Ключи от королевства (СИ) - Жюльетт Сапфо

— Благодарю вас за откровенность, — с этими словами, произнесёнными ровным тихим голосом, Ирис отошла к окну.

Был поздний вечер, и в сгустившихся сумерках очертания замковых башен казались совсем чёрными, зловещими; шум и оживление, обыкновенно царившие во внутреннем дворе, в этот час рассеялись, — слышались лишь окрики часовых на крепостной стене. Космы тумана поднимались из горных ущелий, жались к холодным мокрым камням.

Ирис смотрела на ставшую привычной её взору картину — и тоска, которая отчего-то стала горше после признаний Адальрика, всё сильнее сжимала сердце; девушка с трудом сдерживала слёзы. Она стояла спиной к юному рыцарю: чтобы он не мог стать свидетелем её минутной слабости.

— Мадемуазель Ирис, — после долгого молчания вновь заговорил Адальрик, — на самом деле для меня был очень важен этот разговор. Мне не хотелось, чтобы между нами оставались какие-то тайны, невысказанные упрёки, обиды и недоразумения… Видите ли, я намерен сделать вам предложение…

Решительно начав, юноша в смущении вдруг умолк, глядя куда-то себе под ноги.

Ирис тоже молчала в ожидании, по-прежнему не шевелясь, но зоркий наблюдательный взгляд наверняка заметил бы, как напряглась её спина.

— Предложение руки и сердца. — Адальрик преклонил перед девушкой колени, вскинул на неё глаза и, набрав в грудь больше воздуха, выпалил на одном дыхании: — Станьте моей женой!

Сколько раз он оттачивал эту торжественную фразу — и про себя, и вслух: стоя перед зеркалом и потом, когда поднимался по бесконечно длинной лестнице в башню, где томилась дорогая его сердцу узница. Сколько раз в своих мечтах он отдавал любимой девушке своё пылкое сердце и верную руку; всю свою жизнь он был готов посвятить ей одной… Он не был уверен, что ему хватило бы решительности произнести эти слова перед Ирис, зато напутствие отца придало ему храбрости. «Почему бы, пользуясь счастливым случаем, не попытать удачу? — сказал маркиз Гундахар сыну, завершая их долгий разговор. — Девушка благосклонна к тебе: не заметить это может только слепой. Пусть она и дочь короля, но ведь и ты не какой-нибудь безвестный сеньор из захудалого рода! Ты — истинный рыцарь, наследник правителя Тревии, и ты стоишь любого самого благородного ареморского дворянина!»

«Отец прав: я достоин стать мужем такой девушки, как Ирис», — твердил про себя Адальрик, радуясь, что маркиз благословил его на брачный союз, какими бы ни были его цели.

А цели маркиза были вполне определённы: ради родственной близости Ирис к ареморской династии, ради крови легендарного Клодина в её жилах он и задумал этот брак. Он рассчитывал выгодно женить сына на наследнице короля Фредебода, которую прочили на престол Аремора, надеясь, что такой союз поможет его собственному возвышению. Ведь, что и говорить, оставаясь в своём замке в титуле маркиза Тревии, Гундахар особого благополучия не достиг. Военная слава на миг озарила его деяния на службе у короля Фредебода, но после огромных потерь тревов в сражении против кочевников рассеялась как дым. Увы, ему не удалось стать ни великим полководцем, ни маршалом королевской конницы, а пришлось смириться с положением королевского вассала. Хотя больше всего на свете Чёрный Вепрь мечтал о том дне, когда Тревия обрела бы своего собственного короля.

В последнее время, наблюдая за действиями тщеславной Розмунды, за интригами Рихемира (король, посылая его в монастырь как наёмного убийцу, тем не менее не поверил в его преданность и отправил в его отряде своего человека, который должен был убить Ирис в случае измены маркиза), Гундахар размышлял о том, что человеческая судьба подобна игре в кости. С хитростью и умением вовремя принять важное решение можно достичь больших высот, а можно рискнуть и потерять голову, канув в безвестность.

Маркиз — сначала не без любопытства, а потом с азартом бывалого охотника — присматривался к отношениям между своим сыном и Ирис. Он уже имел случай убедиться в том, что не ошибся в своих догадках: когда во время привала на берегу Брасиды увидел, как девушка поцеловала Адальрика. Чёрный Вепрь стал раздумывать. Необходимо было довести до конца честолюбивый план, который он вынашивал в течение многих лет. И первым шагом для этого должен был стать брачный союз между Адальриком и наследницей короля Фредебода.

Кроме того, узнав от своих шпионов о том, что Розмунда в самом деле выражала благосклонность к Бладасту Маконскому, маркиз подумал, что такое решение было бы самым чувствительным наказанием для обманщицы за его попранную любовь. Не без злорадной ухмылки он представлял, каким будет лицо Розмунды, когда она узнает, что все её усилия были тщетны и что главный приз в борьбе за власть достался не ей. Гундахар без промедления стал готовиться к проведению брака — обряд следовало устроить до того, как он со своими рыцарями выступит из Тревии. Маркиз был уверен, что Ирис ничего не оставалось при данных обстоятельствах, как дать своё согласие…

— Стать вашей женой? — в изумлении переспросила Ирис, резко обернувшись к Адальрику лицом; щёки девушки пылали то ли от внезапно вспыхнувшей радости, то ли от гнева. — Вы сами это придумали… или вам подсказал ваш отец?

— Причём здесь мой отец? — не слишком уверенно возмутился Адальрик и поднялся с колен.

— А разве вы явились ко мне не по его повелению? Вы же сами признались, что не смеете перечить вашему отцу, чего бы он ни требовал от вас, — напомнила ему Ирис.

Она снова нахмурилась, но, сдержав гнев, смешанный с болью и разочарованием, холодно произнесла:

— Я знаю, благородный рыцарь, что вы, ваш отец и все ваши союзники так усердно пытаетесь устроить моё будущее на свой лад, как будто я ваша собственность. Но своей личной жизнью, уж не взыщите, я буду распоряжаться сама. И когда придёт час надеть на голову брачный венец, я выберу себе мужа по собственному усмотрению!

Выслушав неожиданно резкую отповедь девушки, Адальрик растерялся. На мгновение их взгляды встретились, и юноше почудилось, что Ирис сейчас заплачет. Но нет, она держалась стойко, а блеск в её чёрных глазах, который он принял за слёзы, был всего лишь отражением горящих свечей.

Глава 24

Эберин ехал по землям, принадлежавшим Тревской марке, уже второй день. Проведя ночь у подножия горы, он подкрепился подстреленной на торфяных болотах и зажаренной на костре куропаткой и двинулся в путь. На небе разливалась яркая, светлая заря. Взобравшись на вершину склона, Эберин остановил коня и какое-то время смотрел, как, просыпаясь, вставали из мрака — гряда за грядой — каменистые исполины. Камень господствовал в здешней местности: тревы