Между двух огней - Кристофер Бьюлман

Амбар не был пуст.

Священник вошел первым и увидел обнаженного мужчину, стоявшего на четвереньках и запихивавшего в рот сено. В его седой бороде и волосах запуталось множество травинок. У него были видны ребра, и он был грязный и мокрый — то ли от дождя, то ли от пота, вызванного лихорадкой. Но глаза у него были дикие. И он не был хрупким. Он извлек ржавую косу со сломанным косовищем из кучи деревенской утвари и направился к священнику.

Боже милостивый, он хочет меня съесть.

Затем вошли Томас и Дельфина — Томас с обнаженным мечом, — и мужчина выскочил в другую дверь, упав, когда острие косы ударилось о дверной косяк и выскользнуло у него из рук, но почти сразу же вскочил на ноги. Он побежал прямо через покрытое лужами поле и продолжал бежать, разбрызгивая босыми ногами воду, направляясь не в сторону дома, а к линии деревьев за полем.

Томас нарушил последовавшее молчание, сказав:

— Так вот как выглядит жнец без своей мантии.

Священник после паузы рассмеялся, но девочка только смахнула капли дождя с глаз и посмотрела на них, ожидая объяснений.

— Смерть, девочка. Смерть, — сказал священник.

Теперь она тоже рассмеялась, и этот смех разнесся по всему амбару.

* * *

Они развели огонь и сняли с себя столько одежды, сколько позволяли приличия, развесив ее сушиться на палках. Когда одежда высохла, они сняли нижнее белье, а затем повесили его на вешалку, надев сухое и уютное и радуясь, что в кои-то веки не замерзли и не промокли насквозь. Погода изменилась, и если раньше дни были теплыми, а ночи прохладными, то теперь дни были прохладными, а ночи холодными. Они договорились остаться в амбаре до утра, а затем осмотреть поля в поисках фруктовых или ореховых деревьев, или чего-нибудь еще, что они смогут найти. Тем временем они поставили наружу свои чашки и миски, а также шлем и набедренные доспехи Томаса, чтобы набрать достаточно воды и наполнить животы — это должно было несколько утолить их голод.

— Жаль, что у нас нет музыки, — сказал священник, тыча в тлеющие поленья сломанным концом косы, которой его чуть не убили.

— А мне — нет. У тебя может возникнуть желание спеть, — сказал Томас, осматривая свою ногу, по которой тварь ударила своим скипетром. Он подозревал, что кость голени была сломана; на ней образовался по-настоящему ужасный синяк, а кожа вокруг лодыжки тоже распухла и покрылась синяками. Проклятая тварь попала ему прямо в то место, где лошадь сломала ему ногу в Креси.

— Возможно, девочка споет, — сказал священник.

— Мне что-то не хочется, — сказала она, слегка мыча в нос. Ей было плохо. Температуры у нее не было, но она шмыгала носом и жаловалась на боль в области бедер. Ей было так холодно и сыро, что никто из мужчин не заподозрил у нее чумы. — А какую музыку ты бы хотел послушать, если бы мог выбрать? — спросила она отца Матье.

— О. Лютня. Несомненно, лютня. А ты, сэр рыцарь?

— Лютня? Это придворная музыка. Трубадуры заставляют жен раздвигать ноги, когда их мужья на войне.

— Я нахожу ее музыку очень красивой. Если игрок умелый. Чтобы овладеть игрой на лютне, требуется больше тренировок, ты согласен?

— Чем на чем?

— На барабане, например. Или на корнемюзе43.

— Это то, что я бы хотел услышать. Барабан и корнемюз.

— Солдатская музыка. Она для того, чтобы мужья бросали своих жен ради трубадуров.

— Ха!

Когда наступила ночь, они принялись рассказывать истории, чтобы скоротать время.

Начал священник, рассказав историю о рыцаре, который на самом деле был оборотнем, но очень тактичным — он удалялся в лес, чтобы сменить кожу. Однако жена предала его, спрятав его одежду, чтобы он не смог переодеться обратно; все решили, что ее муж исчез, и она смогла выйти замуж за своего любовника.

— Продолжай, — сказал Томас. — Закончи историю.

— Она закончена.

— Ад меня побери, если она закончена.

— Разве нет?

— Конечно нет. Ты рассказал только половину.

— Это все, что я знаю.

— Что это за чертов сорт историй? Жена-прелюбодейка побеждает? Благородный оборотень обманут и изгнан?

— Прости, если я тебя обидел. Возможно, тебе следует попросить кого-нибудь проинструктировать меня, какие должны быть истории.

— Представь себе, что это проповедь. В хорошей истории должна быть мораль. В чем мораль здесь? Шлюхи торжествуют?

— Я не знаю, — сказал священник, ерзая на месте. — Может быть. Какая-нибудь мораль о лживой природе женщины?

Томас пристально смотрел на священника в свете костра, и тому было трудно понять, шутит ли Томас или на самом деле сердится.

— Тогда это все объясняет, — сказал Томас. — Женщины рассказывают священникам истории о том, какие они плохие, чтобы те с ними не трахались.

— Вряд ли это работает. Я единственный известный мне священник, у которого в деревне нет признанной любовницы.

Вот теперь Томас рассмеялся, и священник расслабился.

— Я знаю, чем заканчивается эта история, — сказала девочка.

— Откуда?

— Отец часто ее рассказывал.

— Что ж, давайте послушаем, — сказал Томас.

— Рыцарь ушел в лес в облике зверя, — сказала Дельфина, и тут она зарычала по-волчьи. — И однажды его нашли король со своим охотничьим отрядом. Они уже собирались убить его, но тут большой волк поклонился королю.

— Это мне нравится больше, — сказал Томас, подталкивая священника локтем.

— Король решил сделать из него домашнего любимца и забрал его в свой замок. Все приходили полюбоваться на чудесного зверя, который был таким ручным и обходительным. Пока однажды не пришли жена и рыцарь... подождите, я кое-что забыла.

— Ты уверена, что знаешь эту историю? — спросил священник, но Томас снова толкнул его локтем, на этот раз чуть сильнее.

— Да, — серьезно сказала она и пристально смотрела на отца Матье до тех пор, пока тот не поднял ладони в знак согласия. Она чихнула и начала снова.

— Когда король нашел зверя, рыцарь, который женился на его жене, был там, и зверь на него зарычал.

Она зарычала и заскрежетала зубами, отчего оба мужчины рассмеялись.

— Они хотели его убить, и вот тогда он подошел и лизнул руку короля. Итак, мы вернулись в замок. И когда жена и плохой рыцарь вошли, зверь укусил ее за нос...

Дельфина замолчала, и священник понял, что она начала вспоминать, поэтому он дважды хлопнул в ладоши, напугав ее.

— История, история, — сказал он. Она кивнула и, сморгнув слезы, вытерла их рукавом и шмыгнула носом.

— Волк кусает ее. Он кусает ее. Рыцарь.

— Да, я