Война в раю - Стивен Рэй Лоухед

Я был слеп, и вдруг обрел зрение. Я одновременно и дорожил этим даром и сожалел о временах невежества и расточительства, ставших зримыми лишь сейчас. Я шел, словно пьяный, по земле одновременно чужой и родной до мельчайших деталей. Не раз я ловил себя на том, что бормочу вслух: «Вот оно! Вот как должно быть». Но спроси меня кто-нибудь, что я имею в виду, я бы не смог ответить. Я слишком недолго пробыл здесь, слишком неожиданным оказался опыт, слишком фантастическим, чтобы поддаваться осмыслению. Я шел и удивлялся. А пока шел, неповторимое очарование Потустороннего исподволь пропитывало все мое существо. Да, очарование — это именно то слово; и чем больше видели мои глаза, тем слабее становилась моя воля к сопротивлению. Я, сам того не заметив, подпал под здешние чары, и теперь сама мысль о возвращении в явленный мир вызывала отвращение. Еще немного и я просто перестал думать о возвращении, отдавшись великолепию и богатству окружавшей меня природы.

Семь дней мы шли щедрой долиной Модорн, следуя вдоль реки на юг. Надо сказать, шли мы быстро, разбивая лагерь у реки в сумерках и отправляясь дальше с рассветом. К концу седьмого дня долина расширилась и превратилась в болотистые луга, окруженные лесами на холмах. Наконец мы оставили речную долину.

Уже в сумерках девятого дня мы увидели южную крепость принца Мелдрина Маура: Сихарт. Поселение возвышалось над равниной, занимая обрывистое плато с видом на море. Крепость видна была издалека, да и как иначе? Она словно великолепная корона венчала вершину холма, в огненном свете заходящего солнца напоминая город, высеченный из драгоценного камня. Даже издали он казался резиденцией великого и могущественного короля: внушительный, грозный. Однако был в ней оттенок гостеприимства — как будто к человеку, правившему таким местом, можно было запросто подойти и попроситься на ночлег.

Склоны, ведущие к каэру, были расчищены под поля. Там работали крестьяне, готовя землю к весеннему севу. Когда отряд подошел ближе, крестьяне побросали свои мотыги и побежали встречать нас. Нам оказали теплый прием, и я решил, что многие из тех, кто работал в поле, приходились нашим воинам родственниками.

Мы поднимались по тропе к стенам каэра, когда из широко открытых ворот хлынула толпа детей и женщин. Все хотели нас приветствовать. Воины спешились, их мгновенно окружили. Мы шли пешком, но и нас встретили так же тепло: женщины смеялись, дети брали нас за руки, и многим из нас достались венки из весенних цветов. Сразу стало понятно, что отряд вернулся домой. В нашей реальной жизни так редко встречают…

— Почему все такие молодые? — спросил я Саймона. — Здесь никто не стареет?

Саймон подмигнул симпатичной девушке с длинными каштановыми локонами, и утвердительно кивнул.

— Не совсем так. Это только кажется, что они живут вечно. Но ты прав, стареют они не так, как мы. — Он посерьезнел и взглянул мне в глаза. — Ты тоже не постареешь, пока здесь находишься. Подумай об этом.

Надо же! Никогда не стареть! Я не успел обдумать это серьезное открытие. Нас закружили, чуть ли не на руки подняли, и повели в крепость. Сопротивляться было бесполезно, и вместо этого я стал смотреть на море. Сверкающая дуга широкого залива на юге тонула в темно-фиолетовых сумерках. Красиво! Вот и думай об этом, Льюис, сказал я сам себе. Почему бы тебе и не жить долго на этой вечно сияющей земле? Почему бы тебе не жить здесь всегда? Такая возможность ошарашила меня, раньше я и мысли такой не допускал.

— Это Мьюир Глейн, — сообщил Саймон, неправильно истолковав мое ошеломление. — Здесь в устье реки стоит королевская верфь, как раз вон там, — он указал в сторону залива, — между Сихартом и Модорном.

Он поспешил присоединиться к праздничной толпе, направлявшейся в каэр. Я неохотно последовал за ним, не очень-то уверенный, что меня там примут. Слова Саймона напомнили мне, что я все-таки здесь чужой. Я подумал и решил, что беспокоиться пока рано. Лучше осмотреть крепость.

Высокий частокол переходил в две деревянные стены. Они образовывали узкий коридор, наверняка ставший бы серьезным препятствием для противника, поскольку коридор вел не прямо к воротам, а вдоль стен. Бревна почернели от времени, но и только — ни следа гнили на них я не заметил. Что и говорить — надежное убежище для могущественного правителя.

Через высокие деревянные ворота мы прошли на просторный, заросший травой двор. По моим представлениям здесь могла разместиться целая армия. По периметру двора стояли невысокие круглые каменные домики с крутыми соломенными крышами. Были здесь дома и побольше, но основная часть служила простыми спальными помещениями. Два больших продолговатых строения, судя по дыму, использовались в качестве кухонь. Там стояли печи, в которых что-то варилось.

На противоположном конце двора возвышалась высокая крыша королевского зала: выглядел он как большой амбар из мощных дубовых бревен, опоясанный по низу камнем. Щели проконопачены зеленым и оранжевым мхом, от чего стены казались бархатными. Две двери, достаточно большие, чтобы в них могли проехать двое конных в ряд, стояли распахнутыми; по обеим сторонам возвышались огромные каменные колонны. У каждой наверху в огромных железных корзинах горел огонь. Колонны сверху донизу украшали замысловатые узоры — головы и тела птиц и зверей переплетались в бесконечно сложных узлах и завитках.

Возле колонн нас встретили царедворцы и сам король на красивой колеснице. Он выехал с дальнего конца. Спицы колес сверкали на солнце, плюмажи над вороными важно раскачивались. Король сошел с колесницы. От него глаз невозможно было оторвать. По всему двору от его фигуры растекались властные волны; неторопливые движения, и ни один человек, включая меня, не усомнился бы в том, что видит истинного повелителя.

Его имя — Мелдрон — означало «Золотой Воин», насколько я понимал древний кельтский язык, добавленная к имени часть «Маур» говорила о том, что перед тобой великий золотой король-воин, высоко чтимый своим народом. Он и вправду был золотой: сверкающий торк на шее сплетен из трех толстых золотых полос; пояс из золотых чешуек на манер рыбьей чешуи; мускулистые руки украшали широкие кольца из красного золота в форме переплетенных змей с рубиновыми глазами; желтый плащ с белыми гербами и каймой, прошитый золотыми нитями, колыхался за спиной; золотая рукоять меча горела. Позади короля стоял юноша с белым круглым щитом и длинным копьем с золотым наконечником.

На короля трудно было смотреть, почти как на солнце. Сияние ослепляло, а великолепие обжигало. Он подавлял величием: