Финт - Терри Пратчетт

На этой стадии Соломон пересек комнату с обычной скоростью бога, вознамерившегося покарать нечестивцев, и шепнул что-то Финту на ухо, а тот с некоторым возмущением воскликнул:

– Мне-то откуда знать? Я разве смотрю? Оно все как-то само себе место находит, так? Что это еще за дурацкий вопрос такой?

Соломон громко расхохотался и зашептался о чем-то с непрестанно вибрирующим Иззи – тот, похоже, ни секунды не мог постоять спокойно. Соломон и Иззи беседовали друг с другом на языке, что обошел всю Европу и Средний Восток, но вот наконец Соломон со смехом объявил:

– Финту, как всегда, сказочно везет: Иззи говорит, у него есть для тебя роскошное предложение! Как я понимаю, другому портному были заказаны фрак и элегантная темно-синяя рубашка, но, к прискорбию, один из Иззиных сотоварищей допустил нелепую ошибку, снимая мерку, так что означенные предметы благородному джентльмену не подошли, и мой друг Иззи, – продолжал Соломон, сверля собеседника взглядом, – готов предложить тебе, друг мой, очень выгодную сделку.

Иззи робко оглянулся на Соломона и, как человек, бросающий косточку льву, который уже нацелился его сожрать, обернулся к Финту и затараторил:

– Могу дать вам превосходную скидку, молодой сэр, на оба этих предмета одежды; они, по счастью, почти готовы, чуть-чуть подогнать по фигуре, буквально стежок-другой, и все; и так хорошо уступим… скажем, пятьдесят процентов?

О, этот предательский вопросец в конце, возвестивший миру о том, что Иззи самую малость сомневается, причем сомнения обуревали Иззи пред неумолимым лицом Соломона – что отнюдь не придавало портному храбрости.

Торговля только началась; не сводя глаз с Соломона, Иззи мудро пошел на попятную:

– Прошу прощения – семьдесят пять, извините, нет, восемьдесят процентов. И еще я совершенно бесплатно добавлю к покупке две пары чрезвычайно элегантных неназываемых, идет?

Соломон улыбнулся – по виду Иззи могло показаться, что ему не только даровали прощение уже на ступенях эшафота, но еще и вручили набитый соверенами кошелек в качестве моральной компенсации за недоразумение. Двадцать минут спустя благодарный Иззи проводил Соломона и Героя Флит-стрит восвояси; Финт прижимал к себе новый шмуттер, Соломон тащил пакет с неназываемыми, а в собственность Иззи перешла некоторая часть вознаграждения помянутого героя. Кроме того, за счет заведения Соломонов зонтик обсушили и отчистили; а на улице друзей ждал извозчик.

Ну не то чтобы ждал; он ехал себе по улице, не чуя зла, но тут перед ним воздвигся Соломон, воздевая перст Божий, и лошадь замедлила шаг еще до того, как кучер натянул вожжи, потому что лошади распознают неприятности с первого взгляда. Финт поспешил запихнуть Онана вместе с его косточкой в кеб, прежде чем кучер успел возразить; Онан оставлял по себе память везде, где оказывался.

Удобно расположившись внутри, Соломон приказал:

– В «Лок и К°» на Сент-Джеймс-стрит, будьте так добры, друг мой. – И, обернувшись к ошарашенному Финту, объяснил: – Там мы всенепременно подберем тебе шляпу, мальчик мой. Все важные персоны, или по крайней мере все, кто таковыми считаются, покупают шляпы только там.

– У меня есть шляпа от Иакова!

– Та, подержанная? Да ее, судя по виду, вместо гармоники использовали, а потом завещали клоуну. Тебе нужна шляпа, подобающая джентльмену.

– Но я не джентльмен, – запротестовал Финт.

– Ты куда скорее им станешь, будь у тебя элегантная шляпа для торжественных случаев.

И Финт был вынужден признать, что подержанная шляпа, ну да, подержанная, и этим все сказано. Вообще-то, если ты тошер, с шляпами ты не в дружбе; они то и дело с головы слетают. Финт обычно носил плотную кожаную кепку, в самый раз, чтобы уберечь голову, если вдруг резко выпрямишься в низком туннеле, да и чистить такую несложно.

Шляпы носят все, не ту, так эту; но шляпы в магазине, куда друзья вошли, поражали воображение – попадались среди них и на диво высокие. Так что Финт, понятное дело, указал на самую здоровенную: на ту, что смахивала на дымоход и взывала к нему сладким голосом сирены, никому, кроме Финта, не слышным:

– Сдается, вот эта мне в самый раз будет.

Глянув на свое отражение в зеркале, Финт подумал: о да, шикарно смотрится и сразу понятно – такому палец в рот не клади, остер что бритва. Исполнен самого что ни на есть благородного духа; а ведь еще недавно давал о себе знать не столько дух, сколько душок – потому что, сколько б ты ни мылся, проклятие тошера неизбежно отмечает тебя своей жизнеутверждающей печатью.

О да, эта – в самый раз для него! То-то удивится Симплисити, увидав его в такой роскошной шляпе! Однако Соломон не соглашался, почитая цену в один фунт и восемнадцать шиллингов вопиюще завышенной. Но Финт стоял на своем. Да, это чертова прорва деньжищ за вещь, ему на самом-то деле не нужную, но это дело принципа. Финт ведать не ведал, что это еще за принцип, но принцип есть принцип, и у принципа есть дело, так что ничего не попишешь. Кроме того, он напомнил, что буквально на днях Соломон, работая над одним из своих маленьких механизмов, сказал: «Этой штуке необходима смазка», и, безжалостно продолжал Финт, только за день до того старик заявил, что маленький токарный станок «желательно» смазать.

– Тем самым выходит, – заявил Финт, – желание – то же самое, что необходимость, так?

Соломон молча, очень медленно отсчитал монеты – и только тогда промолвил:

– Ты точно уверен, что ты не родился евреем?

– Точно, я посмотрел, – отозвался Финт. – Но спасибо за комплимент.

Последний, к кому друзья заглянули по пути домой, был цирюльник – цирюльник вполне здравомыслящий и аккуратный, и никаких тебе дополнительных услуг вроде перерезанной глотки. Однако у бедняги душа ушла в пятки, когда Соломон мимоходом упомянул (цирюльник как раз приступил к бритью):

– Вам, сэр, вероятно, небезынтересно будет узнать, что джентльмен, которого вы в настоящий момент бреете, это не кто иной, как герой, положивший конец злодеяниям гнусного мистера Суини Тодда.

Цирюльник запаниковал – на краткий миг, не более, но если ты только что поднес очень острую опасную бритву к горлу клиента, в панику впадать никак не стоит; так что едва не приключилось очередной кровавой резни в непосредственной близости к Финтовой шее. И царапина-то вроде пустячная, но кровищи вылилось ужас сколько, засим воспоследовало драматическое действо с полотенцами и квасцами. Финт втайне порадовался: наверняка ведь останется шрам: а Герою Флит-стрит подобающая отметина на лице просто необходима.

Теперь, когда Финтова физиономия обрела наконец приличный вид, а Соломон дружелюбно, но твердо выторговал шесть месяцев бесплатной стрижки, друзья опять взяли кеб и доехали до дому, и времени у них осталось только на то, чтобы помыться, одеться и в целом привести себя в порядок.

Обтираясь мокрой губкой с ног до головы, включая складочки, потому что сегодня ж особый случай, Финт поймал себя на том, что размышляет про себя: как бы так исхитриться, чтобы дать кому-то умереть, а потом воскресить его снова? Ну, то есть если ты не Господь Бог.

Тут его внутренний Финт зачем-то вспомнил держателей «Короны и якоря» с игральными костями и бодрячка с горошиной, которую никто и никогда не найдет. А сверх того зазвучал голос Чарли, уверяющий, что правда – это туман и в нем люди видят то, что хотят видеть; и Финту померещилось, что вокруг всех этих картиночек сама собою плетется интрига. Он затаил дух, чтобы ее не спугнуть, но колесики в голове уже пришли в движение, осталось только дождаться щелчка.

Новый костюм сидел превосходно, как и было обещано; Финт пожалел, что в доме есть лишь кусочек разбитого зеркала – так ему хотелось полюбоваться на себя в полном параде. Он отдернул занавеску, чтобы спросить мнения Соломона, – и перед ним предстал Соломон во всем своем великолепии.

Старик, который обычно расхаживал в вышитых комнатных туфлях или стоптанных ботинках и в обтрепанном черном габардиновом пальто, внезапно преобразился в старомодного, но весьма эффектного джентльмена в пиджаке из тонкой черной шерстяной баратеи, в широких темно-синих панталонах и длинных темно-синих шерстяных чулках, и в старинных, но прекрасно сохранившихся туфлях с блестящими серебряными пряжками. Но что поразило Финта до глубины души, так это огромный темно-синий с золотом медальон на Соломоновой шее. Юноша знал, что на нем за знаки, но даже не догадывался, что старик имеет к ним какое-либо отношение: печать и глаз внутри пирамиды – символы франкмасонов. Наконец, поскольку Соломон вымыл и расчесал бороду, все в целом производило сильнейшее впечатление.

И Финт о том не умолчал. Соломон не сдержал улыбки.