Семья и как в ней уцелеть - Роберт Скиннер

Джон. Они каким-то шестым чувством чувствуют, что это им во вред?

Робин. Да, они, кажется, понимают, что родители балуют их или по собственной лености или от ребяческой потребности в неизменной любви, постоянном одобрении. Если дети сразу не разобрались, позже поймут.

Джон. Значит, Вы считаете, что при любви даже старомодная «викторианская» строгость не повлечет к нарушениям психики?

Робин. Нет. Но опять же повторю: строгость, уравновешенная любовью и направленная на благо ребенка.

Джон. Вы, кажется, склоняетесь к тому, что родителям если и допустимо переусердствовать, так — в строгости.

Робин. Да. К счастью, родителей выручает своего рода «программный механизм». «Программа» простейшая: «Когда дети вас сводят с ума, значит, ждут нагоняя». Поэтому не раздумывая задайте нагоняй, иначе опоздаете, не сладите с детьми. Запомните: эффект суровой дисциплины со временем ослабевает, но человек, прошедший суровую закалку, будет здоровее, нормальнее. С другой стороны, тот, кому мало помогали научиться «самовластию» в раннем возрасте, позже с трудом будет двигаться в верном направлении… к обретению власти над собой.

Джон. Но Вам, без сомнения, жалуются дети… наверное, даже взрослые… на слишком строгих родителей.

Робин. Да, конечно. Однако, когда я присматриваюсь внимательнее к семье «за плечами» у тех, кто жалуется на «слишком строгих» родителей, обычно оказывается, что родители как раз слишком слабы, ими слишком легко вертеть, как захочется.

Джон. Откуда же тогда представление о «лишней» строгости?

Робин. От родительского лишнего беспокойства, что из-за «лишней строгости» они потеряют любовь детей. А дети чувствуют родительское настроение и все принимают за чистую монету: если родители казнятся, значит, не без причины, значит, «виноваты» — не в меру строги!

Джон. Но детям доступны только родительские «мерки».

Робин. Да, и обнаружив, что родители боятся быть обвиненными в излишней строгости, дети учатся играть на родительском чувстве вины в своих интересах.

Джон. Ясно. О'кей, посмотрим, как все уложилось у меня в голове. Детям необходимы четко обозначенные «границы». Необходимы для того, чтобы, во-первых, научились приспосабливаться к окружающим, во-вторых, чтобы не тревожились неизвестностью, «не зная, как далеко зашли», в-третьих, чтобы смогли, желательно пока еще «ходунки», испытать в «контролируемых условиях» самые разрушительные эмоции «до предела» и таким образом осознать их, научиться владеть ими.

Робин. Что ж, неплохо усвоили.

Джон. Но вот чего я не понимаю. Ребенок не должен быть «слишком хорошим» — так? И если настоящая строгость, уравновешенная любовью, не сделает из ребенка тихоню, который и мухи не обидит, на чем же тогда тихони «замешены»?

Робин. Кроткими, робкими дети обычно вырастают, постоянно испытывая сильное давление со стороны родителей, приспосабливающих их к своим меркам. Но тут дело не в твердости, тут подключено чувство вины: дети растут… «замешанными в преступлении». Такие родители не говорят: «не делай этого — я рассержусь». Не грозят оставить без сладкого или немедленно отправить спать. Они говорят: «не делай этого — я очень расстроюсь».

Джон.«У папы будет сердечный приступ… мама умрет с горя… свету конец».

Робин.«Потом пожалеешь…»

Джон.«Если любишь меня, не делай…»

Робин. Или же такие родители внушают ребенку страх, повторяя, что бросят его, если не будет слушаться.

Джон. В любом случае родители взваливают на ребенка чудовищную ответственность — да?

Робин. Они надевают на ребенка смирительную рубашку или — еще хуже — заставляют ребенка самого ее надеть…

Джон.…делая его ответственным за их, родительское, благополучие и даже за их жизнь! А еще — за сохранность семьи, что жизненно важно уже для ребенка.

Робин. Поэтому такой ребенок не сможет испытать свои эмоции из-за страха навредить.

Джон. Он ни за что не стукнется о стенку лбом, ведь ему говорили, что тогда дом рухнет.

Робин. А значит, он запуган и никогда не постоит за себя.

Отец выходит на сцену

Джон. В самом начале Вы говорили, что у отца «ходунка» появляются важные дела. Наверное, отец теперь обеспечивает поддержку ребенка и поощряет его выходить за пределы «материнского» мира.

Робин. Не только. Есть и другие… Теперь он возвращает назад жену.

Джон. Как… как возвращает?

Робин. После родов, обыкновенно, папа поддерживает маму, поглощенную младенцем, который требует почти безраздельного ее внимания. Теперь папа должен вернуть себе внимание мамы, чтобы их отношения снова стали нормальными для супружеской пары.

Джон. Позволив ребенку отделиться и отдалиться, она будет переживать чувство утраты теснейшей связи. И если отец ребенка «под рукой» и заменит потерю, если восстановится их прежняя супружеская связь, ей будет легче отпустить от себя ребенка.

Робин. Если папа в этот момент не выступит вперед, не заявит, что он муж и любовник прежде всего, а уже потом отец, он не поможет матери и ребенку сделать положенный им следующий шаг и отступить друг от друга.

Джон. Значит, папина роль теперь — облегчить отдаление, потребовав маму себе. Это прежде всего. Потом — раз он второй после мамы «источник» любви и поддержки — «подыграть» ребенку, идущему исследовать мир.

Робин. Да, он удивительно способен «подыграть», он может предложить ребенку кое-что новенькое. Отношения, в которых обычно меньше «плюша», зато больше задора, напора, выдумки. Поэтому он не только поддерживает ребенка в его первых путешествиях «вдаль» от мамы, но отчасти способен сделать это «удаление» захватывающим.

Джон. Он — все равно что мост между матерью и внешним миром, он вселяет в «ходунка», которому предстоят путешествия, уверенность, необходимую для составления новой, нужной ребенку карты общества.

Робин. Именно. Требуя себе маму, становясь между матерью и ребенком, отец уже помог перечертить карту.

Джон.«Ходунок» должен был «поделиться» мамой. Для маленького властелина большой шаг вперед — верно? Примириться с мыслью, что где-то там есть другие со своими нуждами… Значит, в каком-то смысле папа становится соперником. А не слишком ли «неуютная» ситуация?

Робин. Так может показаться только потому, что дети в последнее время «в моде», а отцы — нет.

Джон. Разъясните, пожалуйста.

Робин. Последние примерно двадцать лет «курс» отца падал, а матери — поднимался. Вначале это была благотворная перемена, но большинство считало, что слишком «далеко зашедшая»… И уж зашедшая «дальше некуда» в шестидесятые… А теперь, думается, положение исправляется, мы возвращаемся к равновесию отцовских и материнских «ценностей», которые одинаково, но по-разному важны. Что же касается Вашего упоминания о соперничестве, то поймите, пожалуйста, что, хотя для отца естественно немного ревновать жену к ребенку, он должен любить ребенка и заботиться о нем. Именно любящее присутствие отца помогает ребенку справиться с задачей «на деление», выдержать испытание группой, в которой больше двоих. Чтобы ребенок усвоил эти уроки, требуется отец.

Джон. Значит, каждый новый ребенок в семье связан особой нитью с матерью, а затем, когда папа возвращает себе маму, каждый должен оборвать эту особую нить и принять отношения группы.

Робин. И если все идет правильно, образуется вот какая группа:

Каждый из родителей друг другу «главный», и оба — в капитанской «каюте», отдельно от детей.

Джон. А если родители не обособились, дети не смогут встать отдельно?

Робин. Им, конечно же, будет намного труднее сделать это. Родители, требуя своего отдельного места, помогают детям отделиться… взрослеть. Показывают хороший пример.

Джон. Значит, папе нужно вытребовать обратно маму для блага каждого. Хорошо. А теперь о том, что касается этого обследования мира «за пределами» мамы. Отец поощряет «ходунка» ступить «за пределы». Одновременно «указывая черту», за которую не ступать?

Робин.«Указывая черту», то есть ограничивая, когда необходимо, отец помогает ребенку обозначить «пределы» на его карте мира внутреннего пользования, так сказать.

Джон. Ну, а теперь самый каверзный вопрос. Почему отец — мужчина — якобы, способнее матери по части «руководящих указаний»? Понятно, что мнение освящено традицией, но как же Меир, Индира Ганди и Тэтчер?