Опасное наследство - Кен Фоллетт

– И вышла замуж за дядю Джозефа «назло», как говорится.

– Я бы сказала, что она вышла замуж за него в припадке негодования. Он был старше ее на семь лет, что много, когда тебе семнадцать, и даже тогда он не отличался красотой, как и теперь. Но он был богаче, даже богаче Стрэнгов. Нужно отдать ей должное, она старалась быть ему хорошей женой. Но она до сих пор злится при мысли об упущенной возможности стать графиней Стрэнг.

– А что стало с самим Стрэнгом?

– Женился на французской графине и погиб в результате несчастного случая на охоте.

– Теперь мне даже почти жаль Августу.

– Что бы с ней ни происходило, она всегда желает большего: больше денег, более важной должности для мужа, более высокого положения для себя. Причина всех ее честолюбивых замыслов – будь то в отношении себя, Джозефа или Эдварда – то, что она до сих пор тоскует по тому, что ей мог бы предоставить Стрэнг: титул, фамильное поместье, беззаботная жизнь, богатство без необходимости работать. Но в действительности Стрэнг ей предлагал не это, а свою любовь. Именно любовь и стала ее главной потерей в жизни. И ничто не сможет ей возместить эту потерю.

Никогда у Хью еще не было настолько доверительной беседы с матерью. Он почувствовал, что готов открыть ей свое сердце.

– Мама, – начал он. – Кстати, о Мэйзи…

– О Мэйзи? – непонимающе посмотрела на него мать.

– О той девушке… из-за которой все произошло. Мэйзи Робинсон.

Лицо матери прояснилось.

– Августа ни разу не назвала ее имени.

Хью помедлил, затем выпалил:

– Она вовсе не падшая женщина.

Было видно, что мать смутилась. Обычно мужчины не заводили со своими матерями речь о проститутках.

– Понятно, – сказала она, отводя глаза.

Хью решил не сдаваться.

– Да, она из низших классов, это верно. И еврейка.

На лице матери отразилось удивление, но отвращения заметно не было.

– Кроме этого, ничего плохого про нее сказать нельзя. На самом деле… – он замялся.

Мать посмотрела ему прямо в глаза.

– Да? Говори.

– На самом деле она была… девственницей.

Мать покраснела.

– Извини, что говорю такое, мама, но если я не скажу, то ты будешь все знать только со слов тети Августы.

– И… она тебе нравилась? – спросила мать, чтобы не допустить неловкого молчания.

– Да, очень. – Хью почувствовал, что на глазах у него выступают слезы. – Не понимаю, почему и куда она исчезла. Я не знаю, где она живет. Я спрашивал слугу в конюшнях, где она работала, спрашивал в «Аргайл-румз», где мы с ней познакомились. Она нравилась и Солли Гринборгу, но он тоже в растерянности, как и я. Тонио Сильва был знаком с ее подругой Эйприл, но он вернулся в Южную Америку, а сам я Эйприл найти не могу.

– Как загадочно…

– Я уверен, что к ее исчезновению каким-то образом приложила руку Августа.

– Не сомневаюсь. Не понимаю, как именно, но в хитроумии ей не откажешь. Как бы то ни было, но теперь ты должен смотреть в будущее, Хью. В Бостоне перед тобой откроется столько возможностей, если только работать усердно.

– Она необычайная девушка, мама!

Было заметно, что мать ему не совсем верит.

– Рано или поздно ты ее забудешь.

– Даже представить себе не могу!

Она поцеловала его в лоб.

– Забудешь, обещаю.

II

На стене чердачной комнаты, которую Мэйзи делила с Эйприл, висел только один плакат, на котором была изображена она, Мэйзи, в плотно обтягивающем трико, стоящая на спине мчащейся в галопе лошади. Внизу красными буквами было написано: «УДИВИТЕЛЬНАЯ МЭЙЗИ». Картинка не совсем соответствовала действительности, потому что в цирке не было белых лошадей, да и ноги у Мэйзи были не настолько длинными. Тем не менее плакат ей нравился. Это было ее единственное напоминание о том времени.

В комнате стояли только одна узкая кровать, умывальник, стул и трехногая табуретка. Платья висели на гвоздях, вбитых в стены. Занавесками служила грязь на стеклах. Они пытались поддерживать чистоту, но все было без толку. Из дымохода летела сажа, сквозь трещины между половицами пролезали мыши, в промежутки между оконной рамой и кирпичной кладкой проникали насекомые и пыль с улицы. Сейчас шел дождь, и потому вода бежала струйкой с подоконника и капала сквозь щель в потолке.

Мэйзи одевалась, стараясь придать себе как можно более нарядный вид. Сегодня евреи отмечают Рош-Ашану, когда открывается Книга жизни, и в этот праздник Мэйзи всегда задумывалась над тем, что в этой книге записано про нее. Она никогда не молилась по-настоящему, но в глубине души надеялась, что на ее странице записано что-то хорошее.

Эйприл пошла приготовить чай на общую кухню, но быстро вернулась с газетой в руках.

– Тут про тебя, Мэйзи! – воскликнула она.

– Что?

– В «Ллойд уикли ньюз». Послушай: «Вниманию мисс Мэйзи Робинсон, урожденной Мириам Рабинович. Если мисс Робинсон свяжется с господами Голдманом и Джеем, адвокатами, в их конторе в Грейс-инн, то узнает нечто весьма важное для себя». Это ведь ты!

Сердце Мэйзи забилось сильнее, но она старалась держаться и не подавать виду, что волнуется.

– Это Хью. Я не пойду.

Эйприл казалась разочарованной.

– А вдруг тебе оставил наследство какой-нибудь давно потерявшийся родственник?

– Да пусть хоть королева Монголии, в Грейс-инн я все равно не пойду.

Всем своим тоном она пыталась выразить равнодушие, но сердце ее сжималось. О Хью она вспоминала каждый день и каждую ночь, глубоко переживая свое несчастье. Они едва друг друга знали, но забыть его оказалось невозможно.

А забыть его следовало бы. Она знала, что Хью ее ищет, ведь он едва ли не каждый день справлялся о ней в «Аргайл-румз», расспрашивал владельца конюшни мистера Сэммелза и обошел половину домов в Лондоне с дешевыми комнатами внаем. Потом поиски прекратились, и Мэйзи решила, что он сдался. Но, похоже, он просто сменил тактику и пытается теперь привлечь ее внимание, размещая объявления в газетах. С таким упорством скрываться от него очень трудно, тем более что она и сама страстно желает с ним увидеться. Тем не менее она твердо решила – раз она любит его, то не имеет права разрушать ему жизнь.

– Помоги мне одеться, – попросила она Эйприл, обхватывая руками корсет.

Эйприл принялась зашнуровывать корсет сзади.

– Мое вот имя никогда не печатали в газетах, – сказала она завистливо. – А твое уже целых два раза, если считать Львицу именем.

– И какая мне от этого польза? Ах, бог ты мой, ну я и растолстела.

Эйприл затянула шнурки потуже и помогла Мэйзи влезть в платье. Сегодня вечером они собирались повеселиться в мюзик-холле, куда их пригласил новый ухажер Мэйзи, редактор журнала средних лет, проживавший в Клэпхеме с женой и шестью детьми.

До ужина они еще хотели прогуляться по Бонд-стрит и полюбоваться витринами модных магазинов. Покупать они ничего не собирались. Скрываясь от Хью, Мэйзи отказалась работать на мистера Сэммелза – к его большому сожалению, ведь благодаря ей он продал пять лошадей и одного пони, и полученные от него деньги быстро таяли. Но Мэйзи, несмотря на непогоду, уж очень хотелось выйти на улицу – сидеть дома было просто невыносимо.

Платье показалось Мэйзи узковато в груди, и когда Эйприл натянула его повыше, она поморщилась. Эйприл посмотрела на нее с удивлением и сказала:

– У тебя что, соски болят?

– Да. Интересно, почему?

– Мэйзи, – обратилась к ней Эйприл озабоченным тоном. – Когда у тебя в последний раз были неприятности?

– Я не считала.

Она задумалась на мгновение, и по ее спине вдруг пробежал холодок.

– О боже…

– Когда?

– Вроде бы еще до скачек в Гудвуде. Ты думаешь, я беременна?

– У тебя распухли груди, соски болят, и неприятностей не было вот уже два месяца, – обеспокоенно перечисляла Эйприл. – Ты что, совсем глупая? И кто же это был?

– Хью, конечно. Но он сделал это только один раз. Разве можно забеременеть от одного раза?

– Всегда все залетают от одного раза.

– О бог ты мой…

У Мэйзи было такое чувство, что ее сшиб с ног поезд. В ужасе и смущении она села на кровать и заплакала.

– И что мне теперь делать? – беспомощно спрашивала она.

– Для начала пойти в контору к адвокатам.

Неожиданно все изменилось.

Сперва Мэйзи испугалась и рассердилась. Затем поняла, что теперь она просто обязана встретиться с Хью, хотя бы ради ребенка, которого носила под сердцем. Признавшись себе в этом, она ощутила не столько испуг, сколько облегчение и радость. Ее действительно хотелось увидеться с ним, несмотря на все доводы против. Ребенок все меняет. Теперь ее обязанность – не скрываться от Хью, а, наоборот, искать с ним встречи. От этой мысли она испытала одновременно облегчение и слабость.

Вместе с тем, когда Эйприл помогала ей подняться по лестнице в контору адвокатов в Грейс-инн, Мэйзи не могла сдерживать волнения. А вдруг объявление подал не Хью? Она бы не удивилась, узнав, что он отказался от попыток найти ее. Ни один мужчина не станет искать женщину вечно, если она этого не хочет. Возможно, объявление как-то связано с ее родителями, если они до сих пор живы. Вдруг они в последнее время разбогатели и теперь у них есть деньги на поиски? Она даже не знала, как к этому отнестись. Она часто мечтала о том, чтобы снова увидеть маму с папой, но стыдилась своего нынешнего образа жизни.