Час игривых бесов - Елена Арсеньева

– Равиль, приветик! – перебил ее веселый юношеский голос. – Позови Костю Каткова, а?

Равиль и Алена обернулись, словно застигнутые на месте преступления, все еще держась за руки.

– Ну, я вижу, ты не теряешься, – сказал невысокий субтильный паренек в короткой светлой курточке и невероятно расклешенных джинсах. Его очень густые рыжеватые волосы сдерживала вязаная полоска, что придавало ему, учитывая рост, сложение и тонкие черты худенького личика, вид существа не то двуполого, не то вовсе бесполого. – Извини, что помешал, конечно.

Рыжеватый с одобрением оглядел Алену и недвусмысленно состроил ей глазки. Оказывается, не такой уже он и бесполый... Да-да, вот у таких инфантильных недоростков она всегда почему-то имела сокрушительный успех. Наверное, эти слабаки чувствовали сильную натуру писательницы и тянулись к ней, неосознанно желая пробудить в ней материнский инстинкт. Однако Алена, по сути своей человек довольно безжалостный, предпочитала других мужчин – таких, в присутствии которых у нее пробуждались совершенно другие инстинкты, преимущественно самые низменные!

Излишне уточнять, что ярчайшим представителем именно такой категории особей мужского пола был идол ее сердца.

Впрочем, Алена посмотрела на рыжего недоростка без особенной суровости и даже улыбнулась ему весьма поощряюще. На чистом автоматизме, ей-богу, без всякого умысла! Недоросток просто-таки сомлел и даже не сразу расслышал неприветливый ответ Равиля:

– Привет, Борик. Давно тебя не видел. А зачем тебе Константин?

– Работенка для него наклевывается, – сообщил недоросток Борик, с большим усилием отводя игривые глазенки от Алены. – Вчера мы с Левкой были на... кастинге, – почему-то он произнес это слово со сдавленным смешком, – а буквально завтра-послезавтра надо второй тур проходить. Причем требуется партнер Костиного типажа. Не подскажешь, как его найти? У меня его домашний телефон был записан, да я блокнот где-то посеял.

Кастинг, тур, типаж... Какие слова! Борик, судя по всему, тоже учился в театральном, как и Равиль.

– Домашнего телефона я тоже не знаю, жалко, – сказал Равиль. – А здесь Константина ловить бесполезняк: он уже две недели как уволился и перешел в «Тот свет».

Алена испуганно посмотрела на Равиля, недоросток Борик тоже, похоже, струхнул и даже сделал неуклюжее движение худенькой лапкой, как бы намереваясь сотворить крестное знамение.

– Да что ты говоришь? – пробормотал он. – Как же это его угораздило?!

– Борик, – захохотал Равиль, – ты что?! Я ведь сказал – перешел в тот свет, а не на тот свет. Улавливаешь разницу? Да не волнуйся, все живы. В клубе «Тот свет» Константин теперь работает! В ночном клубе на Ковалихинской, угол Варварки. Сообразил?

– Шутник ты, Равиль, – хохотнул Борик. – Большой шутник! Ладно, наведаюсь туда, мне Костя сильно нужен!

– А на мое амплуа там никто не требуется? – с надеждой спросил Равиль, и Алена поняла, что ей пора предоставить своего бесценного свидетеля его обыденным заботам. Судя по всему, из него уже ничего не вытянуть. Но если что-то понадобится, она теперь знает, где Равиля найти.

Алена торопливо простилась, несмотря на то, что Борик продолжал строить ей глазки и, по всему видно, не прочь был бы пообщаться еще, и вскочила в очень кстати подошедший трамвай.

Константин Катков, Костя Катков... Почему не оставляет ощущение, будто она уже где-то слышала это имя?..

Долги наши, или История жизни Ивана Антоновича Саблина (продолжение)

Следующая неделя была самой счастливой в моей жизни. Мы почти не расставались с Алиной. Она беспрестанно говорила, какая, мол, жалость, что мы так поздно встретились да еще в то опасное время, когда ей приходится искать спасения где-нибудь за границей, твердила, как бы она хотела зачеркнуть всю свою прошлую жизнь и никогда не расставаться со мной. И вообще – никуда не уезжать, остаться здесь, в этом тихом лесу, в чудном, благостном уголке России, где природа обладает чудесным, целительным, успокоительным воздействием, здесь прожить жизнь, здесь растить наших детей...

Природа вокруг Маленькой, конечно, редкостно прекрасна, и, наверное, она обладала не просто целительным и успокоительным, но и расслабляющим мозги действием, потому что я тупо верил каждому слову Алины. И уже маячили передо мной эти розовые картины: вот мы в образе этаких Филемона и Бавкиды, вот наши детки – исключительно Касторы и Поллуксы по силе родственной привязанности... И я потихоньку начал склоняться к необходимости сделать Алине эту операцию по перемене внешности. Во-первых, думал я, с прежним лицом ее рано или поздно найдут. Не может ж она безвылазно в лесу жизнь прожить, не скажу в Москву, но хоть в Нижний, хоть в Семенов съездить захочется, нельзя вечно находиться под дамокловым мечом возможного ареста! А во-вторых, заговорили во мне этакие первобытные инстинкты, чувства собственника: конечно, Алина удивительная красавица, но это красота роковой женщины, любовницы, а не жены, не хранительницы, а разрушительницы домашнего очага. Вряд ли я смогу спокойно жизнь прожить при этакой чаровнице, при этакой Цирцее. Мне же самому спокойнее будет, если я убавлю этой невероятной обольстительности у Алины...

Короче говоря, я уже с меньшим негодованием думал об изменении ее внешности, я уже был на это почти согласен, а удерживала меня только мысль, что природа воздействия Алины на мужчин от этого не изменится. Я же говорю, от нее какие-то чары исходили, особенные чары, которые так или иначе улавливало всякое существо мужского пола – и не находило в себе сил им противостоять. Я побаивался, что покоя знать не буду, даже если из юной красотки превращу ее в уродливую старуху. Я и смеялся над собой, и в то же время беспокоился.

Не знаю, как долго длился бы и чем бы закончился этот наш роман, как в дальнейшем сложились бы судьбы мои, Алины и Гнатюка, если бы не вмешался случай.

Случай, этот всевластный распорядитель человеческих жизней, умеющий принять облик самого незначительного, а порою и ничтожного существа, на сей раз явился мне поперек дороги в образе телефонной трубки, которая попалась мне на глаза. В нашем отделении, надо сказать, были не обычные телефоны, а радиотелефоны с переносными трубками. Их в здании имелось четыре штуки: один стоял в комнате Гнатюка, два других – в коридоре между палатами, и еще один – в комнате отдыха медперсонала. Радиотелефон, с одной стороны, удобнейшее устройство: когда говоришь, ты не привязан проводом к аппарату, свободен в передвижении; а с другой – вещь довольно хлопотная, потому что после разговоров трубки эти то и дело забывались на креслах, на подоконниках, на столах, под кроватями, даже в туалетах и ванных, да где только они не забывались, так что найти их было порою довольно сложно. Вот эта случайная трубка оказалась брошенной кем-то из медсестер в процедурной, на полке аптечного шкафа с перевязочным материалом.