Застава - Френсис Уилсон

Несмотря на то, что на ней были блузка и свитер, она прекрасно чувствовала эту тяжелую руку - холодную и зловещую. Ей было невыносимо мерзко и хотелось лишиться чувств, чтобы не ощущать больше ее адского прикосновения. Другой рукой она попыталась нащупать лицо, но безуспешно. Потом Магда выпустила кресло - попробовала освободиться, отчаянно отбиваясь в жутком приступе ужаса. Ее туфли скользили по полу, пока она тщетно пыталась вырваться, извиваясь и выкручиваясь. Бесполезно. Но ни за что на свете она не осмелилась бы дотронуться до этой руки.

И вот появилась какая-то перемена - темнота начала отступать. Бледный овальный предмет приблизился к ней до расстояния в несколько дюймов. Это было лицо. То самое лицо из кошмарной "галлюцинации".

У него был широкий лоб, длинные и прямые черные волосы густыми прядями окаймляли лицо с обеих сторон, и эти толстые пряди походили больше на змей, вцепившихся ядовитыми зубами в безжизненный скальп. Слишком бледная, почти белая кожа, впалые щеки и крючковатый нос. Тонкие губы были слегка приоткрыты, обнажая крупные желтые зубы - длинные и острые, почти звериные. Но едва Магда заглянула ему в глаза, как ледяная хватка показалась ей сущим пустяком по сравнению с этим взглядом. Пронзительный визг затих, и она застыла, как каменная.

Эти глаза... Большие и круглые, холодные и хрустальные. Зрачки - как две огромные черные дыры, ведущие в хаос, не знающий разума, не признающий реальности; черные, как ночное небо, никогда не видевшее ни солнца, ни даже слабого света луны и звезд. Вокруг зрачков расстилалась непроглядная мгла, и, расширяясь до бесконечности, она будто бы открывала невидимые двери в мир ужаса и безумия.

Безумие... Оно манило и тянуло к себе. Там тихо, там безопасно, там никого нет. Как прекрасно было бы нырнуть в эту тьму и погрузиться в ее ослепительно-черную бездну... Как прекрасно!..

Нет!..

Магда попыталась обуздать нахлынувшие на нее чувства, отринуть их прочь. Но зачем же?.. Ведь жизнь - это болезни и несчастья, бессмысленная борьба, в которой проигрывают все. Какой в этом смысл?.. Ничто не ценится, чем бы человек ни занимался. Для чего тогда вообще пытаться что-либо делать?

Она почувствовала неодолимое желание приблизиться к этим глазам, жгучую страсть, сопротивляться которой не было сил. В этих глазах она видела мучительную жажду, но не просто сексуальное вожделение овладеть ею, а желание получить все ее существо - все до последней капли. Она почувствовала, что невольно поворачивается навстречу этим распахнутым черным дверям. Как легко войти туда!..

Однако Магда не шевелилась. Что-то внутри нее уже отказывалось сопротивляться, но одновременно требовало не делать никаких движений. А глаза звали и звали, и она уже так устала... В конце концов, какое все это имеет значение?

Звуки... Музыка... И в то же время - не музыка, а просто один высокий аккорд в ее пустом онемевшем мозгу... И вся эта музыка казалась... не имеющей мелодии, лишенной гармонии: какая-то дикая какофония, набор бешено гремящих и скрежещущих звуков, пробивающих щели в едва заметном остатке ее слабеющей воли. Весь мир вокруг - все на свете! - начало исчезать, растворяться, и остались только эти глаза. Только глаза... И она задрожала, раскачиваясь на краю вечности.

Потом услышала отцовский голос.

Магда мысленно вцепилась в этот знакомый до боли звук, хватаясь за него, как за спасательный канат, брошенный ей в пучину безумия, и стала медленно карабкаться на поверхность. Но отец не звал ее; он говорил сейчас даже не по-румынски. Однако это был его голос - единственный знакомый и добрый звук среди жуткого хаоса, окутавшего ее сознание.

Глаза исчезли. Магда была свободна. Рука отпустила ее.

Она стояла, задыхаясь, и сильно шаталась. На лбу выступила испарина, а ветер продолжал свирепствовать, рвал ее одежду, косынку. От него останавливалось дыхание. Но страх ее только усилился, потому что глаза эти сейчас поворачивались в сторону отца. А он ведь так слаб!

Однако профессор не отвел взгляда в сторону. Он снова заговорил, как и раньше, тщательно подбирая какие-то незнакомые ей слова. Магда увидела, что страшная улыбка на бледном лице исчезла, и губы теперь сомкнулись, превратившись в тонкую ленточку. Глаза сузились до щелок, будто мозг существа задумался над отцовскими словами, взвешивая их и стараясь понять.

Магда наблюдала за жутким белым лицом, не в силах пошевелиться. Наконец тонкая ленточка губ чуть заметно дрогнула, и ее кончики приподнялись. Последовал едва уловимый кивок. Все - решение принято.

Ветер стих так же внезапно, как начался. Лицо растворилось в темноте.

В комнате повисла звенящая тишина.

Все еще не двигаясь, Магда и отец молча смотрели друг на друга, в то время как холод и темнота на глазах покидали комнату. В камине треснуло догорающее полено, и этот звук, как ружейный выстрел, заставил Магду испуганно вздрогнуть. Ноги у нее подкосились, она покачнулась и только чудом успела схватиться за подлокотник кресла, чтобы не упасть.

- С тобой все в порядке? - тихо спросил профессор. Он уже не смотрел на нее, пробуя пошевелить пальцами в перчатках.

- Да, теперь все проходит. - Перед глазами Магды еще стояли картины немыслимого кошмара. - Но что это было?.. Бог мой, ЧТО ЭТО БЫЛО?!

Отец не слушал ее.

- У меня нет больше пальцев! Я их не чувствую. - Он начал медленно снимать перчатки.

Его отчаяние сразу вернуло Магду к жизни. Она встрепенулась и стала подкатывать кресло к камину, который разгорался все ярче и ярче. Магда чувствовала страшную слабость после только что пережитого потрясения, но сейчас это имело уже второстепенное значение. "О господи, ну за что мне такое?! Почему я всегда оказываюсь на втором месте? Почему я вечно должна быть сильной? Ну хоть один - всего один раз..." - Ей так хотелось ощутить себя слабой, чтобы кто-то другой позаботился о ней, стал бы ухаживать, помогать... Усилием воли Магда подавила в себе эти мысли. Нельзя дочери думать так, когда отцу необходима ее помощь.

- Папа, вытяни руки вперед! У нас нет здесь горячей воды; придется согревать их только теплом огня.

При свете мерцающих углей она видела, что руки у отца стали мертвенно-бледными - такими же белыми, как у этого... как у этой твари! Теперь пальцы у отца выглядели ужасно: короткие, с уродливыми шишками на суставах и кривыми горбатыми ногтями. На подушечках виднелись светлые точки - маленькие шрамы, как от уколов - следы недавно залеченной гангрены. Это были чужие руки. А Магда так хорошо помнила времена, когда у отца были красивые подвижные руки с длинными сильными пальцами. Руки ученого. И музыканта. Они жили как бы отдельной собственной жизнью, всегда находя себе какое-нибудь занятие. Теперь эти руки напоминали ей высохшие конечности мумии - какая-то карикатура на жизнь.