Отверженный III: Вызов (СИ) - Опсокополос Алексис

Я отправился в процедурную и присел на стул, стоявший возле кушетки. Через минуту туда вошла Агата, в одной руке она держала коническую стеклянную колбу в другой — мерный стаканчик. В колбе плескалось примерно триста — четыреста миллилитров мутной зеленоватой жидкости.

— Мне надо это всё выпить? — спросил я, показывая на колбу с жидкостью.

— Нет, конечно. Тебе надо выпить всего пятьдесят семь миллилитров, а здесь почти триста, — ответила Агата и, заметив моё недоумение, пояснила: — Рецепт старый, из расчёта на десять унций, а доза, способная вернуть память, равна двум. Но уменьшать объём я не стала — в зельеварении лучше без самодеятельности. Учитывая, что ингредиенты не самые редкие и дорогие, проще лишнее вылить.

Моя подруга осторожно отлила в мерный стаканчик необходимое количество зелья и протянула его мне. Взяв стаканчик, я поцеловал Агату и после этого залпом выпил мутную жидкость. Я почему-то решил, что зелье обязательно должно быть противным на вкус, но ошибся — жидкость оказалась немного терпкой, но зато приятно пахла можжевельником.

— Ты зачем сразу выпил? — испуганно воскликнула Агата. — Ещё отключишься сейчас. Бегом на кушетку!

Я быстро перебрался на кушетку и лёг на спину. Агата села на стул, взяла меня за руку и негромко сказала:

— Не бойся. Рекомендуемая доза не должна вызвать каких-либо необратимых изменений.

— Боюсь я только одного — что это дело не сработает, — ответил я.

Агата погладила меня по щеке и лбу и сказала:

— Всё будет хорошо. А теперь закрой глаза и лежи молча.

Сколько я пролежал с закрытыми глазами — сказать сложно, но через какое-то время почувствовал, будто куда-то проваливаюсь, голова немного заболела и меня ослепила яркая вспышка. А потом перед глазами поплыли какие-то разноцветные пятна, которые потихоньку начали, как мозаика, складываться в картинки. Мне казалось, будто глаза мои вовсе не закрыты, будто я смотрю на большом экране какой-то яркий видеоклип со рваным монтажом и без звука.

Этот клип прокручивался в моей голове на довольно большой скорости. Множество лиц сменяли друг друга и почти каждое пыталось мне что-то сказать. Какие-то из этих лиц казались мне знакомыми, какие-то нет. Они открывали рты и что-то мне говорили, но «звука не было», как и в моих необычных снах.

Потихоньку вся эта чехарда в голове замедлилась, и картинка стала ровнее и понятнее — один за другим прокручивались различные моменты моего пребывания в Восточном. Они были очень яркие, и каждый из них был мне хорошо знаком. И главное — наконец-то «появился звук».

Я заново пережил несколько эпизодов из своей жизни в центре: сначала отрабатывал на арене с Томашом защитное заклятие, затем мы с Агатой гуляли ночью за территорией центра, потом обер-лейтенант Вимберг читал нашему отряду лекцию, затем мы с ребятами играли футбол, потом снова Агата, но в этот раз мы целовались в её комнате в медпункте.

Неизвестно как долго такие картины крутились в моей голове, со временем я сбился со счёта и перестал их запоминать. А потом они стали ускоряться, и опять «пропал звук». А ещё через некоторое время всё резко остановилось, и я отчётливо увидел перед собой лицо майора Нидербергера. Руководитель Восточного смотрел на меня, по-отечески улыбался и говорил: «Роберт Гроховски! Добро пожаловать в центр «Ост!»

Это слова прозвучали настолько громко и отчётливо, что я очнулся. И сразу же пришло понимание: именно с этого момента, с приветствия майора, начинались все мои воспоминания. А всё, что было до дня моего приезда в Восточный, оставалось недоступно.

— Роберт, ты как? — испуганно спросила Агата.

— Если ты о самочувствии, то хорошо, разве что немного подташнивает, — ответил я. — Если о результатах эксперимента, то паршиво.

— Ничего не вспомнил?

— Не скажу, что ничего, но все мои воспоминания не идут дальше первого дня пребывания в Восточном. А мне нужно залезть в мою память глубже, намного глубже. Хочется вспомнить если не период жизни с родителями, то хотя бы то, что происходило в детском доме. Ведь меня оттуда всего около года назад забрали, а я ничего не помню.

— Жаль, — сказала Агата и вздохнула. — Я надеялась, что это зелье тебе поможет. Оно самое подходящее для твоего случая и довольно сильное.

— А как мне жаль. Я надеялся, что хотя бы лица родителей вспомню, но, похоже, это всё не так просто. Обидно, конечно.

— Обидно, — согласилась моя подруга. — Меня тоже больше всего расстраивает, что я помню кое-что из своей прошлой жизни, а как выглядели родители, не помню. Да и вообще, если честно, ничьих лиц не помню. Может, Дар вытесняет в первую очередь именно такие воспоминания — образные?

— А может, это и не Дар вовсе их вытеснил.

— Но что тогда, если не он?

— Ну, вообще-то, чтобы найти ответ на этот вопрос, мы с тобой вот это всё и затеяли.

— Жаль, что не получилось. Надо поискать другое зелье, более подходящее.

— Зелье нормальное, — возразил я. — Надо увеличить дозу.

— Нет, Роберт! — категорично заявила Агата. — Это опасно!

— Думаю, если мы её увеличим раза в три, ничего страшного не произойдёт. А лучше просто допить остатки.

— Остатки — это увеличение в четыре раза! Да ещё и после одной принятой дозы. Максимум, на что можешь рассчитывать дня начала — в полтора! А потом посмотрим.

— А тебе не кажется, что лучше уж допить зараз остатки и добиться эффекта, чем добавляя по чуть-чуть, выпить это всё и без толку?

— Есть логика в твоих словах, — согласилась Агата. — Но четырёхкратную дозу выпить я тебе не дам. Давай хотя бы тройную. Ты просто не представляешь, чем чревата передозировка.

Я не стал спорить и сказал:

— Хорошо, тройную, но давай поторопимся!

Моя подруга вздохнула и перелила четверть от оставшегося количества зелья в мерный стаканчик, а колбу протянула мне. Я тут же всё выпил, после чего сразу улёгся на кушетку. Агата присела рядом на стул и опять взяла меня за руку.

В этот раз было не страшновато, а уже по-настоящему страшно — всё же тройная доза непонятного зелья, могла, если не убить, то сильно отразиться на психике, а с ума сойти мне не хотелось. Но и отступить я не мог — очень уж хотелось раскрыть тайну моих снов и магических навыков.

Во второй раз всё прошло, как и в первый, разве что картинки двигались быстрее, и голова болела сильнее. Снова пошли воспоминания о днях, проведённых в Восточном, и закончились они всё тем же майором Нидербергером. Только в этот раз голос руководителя центра на меня особого эффекта не произвёл — прозвучал он негромко, и картинка была словно в тумане.

При этом моё сознание словно смотрело на это всё со стороны. Ощущения были удивительные: вроде это было похоже на сон, в который я полностью погрузился, но при этом я одновременно мог анализировать увиденное, будто смотрел на всё как посторонний зритель.

— Роберт Гроховски! Добро пожаловать в центр «Ост!» — эту фразу я слушал уже раз десятый подряд, и каждый раз руководитель Восточного мне улыбался.

Правда, с каждым разом его голос звучал всё тише и тише, а картинка становилась всё расплывчатее. В итоге после очередного приветствия майор полностью растворился, а вместо его голоса я услышал непонятное гудение, очень быстро перешедшее в невыносимо громкий гул. Он сильно давил на уши, голову сковала невыносимая боль и мне показалось, что меня сейчас вывернет наизнанку.

Возможно, не находись я в этот момент в состоянии, близком к трансу и имей возможность пошевелиться, я бы попытался всё это прервать. Но я не мог. Единственное, что мне оставалось, слушать всё нарастающий гул и испытывать неприятнейшее ощущение, будто все мои внутренние органы кто-то вытащил наружу.

Сколько длилось моя пытка — сказать сложно, но прекратилась она резко. Я услышал громкий хлопок и стало очень тихо. И темно. И прекратилось ощущение, будто меня выворачивает. Лишь нестерпимая головная боль напоминала, что я всё ещё в сознании.

— А ты какое мороженое будешь? — звонкий детский, похоже, девчоночий голос пронзил мой мозг будто игла.