Человек маркизы - Ян Вайлер

Он подложил мне ещё один кусок мраморного пирога, и какое-то время мы просто сидели в залитом солнцем складском помещении и ели.

– Папа?

– Да?

– Расскажи мне про тот день, когда я родилась.

Папен потянулся.

– Это действительно произошло в поездке, как ты знаешь. Но это было не совсем возвращение из отпуска.

И он рассказал мне историю моего рождения.

В июле 1989 года мои родители были гражданами ГДР, и у них не было желания дожидаться конца этого государства-банкрота. Они действительно поехали в отпуск, по крайней мере попрощались со всеми дома.

– Мы не хотели никого волновать. И мы с твоей мамой собрались и сказали, что уезжаем в Венгрию. В кемпинг. Такое тогда разрешалось. А там можно было пересечь границу и двинуться на запад, в Австрию. Она, так сказать, была открыта.

– Мама тогда была уже на сносях. В таком состоянии не путешествуют, тем более не едут в молодёжный лагерь.

– Разумеется, все знали, что это всего лишь отговорка. Но никто не сказал: «Придумали тоже, ехать в отпуск на девятом месяце».

– А почему вы тогда удрали?

Папен подыскивал нужные слова. Я чувствовала, что он не хотел врать, хотя за последние две недели он прошёл у меня хорошую школу по этой части. Но он и не хотел говорить, что его в этот момент явно волновало.

– Я больше не мог этого выносить. И боялся.

– Чего?

– Системы.

Это не показалось мне удивительным, но я чувствовала разрыв между тем, что он говорил, и тем, что за этим крылось. Это было чем-то большим, чем система. Но он не договаривал. Какое-то время кивал, в подтверждение себе самому, а потом наконец сказал:

– Да. Так и было. – Он встал и уменьшил звук. Действие машинальное, чисто для перехода. Мой отец вышел из склада, и я услышала, как он передвинул какой-то хлам. Было очевидно, что он не хочет говорить об этом. И у меня не было желания грузить этой темой день моего рождения. Итак, мы ждали Алика, и я тайком полила лужу, пока мой отец мыл посуду.

К полудню появился Алик и принёс цветы, которые нарвал по дороге. Это меня ошеломило, я не ожидала, что по дороге от посёлка Ратингзее до склада рос хоть один цветок. Предположительно он сорвал все семь. Он был в восторге от идеи поехать в торговый центр, и мы отправились. По дороге мы слушали новый диск и пели во всю глотку:

Какой чудесный день

И эта превосходная волна

Ни о чём не думай больше

Пусть она сама несёт тебя.

В торговом центре я сделала глубокий вдох. Вот это жизнь! Бургеры! Снеки! Побродив немного втроём, мы разошлись, потому что Папен останавливался у других точек, чем мы. Ему нравилось разглядывать книги, особенно атласы. Мы же с Аликом просто лопались от нетерпения всё разведать и не хотели ждать, когда же Папен отыщет и покажет нам на карте Камчатку. Я попросилась на волю, и мой отец предложил пока разойтись, а через два часа встретиться в кафе-мороженом. За порцией в честь дня рождения.

Прошла пара часов. И была пара кроссовок Nike. И пара маек, дезодорант и гель для душа. Папен веселился, перечисляя всё, что я подносила ему под нос. Внезапное наличие денег само по себе для него ничего не означало, но от возможности купить что-то мне он был счастлив. Алику тоже перепало кое-что: фиолетово-жёлтая бейсболка баскетбольного клуба «Лос-Анджелес Лейкерс».

Когда мы под вечер вернулись на наш двор, где Папен, к нашему с Аликом огорчению, с шумом расплескал лужу, жизнь которой мы заботливо поддерживали, до нашего слуха донеслась музыка со стороны МБК. И тогда мне стало ясно, почему мы целый день провели в Оберхаузене. То был отвлекающий манёвр.

Лютц, Ахим, Октопус и Клаус воспользовались нашим отсутствием, чтобы украсить для меня пляж. Когда мы двинулись туда, они встретили нас, наряженные под жителей Гавайских островов. Над стойкой они растянули транспарант, на котором было написано «Ким счастья 15», что было не вполне точно, но всё равно меня порадовало. Они незнамо откуда набрали песка и посыпали им большую площадку. И соорудили бамбуковый трон для меня. Для королевы Гонолулу. Четверо мужчин с гирляндами на шее. Я была так счастлива. А потом были колбаски-гриль.

Позднее мы с Аликом сидели у воды, позади нас был свет и мужчины, а перед нами вязкий, как клейстер, канал. Алик подтянул к себе колени и обхватил их руками.

– Мне нравится твой отец.

– Мне тоже. А у тебя какой?

– Он хороший. Но есть вещи, о которых он не говорит. В основном они связаны с его прошлым.

– У моего так же. Кажется, это особенность отцов вообще. Когда я вырасту, то расскажу своим детям всё как есть.

– Да ты уже выросла, – сказал Алик и улыбнулся мне так, что сверкнули его зубы. Это был бы подходящий момент, чтобы поцеловаться. И если бы Алик вытянул губы всего на сантиметр, так бы и случилось. Но он не осмелился. И я тоже. Мы соприкоснулись плечами и долго смотрели друг на друга. Я чувствовала его волнение, а он моё. Но это просто не случилось. Из-за этого Октопус на заднем плане проиграл пари.

День моего рождения прошёл, и он был хорош. После того как Клаус удостоверился, что мне уже шестнадцать, он выставил на круг шампанское, сомнительное происхождение которого не выдал. Потом я лежала в постели и долго не спала, раскладывая по полочкам весь день.

В десять минут четвёртого в складе зазвонил телефон. Я сразу проснулась, ещё и потому, что не могла опознать этот звук. Этот телефон никогда не звонил за всё время, что я была здесь. Ни разу. И тут внезапно среди ночи.

Я слышала, как Папен ответил – тихо, чтобы не разбудить меня. Но я всё равно слышала каждое слово.

– Папен… Привет, Сюзанна. Ну?.. Хорошо там у вас в Америке?.. Здесь тоже тепло… Она спит… Сюзанна, у нас ночь, десять минут четвёртого… Разумеется, она чувствует себя прекрасно… С чего бы ей не чувствовать себя прекрасно?.. Мне бы не хотелось её будить.

Потом он возник в дверях и тихо сказал:

– Ким, ты можешь проснуться? Тут мама из Америки звонит.

Разговор был короткий. Джеффри было всё лучше, и он даже кормил недавно аллигатора. Хейко делает, кажется, хороший и даже гораздо лучший бизнес. Все американцы очень толстые. И