История Константинопольских соборов IX века - Алексей Лебедев

В актах того же четвертого заседания рассказывается эпизод, из которого видно, что легаты старались о воссоединении упорных игнатиан с Фотием и что это их занятие имело значительный успех. Легат Петр заявил на соборе, что они, легаты, прибывшие в Константинополь с целью привести всех к единению, посвящали много времени этому делу и имели успех. Затем легат Петр прибавил: «Молитвами свв. апостолов, два патрикия, доселе отделявшиеся от Фотия, принесли полное раскаяние и молят о прощении». Имена этих патрикиев не названы. «По их собственным словам, эти патрикии, — говорил далее тот же легат, — ожидали нашего прибытия в Константинополь и потому держали себя вдали от единения с патриархом. Но теперь, когда они достоверно узнали, что Римская Церковь признает Фотия законным патриархом и заботится о соединении Церкви, они раскаялись от всего сердца. Итак, примите их в общение». Члены собора в ответ на это сказали: «Мы видели их и приняли их в общение». Единственно, что удерживало их от воссоединения с Фотием, — это подписи, данные ими против Фотия,[321] к чему они были побуждены ложными патриаршими уполномоченными собора 869 года и другими лицами. Они, патрикии, говорили, по заявлению членов собора, что если бы грех их был не лично против святейшего Фотия, то они стали бы искать разрешения у этого патриарха, но так как грех ими учинен именно против этого последнего, то они сочли нужным искать разрешения греха и прощения у другой патриаршей кафедры (т. е. у представителей папы — легатов). И так как они получили желаемое ими прощение, то и приняли его (Фотия) со всей радостью и отвергли тех, кто не вошел в единение с Фотием. «Вследствие всего этого, — объявляли члены собора, — мы приемлем патрикиев как наших детей и признаем членами Церкви». Папские легаты на это отвечали: «Если собор принимает раскаявшихся патрикиев и если так поступил и святейший Фотий, то и мы принимаем их. Ибо кого Фотий принимает, того принимаем и мы, и кого он отвергает, того отвергаем и мы с ним, поступая в этом случае согласно со словами папы Иннокентия, который говорил: «Кому протягиваете руку вы, тому — и я, как св. Церковь печалится о разделении ее членов, так она же и радуется о соединении и согласии их»».[322] Собор в настоящем случае говорит о воссоединении с Фотием только двух лиц — двух патрикиев, а не говорит о других игнатианах, которые, по свидетельству папских легатов, тоже вошли в общение с патриархом, — вероятно потому, что вышеупомянутые патрикии представляли собой очень влиятельных сановников в государстве и пример их мог быть поучителен для других, менее важных приверженцев Игнатия и врагов Фотия.

Как видно из хода соборной деятельности до четвертого заседания, папские легаты делали на соборе попытки привести к разрешению несколько вопросов церковного характера, которые особенно интересовали пап, но эти попытки ни к чему не приводили: члены собора старались отклонить точное решение этих вопросов. В этом случае членами собора руководило то соображение, что нельзя было дать вопросам, какие ставили легаты, такого решения, которое бы удовлетворяло обе стороны — и сторону Рима, и сторону Востока, или другими словами: и папу, и восточную Церковь. Но легаты не удовлетворились таким неопределенным результатом и захотели добиться более определенного решения вопросов, интересующих Римскую Церковь. А потому они сочли нужным внести снова на рассмотрение собора свои предложения, изложив их в пяти отдельных кратких главах.

В первой главе предложений говорилось: «Предстоятель Церкви Константинопольской не должен ни посвящать духовных лиц для Болгарии, ни посылать туда паллиума». Предложение это и на этот раз, как и прежде, не встретило ни малейшей поддержки в членах собора. Отцы собора по–прежнему говорили: «Это дело не подлежит ведению собора и должно быть отложено до другого времени; это дело, — говорили они, — должно быть решено императорской властью». Причем епископы брали на себя труд ходатайствовать перед императором, чтобы он занялся рассмотрением вопроса о Болгарии. Приблизительно в том же роде высказались и отдельные ораторы собора. Прокопий Кесарийский говорил: «Можно надеяться, что благочестивый император (Василий. — A. Л.), по благоволению Божию и по молитвам святейшего Фотия, силой оружия восстановит древние границы своего (Римского. — А. Л.) царства и приобретет власть надо всей землей; когда же это случится, тогда император по своему усмотрению определит границы патриархатов, так что между патриархами не будет возникать никаких споров, а будет царствовать мир, как в этом, так и в других отношениях». Другой оратор — Феофил, митрополит Иконийский, уже слишком много наобещал папе в будущем, когда говорил: «Папа тогда получит больше того, чем сколько он желает и требует, ибо Фотий питает великую любовь и почтение к папе». Еще другой оратор — Никита Смирнский раскрывает мысль, что и нет оснований много заботиться о разграничении патриархатов Римского и Константинопольского; именно он говорил: «Любовь и духовное братство между римским первосвященником и нашим патриархом так велики, что они составляют как бы одну душу; поэтому можно считать, что они как бы сообща управляют подведомым им народом и подчиненными их власти странами и что каждый из них в приобретении другого видит свое собственное приобретение». В соответствии с такими речами ораторов собор сказал: «И мы говорим то же самое». Этим закончились прения по вопросу болгарскому. Возражали ли что папские легаты по поводу речей членов собора, из актов не видно; но, во всяком случае, они должны были чувствовать себя неудовлетворенными.

Вторая глава предложений, сделанных папскими легатами, гласила следующее: «Никто из мирян не может быть возводим на будущее время на кафедру Церкви Константинопольской. Если это случалось раньше и было во благо, то это обыкновение не должно считать законом для будущих поколений». Собор не принял и этого предложения легатов. Против него, прежде всего, высказались апокрисиарии трех восточных патриархов. Они говорили: «В Церквах Александрийской и Антиохийской и св. Града принято выбирать епископов безразлично из мирян, монахов и клириков, причем принимаются во внимание, главным образом, душевные достоинства избираемых. Не ради одних клириков, — говорили апокрисиарии, — сходил Христос с небеси, и не им одним Он обещал награду за добродетель, но всем христианам». «Если принять предложение легатов, — продолжали свои речи апокрисиарии, — тогда запустеют архиерейские кафедры и потерпят они вред; притом же, если принять это предложение, то оно будет служить укором для тех достойнейших патриархов, которые прежде этого были избраны из мирского звания». Прочие члены собора говорили: «В каждой Церкви есть свои обычаи, наследованные от древних времен; их находят в Церквах Римской, Константинопольской и прочих восточных патриархатах. Если Римская Церковь никогда не допускала избрания епископа из мирян, то и пусть она остается при этом обыкновении; можно только пожелать, чтобы между клириками и монахами встречалось как можно больше людей, достойных сана епископского; но во всяком случае, никого не следует отстранять от должности епископской под предлогом непринадлежности его к числу клириков, разумеется, если избираемый — лицо, отличающееся способностями и достоинствами». Таким образом, и второе предложение легатов тоже было отстранено собором.[323]

В третьей главе предложений папских легатов значилось: «Никто не должен быть возводим на кафедру константинопольского епископа из числа лиц, принадлежащих к другой Церкви; епископ Константинопольский должен быть избираем лишь из пресвитеров и диаконов, принадлежащих к штату этой Церкви (ex cardinalibus)». И это предложение легатов тоже было отклонено собором. Члены собора говорили: «Это предложение заключается уже в предыдущем» и выражали желание, чтобы в Церкви Константинопольской не переводились отличающиеся достоинствами священники и диаконы; но если между ними не встретится достойных патриаршей кафедры, то нужно отдавать предпочтение достойнейшим, т. е., очевидно, избирать и из клириков других городов, не ограничиваясь штатом духовенства столичной Церкви.[324]

Два другие предложения легатов, напротив, приняты были собором очень охотно. В четвертой главе рассматриваемых предложений говорилось: «Что сделано против патриарха Фотия, как на соборе Римском при папе Адриане, так и на соборе Константинопольском (869 г.) при том же папе, следует считать уничтоженным».[325] Само по себе понятно, такого рода предложение могло быть принято на соборе лишь с радостью. Василий Мартиропольский, апокрисиарий антиохийского патриарха, заявил, что патриарх Александрийский(?) Михаил со своими епископами уже давно отверг и анафематствовал все, что учинено против святейшего Фотия, а всех, принимающих акты собора 869 года, подверг отлучению. Так же поступил, по словам Василия, и патриарх Антиохийский Феодосий, ибо он подверг анафеме всех, кто называет это сборище (869 г.) собором. Апокрисиарий патриарха Александрийского Косма указал на письмо своего патриарха в Константинополь как на выражение согласия этого последнего с тем, что предложено сейчас на соборе легатами. Илия Иерусалимский, апокрисиарий от лица прежнего и теперешнего патриархов Иерусалимских, объявил отлучение на приверженцев собрания, бывшего под руководством «сарацинских апокрисиариев». Все члены сказали: «Все мы так мыслим; все так учили; этому предложению папы Иоанна мы более радуемся, чем другим его предложениям; анафематствуем с величайшей ревностью все, что учинено было против Фотия». Пятая глава предложений выражена была в следующих словах: «Те, которые доселе отделяются от святой Церкви и от патриарха Фотия и остаются в схизматическом заблуждении, таковые лишаются тела и крови Христа, Бога нашего, а также общения с верующими, пока они пребывают в своем заблуждении». Выслушав это предложение, члены собора сказали: «Это всем угодно, вы правильно судите». При этом собор объяснил, что врагов Фотия осталось уже немного и притом они изъявляют готовность припасть к ногам Фотия и испросить у него прощения в своем грехе.