Дорога в тысячу ли - Ли Мин Чжин

— Но все говорят, что дела на фронте развиваются в пользу Японии.

— Не надо верить всему, что слышишь от соседей или читаешь в газетах.

Сонджа инстинктивно оглянулась на окно и переднюю дверь. Если кто-то услышит такие предательские слова, они оба попадут в тюрьму. Она неоднократно говорила сыновьям: никогда, никогда не говорить ничего дурного о Японии или ходе войны.

— Ты не должен так говорить. У тебя могут быть проблемы…

— Здесь нас никто не слышит.

Она прикусила нижнюю губу и уставилась на него, все еще не в силах поверить в его появление. Прошло двенадцать лет. Но перед ней было то же лицо — то, которое она так сильно любила. Она любила его лицо, как любила сияние луны и холодную голубую воду моря. Хансо сидел напротив нее, и он смотрел ей в глаза, смотрел с добротой. Однако он остался сдержанным, уверенным в каждом жесте и слове. Он ни на мгновение не колебался. Он не походил ни на ее отца, ни на Исэка, ни на ее зятя или Кима. Он отличался от всех, кого она когда-либо знала.

— Сонджа, ты должна покинуть Осаку. Я пришел сюда, чтобы рассказать тебе об этом, потому что бомбы вот-вот уничтожат этот город.

Почему он не пришел раньше? Почему он держался в тени всю ее жизнь здесь? Сколько раз он видел ее, когда она его не видела?

Сонджа поняла, что гневается на Хансо, и удивилась этому.

— Они не согласятся уехать, а я…

— Ты о своем зяте? Он может быть дураком, но это не твоя проблема. Сестра согласится, если ты ей все объяснишь. Этот город построен из дерева и бумаги. Он сгорит, как большой костер, как только на него упадут первые американские бомбы. — Он помолчал. — Твои сыновья будут убиты. Ты этого хочешь? Я уже давным-давно отправил отсюда своих дочерей. Родители должны принимать на себя ответственность, ребенок не может защитить себя сам.

Тогда она поняла. Хансо беспокоился о Ноа. У него была японская жена и три дочери. Но у него не было сына.

— Откуда ты все это знаешь? Откуда ты знаешь, что произойдет?

— Откуда я знаю, что тебе нужна работа? Откуда я знаю, когда Ноа идет в школу, и что его учитель математики кореец, который притворяется японцем, что твой муж умер, потому что не вышел из тюрьмы вовремя, и что ты одна в этом мире? Это моя работа — знать то, чего не знают другие. Откуда ты узнала, как делать кимчи и продавать его на улице, чтобы заработать деньги? Ты знала, потому что хотела выжить. Я тоже хочу жить, а если я хочу жить, я должен знать то, чего другие не знают. Теперь я сообщаю тебе нечто очень ценное. Не потеряй эту информацию. Мир может попасть в ад, но тебе нужно защитить своих сыновей.

— Мой шурин не покинет свой дом.

Он рассмеялся.

— От дома останется кучка пепла. Японцы не дадут ему и сена за его боль.

— Соседи говорят, что война скоро закончится.

— Так и есть. Война скоро закончится, но не так, как они думают. Богатые японцы уже отправили семьи в сельскую местность. Они уже превратили свои деньги в золото. Ты не богата, но ты умна, и повторяю, вы должны уйти сегодня.

— Как мы это сделаем?

— Ким все возьмет на себя. Вы отправитесь на ферму за пределами префектуры Осака. Один человек, который выращивает сладкий картофель, у меня в долгу. У него много места, и там будет достаточно еды. Все вы должны будете работать на него, пока война не закончится, но у вас будет место для ночлега и еда. У Тамагучи-сан нет детей, он не причинит вам вреда.

— Почему ты пришел? — Сонджа заплакала.

— Сейчас не время обсуждать это. Пожалуйста, не глупи. Ресторан тоже будет разрушен, как и ваш дом. — Теперь он говорил быстро и деловито. — Это здание сделано из дерева и кирпичей. Твой шурин должен немедленно продать свой дом любому идиоту и собрать вещи. По крайней мере, он должен взять с собой документы о собственности. Вскоре люди побегут отсюда, как крысы, поэтому вы должны уйти сейчас, пока не стало слишком поздно. Американцы закончат эту глупую войну. Может быть, сегодня вечером, может быть, в течение нескольких недель. Немцы тоже проигрывают.

Сонджа сложила руки. Война продолжалась и так слишком долго. Все от нее устали. Без ресторана семья будет голодать. Их одежда износилась. Ткань, нитки и иглы невозможно достать. Как туфли Хансо могли так блестеть, если ни у кого не было крема для обуви? В последнее время проводили нелепые военные учения: в воскресенье утром бабушки и маленькие дети должны были практиковать удары копьем по врагу, используя бамбуковые колья. Им рассказывали, что американские солдаты насиловали женщин и девочек, что лучше убить себя, чем сдаться в плен таким варварам. В ресторане держали пучок бамбуковых кольев для работников и клиентов на случай высадки американцев.

— Могу ли я вернуться домой? В Пусан?

— Там нечего есть и тоже небезопасно. Женщин забирают из небольших деревень.

Сонджа выглядела озадаченной.

— Я уже говорил: никогда не слушай тех, кто говорит, что есть хорошая работа в Китае или в любой другой колонии. Эти рабочие места не существуют. Ты меня понимаешь? — Выражение его лица стало суровым.

— Моя мать в порядке?

— Она немолода, поэтому они не возьмут ее. Я постараюсь узнать.

— Спасибо, — сказала она тихо.

Озабоченная сыновьями, Сонджа не уделяла достаточно внимания благополучию матери. В редких письмах Чанджин, написанных для нее каким-то школьником, она уверяла, что все в порядке, выражала больше озабоченности о Сондже и мальчиках, чем о себе. Сонджа не видела мать много лет.

— Ты можешь быть готова сегодня вечером?

— Но как мне заставить Ёсопа послушать меня? Как я смогу объяснить…

— Скажи ему, что Ким сказал вам, что надо уезжать сегодня. Он разговаривает сейчас с твоей невесткой. Скажи ему, что он получил тайные сведения от своего босса. Я могу отправить Кима поговорить с ним у вас дома.

Сонджа помолчала. Она не верила, что кто-то сможет убедить Ёсопа уйти.

— Не должно быть никаких колебаний. Мальчиков нужно защищать.

— Но сестра будет…

— И что же? Послушай меня. Забирай сыновей и уходи. Разве они для тебя не самое важное?

Она кивнула.

— Приведи всех сюда в сумерках. Ким оставит ресторан открытым. Никто не должен знать, куда вы идете. — Хансо встал и серьезно посмотрел на нее. — Оставь остальных, если понадобится.

7

1945 год

В тот день, когда Хансо велел Сондже увезти мальчиков из города, Ёсоп получил предложение о работе. Раньше в тот же день остановилась бисквитная фабрика, но Ёсоп узнал, что на сталелитейном заводе в Нагасаки нужен бригадир. Ему предоставляли место в бараке для мужчин, точнее, комнату и питание, но Ёсоп не мог взять с собой семью. Зарплата была почти втрое выше прежней. Когда Ёсоп пришел домой, взволнованный предложением, у Кёнхи и Сонджи появилась надежда. Рука Хансо чувствовалась во всем, но что могла поделать Сонджа?

В сумерках Ким отвез женщин и мальчиков на ферму Тамагучи. На следующее утро Ёсоп оставил свою работу на фабрике, упаковал вещи в мешок и запер дом. Он отправился в Нагасаки, размышляя, что начинает путешествие в одиночестве впервые с момента переезда из Пхеньяна в Осаку.

Прошло несколько месяцев до начала бомбежек, но как только они начались, то продолжались уже в течение всего лета. Хансо ошибся насчет времени, но оказался прав в самом важном: город обратился в пепел.

Тамагучи, пятидесятивосьмилетний фермер, который выращивал сладкий картофель, не возражал против дополнительной пары рук. Его постоянные и сезонные рабочие были давно мобилизованы, трудоспособных мужчин, чтобы заменить их, не осталось. Кто-то из бывших работников уже погиб в Маньчжурии, двое вернулись с тяжелыми ранениями, про остальных доходили скудные новости об отправке в Сингапур и на Филиппины. Каждое утро, поднимаясь с футона, Тамагучи страдал от хронических возрастных болей, однако радовался старости, избавлявшей его от участия в глупой войне. Недостаток работников причинял ущерб его ферме, особенно с учетом того, как быстро рос спрос на картофель. Тамагучи мог требовать любую, сколь угодно завышенную цену и старался выжать каждую золотую каплю из национального бедствия.