Темные Пути - Сергей Борисович Удалин

покачивало, но это не пугало, а наоборот убаюкивало — настолько ласковой была река и спокойным течение. Сны тоже приходили приятные, добрые и солнечные.

Проснулся я от прикосновения к щеке чего-то лёгкого, почти невесомого. Может, это было и приятно, но слишком уж щекотно.

Я открыл глаза и увидел низко склонившуюся надо мной смазлицу. Впрочем, она тут же выпрямилась и стала подниматься с колен, как только заметила, что я проснулся.

— Шая? Что ты здесь делаешь?

Она ответила не сразу. Чуть наклонила голову влево, так что рассветное солнце стало светить прямо в глаза, и долго молча смотрела на меня.

— На тебя смотрю, — наконец проговорила она. (Как будто я сам не догадался!) — И вовсе ты никакой не веркувер. Они даже во сне напряжены, готовы к драке. А ты спишь, как младенец.

— А ты откуда знаешь, как они спят? — почему-то обиделся я.

Шая вздрогнула и быстро отвернулась.

— Да уж знаю, — ответила она совсем другим, потухшим голосом.

Нет, что-то я не то сказал. Она сейчас уйдёт, и я опять не поговорю с ней о главном.

— Подожди, Шая! — сказал я, поднимаясь. — Я о другом хотел спросить.

— О чём?

Мне показалось, что она и ждёт моего вопроса, и боится его. И её нерешительность передалась мне.

— А где все остальные? — ни с того ни с сего ляпнул я.

— Спят. Когда мы добрались до озера, все легли спать, а меня оставили на страже.

— И свины тоже спят? — я продолжал говорить глупости.

Но Шая словно бы и не удивилась и так же подробно ответила:

— Нет, свинов отпустили ещё на переправе. Плот слишком маленький, чтобы и они поместились. Отец сказал, пусть плывут на тот берег. Если повезёт, до дома доберутся. А нет, так погоню по ложному следу уведут.

— И тебе их не жалко?

Тут уже смазлица не выдержала и смешливо фыркнула:

— Значит, ты о свинах хотел со мной поговорить?

Чёрт возьми, она права. Когда ещё выдастся такой удобный момент? Нужно начинать, с каким бы трудом не ворочался во рту окаменевший вдруг язык.

— Скажи, Шая, это действительно было или только померещилось мне?

— Что "это"? — не поняла она.

— Ну, там, в становище…

Слов, чтобы как-то обозначить то происшествие, я так и не отыскал.

— А что было в становище?

Порошок ещё действовал, я легко улавливал эмоции смазлицы. И знал, что она просто притворяется непонятливой. Но, как ни странно, легче от этого знания не становилось.

— Значит, было, — будто бы самому себе подтвердил я. — И это было чудесно, только я мало что запомнил. Я ведь то приходил в сознание, то снова начинал бредить. Вот если бы ещё раз…

Луч солнца сверкнул на щеке Шаи. Ага, это слёзы. Мне уже приходилось их видеть в деревне Бо. Но те слёзы нисколько не интересовали меня. Зато сейчас…

— В том-то и дело, что тогда ты умирал, — быстро-быстро заговорила смазлица. — И я решила хоть чем-то облегчить твой путь к новой жизни. Старики говорят, в муках уходишь, в муках и возвратишься. А я не хотела, чтобы ты снова мучился.

— Ну, хорошо, я понял, — перебил её я, хотя на самом деле понял немного. — Но раз уж я остался жив, что мешает нам повторить это?

— Всё мешает, — неожиданно резко ответила смазлица. — Ты чужак. Уйдёшь от нас, как только появится возможность, и забудешь всё, что здесь с тобой произошло. Ты забудешь меня и даже не почувствуешь никакой вины. Для тебя женщина — неполноценное существо. Тебе вообще нужна не я, а любая, как ты говоришь, самка. Чтобы я полюбила такого отморозка? Да никогда! Ты и понятия не имеешь, что такое любовь.

— Так ты объясни! — я тоже начал горячиться. — Думаешь, мне легко приспособиться к вашим обычаям? У нас в городе никому бы и в голову не пришло разговаривать с самкой. Конечно же, ты совсем не похожа на них, но мне-то от этого ничуть не легче. Да я бы с нахтами объяснился проще, чем с тобой.

— Вот и милуйся со своими нахтами!

Солнце ещё ярче заиграло на лице Шаи. Я протянул руку, чтобы смахнуть её слёзы, провёл ладонью по щеке. Мокрая.

Неожиданно руки смазлицы оказались у меня на шее, а лицо приблизились вплотную. Я стоял, как древняя статуя на площади Магистрата, боясь что-нибудь опять сделать неправильно. Чувствовал, что дальше произойдёт что-то странное, но всё равно оказался застигнут врасплох. Шая вдруг впилась губами в мои губы, словно собиралась, как высосаль, выпить мою жизнь.

Не могу сказать, что это слишком приятно, но я решил терпеть в надежде на продолжение. И подумал, что ничего страшного не случится, если я проведу рукой по её руке. По волосам. По спине.

Её рука тоже не лежала без дела, спускаясь по моей груди и животу всё ниже, пока не встретила на пути преграду. Плот покачнулся под ногами. Или это в голове у меня покачнулось. Вдруг показалось, что я снова лежу в беспамятстве в становище нахтов, и вот сейчас, прямо сейчас повторится то волшебное видение.

Но смазлица вдруг отшатнулась и вскрикнула так же, как на болоте, когда мы отбивались от нахтов:

— Сзади, Луфф!

За время походов я привык не переспрашивать, и ещё не закончив разворот, был готов к бою.

Нет, на атаку нахтов это не было похоже. На краю плота лежала большая и неуклюжая ластоногая тварь и круглыми чёрными глазами бессмысленно пялилась на нас. На плоской, гладкой голове вместо носа торчал уродливый шишкообразный нарост, чем-то напомнивший мне знаменитую бородавку юродивого Гнеля. И нарост этот подозрительно вытягивался в мою сторону.

— Пошла прочь, скотина!

Наверное, я перестарался. Ни щупальцев, ни клешней, ни шипов, ни каких-либо других орудий убийства у твари не наблюдалось. Но она испугала Шаю и вообще появилась очень невовремя. Тем не менее, совсем не обязательно было атаковать её моим излюбленным ударом. Хватило бы и лёгкого шлепка. Но рефлексы сработали сами.

Животина успела завизжать так, что я и без порошка почувствовал бы её боль. Потом голова твари беззвучно раскололась пополам, чуть наискось, слева от нароста, и обмякшая туша медленно сползла с плота в воду.

Если бы даже мои спутники и не проснулись от вскрика Шаи и вопля зверюги, их бы наверняка разбудил дикий рёв, поднявшийся над тихим предрассветным озером. На берег выскочило десятка два нахтов и, один за другим попрыгав в воду, устремились к нашему плоту.

— Что они там раскричались? — без особого интереса спросил я у проснувшегося Тляка.