Дельфания. Сокровенные истории - Владимир Лермонтов

– Не бойся меня, – сказала она тихим голосом, походящим на легкий перезвон ручья.

– Но кто ты? – прошептал я.

– Меня зовут Дельфания.

– Как это Дельфания, я не знаю таких имен. Кто ты?

– Не бойся меня, Владимир, я – такой же человек, как и ты.

– Откуда ты знаешь мое имя? – спросил я и вдруг понял, что не произношу слов, мы ведем мысленный диалог!

– Я видела тебя в прошлый раз, когда ты прятался вон на той горе, – и она показала рукой на место, где мы наблюдали за ней той таинственной осенней ночью.

– Если ты человек, то как ты могла так долго плавать, что я тебя не заметил, когда ты вышла из воды?

– Я, Владимир, человек, только с той лишь разницей, что вы живете на суше, а я в море, с дельфинами.

Мне показалось, что она улыбнулась, будто ей было приятно наблюдать смену выражений удивления и недоумения на моем лице.

– Ты шутишь! – сказал я почти с раздражением.

– Да нет же! – рассмеялась она. – Я действительно живу в море!

Я уже был на грани нервного срыва, но ее почти детский, искренний смех, обнаживший белые зубы, чуть откинутая голова и легкое движение темных, густых волос, заискрившиеся глаза подействовали на меня настолько умиротворяюще, что во мне вдруг обвалилась стена страха, возбуждения, напряжения, и мне стало так легко, будто с меня свалился многопудовый груз.

– Нет, правда в море? – переспросил я.

– А почему бы и нет? – она светилась доброй улыбкой. – Ведь воды на планете больше, чем суши, так почему бы не поселиться в море?

– А твое странное имя что значит?

– Мама назвала меня Анной, – произнесла она, и легкая тень печали прошлась по ее лицу. – Дельфания – соединение моего имени со словом дельфин.

– Так у тебя была мама?

– Конечно, Владимир, ведь у тебя тоже была мама?

– Была, – произнес я и почувствовал, как в глубине сердца потревожилась старая боль. – Только теперь ее уже нет, она умерла.

Между нами вдруг образовалась какая-то странная пауза, и я не мог объяснить, что происходит.

– Моя мама тоже умерла, – произнесла тихим голосом Дельфания. – Когда мне еще не было годика.

После этих слов я понял, что происходило в пространстве между нами. Будто невидимые нити души протянулись вот здесь и сейчас между совершенно незнакомыми, совершенно разными людьми. От сердца к сердцу был переброшен мостик, основаниями которого и на одной и на другой стороне была общая боль – потеря самого близкого человека на земле.

– Знаешь, Вова, – произнесла она и, спохватившись, спросила, – можно я так тебя буду называть?

Я кивнул и внутри у меня все дрогнуло, будто треснул лед, сковывавший уже столетие ручей, и теплая вода из недр души устремилась наружу. Ведь таким именем меня называла только мама, и интонация, с какой Дельфания произнесла мое имя, была очень похожа на мамин голос. Внутри меня все как-то поплыло. Я опустил затуманенный взгляд.

– Знаешь, Вова, ведь мама – это самое сокровенное понятие во вселенной и во всех других мирах, потому что после Творца – Всевышнего, женщина-мать – единственная, кто творит, создает жизнь на Земле.

Дельфания стояла рядом со мной и, видя мое переживание, приподняла ладонь, как бы желая прикоснуться ко мне в знак сопереживания и желания успокоить, но не решилась, и ее открытая ладонь висела в воздухе.

– Спасибо тебе, – произнес я. И понял вопреки всякой логике и здравому смыслу, что эта незнакомка – совсем не чужой мне человек, что я ей доверяю, как ни странно. Но самое удивительное то, что мне показалось, будто я знал ее всегда и мы знакомы с Дельфанией с давних времен, просто очень долго были в разлуке, а вот теперь встретились.

– Что же случилось с твоей мамой? – спросил я.

– Ее звали Мария, – Дельфания опустила руку и посмотрела куда-то вдаль сквозь меня. – Ее убили. Ее застрелили плохие люди.

– Как же это случилось?

– Не надо об этом, – тихо сказала Дельфания и отвернулась. – Не сейчас, потом как-нибудь я расскажу тебе о своей жизни. А сейчас, – она резко развернулась, тряхнула головой – волосы разлетелись веером, из-под них виднелась ее улыбка, полная искренности и игривости, – бери свою собаку и пошли. Скоро светать начнет, мне нужно успеть к морю.

Она заметила мое вопросительное выражение лица и объяснила:

– На сушу я выхожу редко, только на сбор зверей, который происходит в ночь осеннего равноденствия.

– Но сегодня весеннее…

– А ты разве не догадался, что в этот раз я сделала исключение ради тебя! – и она посмотрела прямо мне в глаза так, что я покраснел до ушей. – Для кого же я оставила тогда раковину на берегу, если не для тебя?

Я почувствовал себя так глупо, будто я был не сорокалетним мужчиной, а наивным мальчиком. И как мальчик, окрыленный новым знакомством, я бежал за Ассоль, которая скулила и лаяла из нашего убежища, оповещая весь лес о том, что ее привязали к дереву. Привязал я собаку механически, лишь только увидел незнакомку на поляне, опасаясь, что собака может кинуться на женщину, к тому же выходить на встречу с женщиной с волкодавом по меньшей мере неприлично. Ассоль, отпущенная на волю, выскочила на поле, подскочила к Дельфании и, став лапами ей на грудь, лизнула ее в лицо. Дельфания рассмеялась звонким смехом и устояла, хотя порой даже я теряю равновесие от таких нападений – выражений собачьей ласки. Потом она носилась, как собака Баскервилей, по серебристым просторам ночного раздолья, спрятанного между гор.

Мы шагали к морю по темному лесу. Я молчал, а Дельфания напевала какую-то странную мелодию, похожую на ту, что доносилась из ее раковины. Я продолжал слышать ее внутренним слухом. Когда позволяла дорога, мы шли рядом, а когда становилось узко, она шла впереди меня, где-то сзади легким бегом семенила Ассоль. Я посматривал на стройную, упругую фигуру женщины, и легкость, с какой она продвигалась по земле, напоминала движение балерины по сцене. Я чувствовал, что от нее ко мне передаются тонкие вибрации, и мое существо наполнялось какой-то неизведанной, счастливой истомой, и нарастало чувство прикосновения к чему-то неведомому, к миру, который можно только вообразить, к сказке, которая вдруг отворила двери и впустила меня в свое действо. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что во мне период ожидания, неизвестности, страха достиг своего апогея и почти мгновенно преобразился в озеро покоя, тихой радости и счастья. Эта женщина, которая, честно говоря, еще час назад вызывала во мне мистический трепет и ужас, теперь стала мне словно близким и родным человеком!

– Дельфания, почему ты так спешишь уйти в море? – спросил я.

– Мне нельзя быть долго на суше, – ответила она. – Пять, максимум шесть часов, а потом нужно вернуться в море.

– Я читал где-то о людях-рыбах, но думал, что это просто легенды или сказки.

Дельфания улыбнулась и взглянула на меня.

– Ты еще не веришь, что я настоящая?

– Нет, верю, конечно, – смутился я. – Но все равно как-то сразу трудно свыкнуться с тем, что я встретил женщину, живущую в море. Может быть, это сон? – спросил я и внимательно, испытующе взглянул на нее.

– Пусть будет сон, – рассмеялась она. – Пусть это будет самый чудесный и волшебный сон в твоей жизни!

Вот мы уже приблизились к нашей лагуне, прошли по песку и наконец остановились на гальке у моря. Светало, в воздухе послышались весенние распевы птиц, можжевеловый аромат наполнил атмосферу.

– Не смотри на меня так, – произнесла она, будто мы были с ней близки. – Я вернусь сегодня ночью и расскажу тебе все, что тебе интересно. И даже больше.

Ветер залетел к ней в волосы, утренний свет осветил ее лицо и смуглую, гибкую фигуру.

– Подождешь меня? – спросила она.

В ее вопросе было лукавство, так как она понимала, что я отсюда, а лучше сказать от нее, не то что не уйду, но не знаю, есть ли на свете такие силы, которые могут меня от нее увести.

– Ведь это я послала косулю за тобой. И подарок тебе приготовила – раковину, которую оставила здесь, на берегу. А наклонилась для того, чтобы ты увидел, что здесь что-то лежит для тебя.

– Как? Ты уже знала обо мне?

– Нет, не знала, но после того как сгорели твои часовни, все звери этих лесов только и говорили об этом пожаре. Тогда я попросила косулю разыскать и привести тебя на наше собрание.

– А я-то думал, что это все случайно!

– Случайность, Вова, это результат действия, которого не видно.

– Так ты следила за мной?

– Можно сказать, да. Когда ты здесь купался и ходил вдоль берега, я смотрела за тобой из воды.

Я слегка покраснел от того, что она видела меня в столь экзотическом виде, так как, очевидно, купался я тогда обнаженным.

– Почему ты это делала?

– Мне хотелось узнать тебя поближе, – она отвернулась к морю и на выдохе произнесла: – Сама не знаю почему.