой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Потом мы идем в душ по очереди. Петра уже нет, я даже не знаю, когда он ушел. Наверное, сразу. Мимоходом отмечаю, что бутылка вина на столе пуста, хотя мы оставляли ее едва начатой.
Прибираюсь в гостиной, мою посуду. Когда возвращаюсь в постель, Артём читает что-то на планшете.
Я тихонечко укладываюсь рядом, он поворачивается ко мне и долго смотрит, будто изучает. Словно принимает решение. Мы оба в этот момент уязвимые.
— Всё в порядке? — спрашивает.
— Да. А у тебя?
— Пока не знаю. Спи.
— Ладно.
Отворачиваюсь, закрываю глаза и проваливаюсь в сон, чтобы через шесть часов проснуться от тревожной трели телефона и с ужасом осознать, что отпуск закончился. Начинается реальность.
И что Артём, кажется, это понял еще вчера.
Глава 38
— Дима, привет, — говорю шепотом, сбивчиво. — Что случилось? Шесть утра!
Сама едва не спотыкаюсь, спросонья спеша в гостиную. Плотно закрываю дверь, дабы не разбудить Артёма.
— Алин, извини, если разбудил. Вопрос срочный: ты сможешь прилететь сегодня? Да или нет?
— Что? Зачем?
— Маму ночью в больницу увезли, нам поддержка не помешает.
Я плюхаюсь на диван, закрываю глаза. Этого и боялась. Ну нельзя ей, нельзя больше беременеть!
Дима коротко рассказывает, что нужна операция. Есть все шансы и маме помочь, и ребенка сохранить, но до родов ждать нельзя.
— Так а Женя? Она где?
— Да здесь она. Скандалим вот. С утра, мать ее, до ночи! Что-то я один уже не вывожу, систер. Дома бардак, жрать нечего. Варя и Миша бунтуют, возраст поганый. Аська ревет по матери скучает. Остальные более-менее, но мозг всё же выносят. Отца увижу, клянусь, морду ему разобью.
Вздыхаю.
— Я работаю до послезавтра, потом постараюсь. Честно слово. Держись, братик, все наладится, — говорю это и еще многое другое. Успокаиваю, поддерживаю. Пытаюсь слова подобрать правильные.
Корю себя за злость на маму! Запрещаю себе осуждать ее, это неправильно и меня не касается. Ее тело, ее жизнь.
Но снова и снова сваливаюсь в раздражение: о других детях она подумала, давая жизнь новому?
Чуть справившись с эмоциями, звоню, жалею. Я так боюсь за нее — словами не передать. Родной, любимый человек. Мама в порядке, но расстроена, что пришлось оставить детей. Ругается с врачами и медсестрами. Обижается на меня, что не дома, не помогаю. Если бы была рядом, возможно, ничего бы не случилось. Может быть. Наверное. Я не знаю!
Всю мою жизнь мама или болеет, или беременна, или только родила и без сил. Если бы можно было как-то помочь ей стать счастливее и здоровее! Если бы только я придумала способ!
Женька снова не берет трубку: все еще не разговаривает со мной после того, как выяснила, что мы с Виолой продолжаем дружить. Пишу длинное сообщение с просьбой помочь Диме и присмотреть за детьми. Прочитано, но без ответа. Отбросив телефон, иду в душ.
Надо взять себя в руки и продолжать работать. Как бы там ни было, впереди еще два оплаченных дня.
Артём просыпается на запах кофе. Едва напиток в турке нагревается и апартаменты заполняет сказочный аромат, я слышу шум и шаги. Ловлю себя на том, что улыбаюсь. Тихо, самой себе, чуть смущенно.
Через пять минут Артём, после душа и в халате, заходит в кухню, садится за стол, заполняя мрачной энергетикой всю комнату.
— Доброе утро, — здороваюсь я, в момент оробев.
Давно он так на меня не действовал. С первой встречи, наверное.
— Привет, — бросает. Голос низкий, с легкой хрипотцой, словно мы вчера устраивали не оргию, а марафон в караоке. — Ты рано сегодня. Что-то случилось?
— Всё в порядке. Будешь яичницу?
— Не откажусь.
Я наливаю ему кофе и суечусь, готовя завтрак. Нервничаю. Все время чувствую взгляд, а обернуться... стесняюсь. Хотя раньше, буквально вчера, непременно бы спровоцировала Артёма на утреннюю близость. Нам обоим нравилась эта игра. Я была доступной, он — страстным и легким на подъём.