Граница. Таежный роман. Пожар - Тамара Уманская

Пил он до самой Москвы. Пил и спал. Просыпался лишь затем, чтобы влить в себя очередную порцию и забыться в беспамятстве. Он знал, что предал Альбину и выбрал жизнь, но эта жизнь ему не нравилась и не доставляла никакой радости. Он не хотел думать, не хотел ничего помнить, не хотел ничего чувствовать.

Альбина закрыла глаза, повернула голову на подушке, глубоко вздохнула и заснула. Марина прислушалась к ее дыханию, пощупала пульс. Нет, сомнения быть не могло — Альбина спала нормальным, здоровым сном. Похоже, ей больше ничто не угрожало.

Марина поправила одеяло и вышла, стараясь не думать об этом взгляде, полном страдания и упрека. Никто не знает, что чувствует человек в состоянии комы. А тем более — при выходе из комы. Снятся ли ему сны? Чувствует он радость возвращения к жизни или, наоборот, боль, как рождающийся ребенок? Альбина спит, а когда проснется, будет счастлива, что жива. Как врач Марина знала, что неудачливые самоубийцы очень редко повторяют свои попытки. Если, конечно, это нормальные люди. Альбина — нормальный человек.

Успокоив себя этими здравыми размышлениями, Марина попросила медсестру последить за капельницей и пошла домой. Она совершенно точно знала, что Никиты там уже нет и, значит, ничто не помешает ей…

Она повернула за угол и увидела вдалеке до боли знакомую фигуру. У нее сразу же пересохло в горле и подкосились ноги. Не может быть! Он еще не скоро вернется! Марина шагнула в сторону и спряталась за старой толстой сосной, прижалась к шершавой коре щекой, чувствуя горьковатый запах смолы.

Иван прошел мимо. Он шел широкими шагами, почти бежал, размахивая маленьким чемоданчиком. Марина, прижимаясь к сосне, обошла ее кругом и выглянула. Какое счастье — смотреть ему вслед… Вот сейчас он повернет и исчезнет… Ей казалось, что она видит даже русые мягкие завитки на затылке, которые так любила перебирать, накручивать на палец…

— Торопится! — произнес совсем рядом протяжный густой голос. — Ишь, скачет к милке своей.

— Который? — спросил другой голос, помоложе и потоньше.

— Да вон, лейтенантик молоденькой!

Марина осторожно оглянулась. Толстая круглолицая старуха в белом платочке шла, тяжело отдуваясь, по улице. Она остановилась, опустила на землю объемистую сумку. Рядом с ней стояла тощая немолодая женщина в выцветшем ситцевом платье. Обе они глазели вслед ушедшему Ивану и не обращали внимания на Марину.

Марина прижалась к сосне-спасительнице. Люди предавали ее, люди мучили и злорадствовали, глядя на чужие страдания. Теплое, пахнущее живицей дерево обнимало ее, укрывало от всех бед и ничего от нее не хотело. Марина вдруг поняла Альбину. Уснуть… Не видеть и не слышать, не разговаривать с людьми.

— У их с докторшей, значит, любовь произошла. Муж видит такое дело и услал хахаля подальше, с глаз долой. А он, вишь, не сдержался, затосковал по ей и примчался.

— Ну, муж теперь его убьет! — убежденно сказала та, что помоложе.

— Не-е… — прогудела опытная старуха. — Им нельзя. Они партейные. — Крякнув, она подняла с земли сумку, и обе товарки зашагали дальше.

— А муж у ее старый?

— Не-е. Куды старый! В самой поре мужик. Такой бравый! Глаза разбойничьи. Ух! В мои-то настоящие годы я бы…

— А хахаль?

— Да так, мальчонка зеленый, небось и не соображает еще ничего…

Голоса затихли. Марина перевела дыхание. Ей казалось, она не дышала целую вечность. Сердце разрывалось. Ее любовь, ее тайна, ее муки обсуждаются, обсасываются, мусолятся посторонними равнодушными людьми… Нет, нет! Она найдет выход, она разорвет порочный круг!

Марина вбежала в квартиру, вихрем пронеслась по комнатам, покидала в дорожную сумку самое необходимое. Ей хотелось немедленно, сию секунду уехать, спрятаться, не встречаться с Иваном.

Да, но Альбина. Надо бы сперва подробно объяснить, что и когда давать ей, надо бы сделать обход, надо бы… И лишь потом можно будет плакать или смеяться, ссориться или влюбляться. Или сделать то, что она решила.

В кабинете ее ждала Галя. Спокойная, свежая, уверенная, словно не было бессонной ночи, умирающей Альбины, Ворона с его слезами, ненавистью и любовью… Она встала из-за стола, улыбнулась и тут заметила в руках у Марины сумку. Быстро шагнула навстречу подруге и неожиданно ловко выхватила сумку у нее из рук.

— Далеко собралась?

— Отдай! — возмутилась Марина.

Но Галя, не смущаясь, расстегнула сумку и разворошила верхний сверток. Зубная щетка, мыльница. А еще халатик и тапочки.

— Вот, значит, как… — выдохнула она.

Марина выхватила у нее сумку, застегнула и бросила в угол.

— Да, так! Нужно покончить со всем разом.

— Жалеть не будешь? — Галя прищурилась, будто смотрела на подругу издалека, будто увидела в ней нечто такое, о чем раньше не подозревала. А ведь ей всегда казалось, что она хорошо знает Марину.

— Не буду.

— И не боишься?

Марина услышала в ее голосе и жалость, и сочувствие, и тревогу, и разом вся ее наигранная удаль пропала. Она бессильно опустилась на стул и прошептала:

— Боюсь. Очень боюсь.

Галя осторожно взяла ее за руку:

— Еще есть время. Подумай.

Марина вскинула голову:

— Какое время?! Никита нас со свету сживет. Знаешь что, Галя, не трави мне душу.

У Галины как-то сразу заострилось, обтянулось кожей лицо, и голос стал ниже, глубже.

— Очень хорошо. Правильно рассудила. Вы, взрослые дураки, запутались, наошибались, в узелок свою жизнь завязали, а отвечать ему — маленькому, беззащитному. Убьете его — и все наладится. Жить станет лучше, жить станет веселее. Так?

— Не преувеличивай. Он… Это еще и не человек, так… зародыш.

— Поэтому его не жалко? — рассвирепела Галя. — И кто ж тебе сказал, что он еще не человек?

— Послушай. — Марина, потеряв терпение, повысила голос. — Не забывай, что я врач. Я знаю.

— Зна-ает она. Ее этому в институте научили. — Галя презрительно скривила губы. — А ты плюнь на то, что ты знаешь. Ты прислушайся… Ты что чувствуешь? Живой он? Дышит? Растет? Любит тебя? А ты его — под нож, чтоб жить не мешал?

— Перестань! — закричала Марина. Слезы выступили у нее на глазах, она отвернулась и, сдерживая клокочущие в горле рыдания, выдавила из себя: — Я… приняла решение! И не смей меня отговаривать!

Галя осторожно положила ладонь на ее руку, погладила успокаивающе:

— Я поеду с тобой.

Марина отдернула руку, замотала головой:

— Не надо!

— Поеду, — спокойно и твердо повторила Галя. — Ты долго там пробудешь?

— День-два. Если все будет нормально… — Марина подняла лицо, посмотрела на подругу заплаканными глазами. — Я стала злая. Ты… прости меня.